Ларс Кеплер - Гипнотизер

— Ушел, — неохотно признался он.

— Беньямин, где Беньямин? — спросила Симоне.

— Не здесь.

— Но та комната…

Симоне подошла к лестнице. Кеннет попытался удержать ее, но она вырвала руку, протиснулась мимо комиссара и побежала вниз по железным ступенькам. Теперь в подвале было светло, как в летний день. Три прожектора на штативах заливали помещение светом. Стремянку перенесли под маленькое окошко — оно было открыто. Шкаф с жилетами передвинули, проем тайника охранял полицейский. Симоне медленно пошла к нему. Она слышала, что отец говорит что-то у нее за спиной, но не понимала слов.

— Мне нужно туда, — слабо сказала она.

Полицейский поднял руку и покачал головой:

— К сожалению, я не могу впустить вас.

— Это мой сын.

Она почувствовала на плече руку отца, но попыталась высвободиться.

— Симоне, его здесь нет.

— Отпусти меня!

Она рванулась вперед и заглянула в комнату: на полу старый матрас, связки старых комиксов, пустые пакеты из-под чипсов, голубые целлофановые бахилы, консервные банки и большой блестящий топор.

Глава 28

Возвращаясь из Тумбы, Симоне слушала рассуждения Кеннета о несогласованности в работе полицейских. Она ничего не отвечала на его жалобы и посматривала в окно машины. Целые семьи куда-то ехали. Отправлялись в путь мамы с одетыми в комбинезоны малышами, болтавшими с соской во рту. Какие-то дети пытались одолеть снежное месиво на самокатах. У всех были одинаковые рюкзачки. Девчонки с праздничной мишурой в волосах, восторженно смеясь, ели что-то из пакета.

Прошло уже больше суток, как у нас отняли Беньямина, вытащили из кровати и выволокли из его собственного дома, думала она, рассматривая сложенные на коленях руки. Красные следы от наручников все еще были видны.

Ничто не указывало на то, что в его исчезновении замешан Юсеф Эк. В потайной комнате не было никаких следов Беньямина — только следы Юсефа. Скорее всего, Юсеф прятался в тайнике, когда Симоне с отцом спустились в подвал.

Симоне представила себе, как он сжался в комок и прислушивался к их шагам, уверенный, что они откроют его тайное убежище, и как, наверное, тихо он сумел потянуться за топором. Когда потом началась неразбериха, когда полицейские ворвались и схватили их с Кеннетом, Юсеф дождался, когда передвинут шкаф, и через подвальное окно вылез наружу.

Юсеф Эк ушел, обманул полицию и все еще на свободе. Его объявили в розыск, но он не мог похитить Беньямина. Оба события произошли в одно и то же время — вот что пытался сказать ей Эрик.

— Идешь? — спросил Кеннет.

Симоне подняла глаза и подумала, что похолодало. Кеннет несколько раз попросил ее вылезти из машины и идти домой. Только тогда она поняла, что они уже на Лунтмакаргатан.

Она отперла дверь квартиры и увидела в прихожей куртку Беньямина. Сердце подскочило к горлу; Симоне успела вообразить, что он дома — и вспомнила: его утащили в пижаме.

У отца было серое лицо. Он сказал, что хочет принять душ, и скрылся в ванной.

Симоне прислонилась к стене, закрыла глаза и подумала: «Если только мне вернут Беньямина, я забуду все, что было и будет в эти дни. Я никогда не стану говорить об этом, ни на кого не буду злиться, никогда не буду думать об этом, я только буду благодарна».

Кеннет включил воду в ванной.

Симоне, вздыхая, стащила с себя ботинки, сбросила куртку на пол, прошла в спальню и села на кровать. Вдруг оказалось, она не помнит, что собиралась сделать в этой комнате — найти что-то или просто прилечь отдохнуть. Она чувствовала ладонью прохладу простыни; из-под подушки торчали смятые штаны Эриковой пижамы.

Душ перестал шуметь, и в ту же минуту Симоне вспомнила, зачем пришла в спальню. Она собиралась принести отцу полотенце, а потом включить компьютер Беньямина и попробовать найти что-нибудь, что имело бы отношение к похищению. Дверь ванной открылась, и вышел Кеннет, полностью одетый.

— Полотенце, — сказала она.

— Я взял маленькое.

У отца были мокрые волосы, от него пахло лавандой. Симоне поняла, что он использовал дешевое жидкое мыло, стоявшее на раковине.

— Ты что, мыл голову мылом? — спросила она.

— Запах приятный.

— Пап, там есть шампунь.

— Какая разница.

— Ладно, — улыбнулась Симоне. Она решила не объяснять отцу, для чего служит маленькое полотенце.

— Я сварю кофе, — сказал Кеннет и пошел на кухню.

Симоне положила серую купальную простыню в комод, потом пошла в комнату Беньямина, включила компьютер и села на стул. В комнате царил беспорядок: постельное белье валяется на полу, стакан перевернут.

Компьютер загрузился, прозвучал приветственный сигнал. Симоне положила пальцы на мышку и через несколько секунд щелкнула по изображению Беньямина, чтобы войти в систему.

Компьютер потребовал имя пользователя и пароль. Симоне ввела «Беньямин», перевела дух и напечатала «Дамблдор».

Экран мигнул, как закрывшийся глаз, и снова зажегся.

Симоне вошла в систему.

На рабочем столе было изображение оленя на лесной поляне. На траве, на деревьях — волшебный росистый свет. Пугливое животное именно в этот миг казалось совершенно спокойным.

Симоне понимала, что вторгается в самую личную сферу жизни Беньямина, но частица сына словно оказалась рядом. Отец у нее за спиной сказал:

— Ты гений.

— Нет.

Кеннет положил руку ей на плечо. Симоне открыла электронную почту и спросила:

— Насколько давние письма будем искать?

— Посмотрим всё.

Симоне стала прокручивать папку входящих писем, открывая письмо за письмом.

Одноклассник спрашивает насчет встречи.

Обсуждение групповой работы.

Кто-то утверждает, что Беньямин выиграл сорок миллионов евро в испанскую лотерею.

Кеннет вышел и вернулся с двумя кружками.

— Капля кофе — лучший напиток на земле, — сказал он и сел. — Как тебе удалось запустить компьютер?

Симоне пожала плечами и отпила кофе.

— Надо позвонить Калле Еппсону, сказать, что его неторопливая помощь больше не требуется.

Симоне продолжила листать почту, открыла письмо от Аиды. Та шуточно излагала содержание плохого фильма и сообщала, что Арнольд Шварценеггер — это лоботомированный Шрек.

Еженедельное письмо из школы.

Банк предупреждает об обнародовании данных о счете.

Фейсбук, Фейсбук, Фейсбук, Фейсбук, Фейсбук.

Симоне зашла на страничку Беньямина на Фейсбуке. Сотни запросов, касающихся группы «hypno monkey».

Все сообщения были связаны с Эриком. Какие-то теоретики иронизировали, что Беньямин такой медведь из-за того, что его погрузили в гипноз, и доказывали, что Эрик загипнотизировал всех шведов поголовно. Некая личность требовала возмещения ущерба, утверждая, будто Эрик загипнотизировал его пенис.

Ссылка на видеоролик. Симоне прошла по ней и ознакомилась с фильмом под названием «Говнюк». За кадром какой-то ученый описывал действие медицинского гипноза, а на экране Эрик пробирался мимо нескольких человек. Вот он случайно толкнул пожилую женщину с роллатором, которая выставила ему вслед средний палец.

Симоне вернулась в папку входящих писем и нашла короткое послание от Аиды, от которого у нее зашевелились волосы. В письме содержалось нечто, от чего в ней начала подниматься неясная тревога. Ладони внезапно вспотели. Симоне повернулась к Кеннету, пытаясь привлечь его внимание.

— Прочитай это.

Симоне развернула экран так, чтобы отец мог прочитать письмо Аиды: «Никке говорит, что Вайлорд сердится, что он раскрыл пасть на тебя. Беньямин, по-моему, это на самом деле может быть опасно».

— Никке — младший брат Аиды, — пояснила Симоне.

— А Вайлорд? — спросил Кеннет и глубоко вздохнул. — Такого знаешь?

Симоне покачала головой. Внезапная тревога сжалась в плотный темный шарик, перекатывавшийся у нее внутри. Что она знает о жизни Беньямина?

— Наверное, это название какой-нибудь покемоновской фигурки, — сказала она. — Брат Аиды, Никке, говорил про Вайлорда.

Симоне переключилась на папку с отправленными письмами и нашла тревожный ответ Беньямина: «Пусть Никке никуда не ходит. Не разрешай ему спускаться к морю. Если Вайлорд рассердится по-настоящему, кому-то из нас придется плохо. Надо бы пойти в полицию. Думаю, что сейчас это слишком опасно».

— Вот черт, — сказал Кеннет.

— Я не знаю, серьезно это или игра.

— Не похоже на игру.

— Не похоже.

Кеннет тяжело вздохнул, потер живот и медленно спросил:

— Аида и Никке. Что за люди?

Симоне смотрела на отца, не зная, как отвечать. Он бы никогда не понял такую, как Аида. Одетая в черное, с пирсингом, накрашенная и татуированная девочка с непростой обстановкой в доме.