Тонущая женщина - Хардинг Робин
Я еду на север, направляясь в Беллингхем. Этот небольшой город расположен у канадской границы, от Сиэтла до него ехать полтора часа. Центр реабилитации, в котором проживают двадцать человек, размещается в старинном особняке на краю города. Все они стараются заново выстроить свою жизнь, разрушенную совершенными ими преступлениями. К их услугам службы поддержки: психологи, помогающие избавиться от наркотической и алкогольной зависимости, программы по освоению профессий, занятия по управлению гневом… но работу и в конечном итоге жилье они должны будут найти сами.
Восходит солнце, поток транспорта на городских улицах редеет. Я подъезжаю к придорожному кафе. Нервничаю. Из машины выходить боязно, вдруг за мной следят. Но моему организму требуется кофеин и сытная еда. Минувшим вечером мой ужин состоял из чипсов, купленных в торговом автомате, и в животе у меня урчит от голода. Я заказываю большой стакан кофе с сэндвичем и подхожу к окошку, из которого выдают заказ. Пока жду, думаю о человеке, который ответил на мой звонок. Ему известно мое имя, он спросил, где я нахожусь. Теперь я точно знаю, что мне грозит опасность. Сомневаться не приходится. Тогда зачем я, подвергая себя риску, еду на встречу с братом Джесси? Что надеюсь выяснить?
В голове сумбур – от беспокойства и недосыпа, – но я пытаюсь найти объяснение своей поездке. Возможно, на север меня толкает природное любопытство, потребность побольше узнать о мужчине, с которым я встречалась. Который заставил меня поверить, что он честный, порядочный человек. Которому я была не безразлична. Который наверняка спал с моей единственной подругой, вступил с ней в отношения, приведшие к его гибели.
Или, может быть, мне необходимо услышать, что Картер Самнер – вопреки известным фактам – все же не был законченным негодяем. Может быть, я хочу услышать от Шона, что некогда его младший брат был душевным, добрым, чутким юношей. Что он выбрал кривую дорожку и попал в беду, но все-таки Джесси, которого я знала, существовал на самом деле. Что он стремился начать новую жизнь. Что нас с ним связывали настоящие чувства. Тогда я смогу его оплакать. И забыть.
Еще не поздно повернуть назад. Поехать прямиком в аэропорт Сиэтл/Такома и сесть в самолет. Перелистнуть эту отвратительную главу своей жизни и начать новую.
Конец моей внутренней борьбе кладет юноша, работающий в кафе. Он передает через окошко мой заказ. Я ставлю стакан на подлокотник-бардачок, сэндвич кладу на колени и еду дальше. Приблизившись к автостраде, я медлю лишь секунду, а потом въезжаю на эстакаду, ведущую на север.
* * *Кофе с сэндвичем придают мне сил. Когда я доезжаю до первого поворота в Беллингхем, дождь прекращается. Под низким серым небом я веду автомобиль по жилым улицам к центру реабилитации. Адрес я записала на листочке, вырванном из блокнота Джесси, и сейчас то и дело перевожу взгляд с него на дорогу, углубляясь в предместье. Обитатели этих тихих домиков знают, что рядом с ними живут двадцать бывших зэков? Как они это воспринимают? Толерантно? Оказывают им поддержку, считая, что каждый человек заслуживает второй шанс? Или подписывают петиции, обращаются с жалобами в городской совет, подстраивают им всякие гадости? Только не у меня во дворе…
Я паркуюсь напротив центра реабилитации, на другой стороне улицы. На вид обычный дом – большой, но безобидный, от соседних отличается лишь отсутствием индивидуальности. У соседей висят корзины с цветами, у кого-то на крыльце трехколесный велосипед, у кого-то – розовый фламинго на клумбе. Во дворе дома, где живет Шон Самнер, ничего подобного нет. Это перевалочный пункт на пути к новой жизни. Или обратно в тюрьму, если что-то не сложится.
Я заглушаю двигатель. Часы на приборной доске показывают 6:47 утра. Видно, что дом проснулся, его обитатели собираются на работу – на фабрики и в кухни, на доки и в гастрономы. Я допиваю кофе, не отрывая глаз от входной двери, – жду, когда он появится. Узнаю ли я Шона Самнера по тому единственному нечеткому фото? Похож ли он на Джесси по поведению и манерам? Почему-то я уверена, что узнаю его.
Первым из дома выходит афроамериканец. Вскоре следом появляется второй – мужчина европейской наружности, но невысокий и жилистый; вряд ли это Шон Самнер. На фото, что я видела в Интернете, Шон – рослый детина со сломанным носом и пронизывающими голубыми глазами. Вот выходит еще один. Этот вроде бы похож на брата Джесси, хотя точно сказать трудно. И лишь когда ледяной взгляд его голубых глаз скользнул по моей машине, сомнения отпадают. Не дожидаясь, когда сдадут нервы, я выбираюсь из автомобиля.
– Шон! – окликаю я, спеша к нему через дорогу. Он оборачивается, задерживает на мне холодный взгляд, но молчит. – Можно с вами поговорить? Я не отниму много времени.
– Мне надо на работу. – Он идет по улице.
– Это по поводу вашего брата! – кричу я вслед, надеясь, что он остановится, поговорит со мной, но он и не думает замедлять шаг. – Он умер, – добавляю я, понимая, что бессердечно вываливать на него печальную весть, что называется, походя. Но я что, зря сюда ехала?
Шон Самнер останавливается, испускает тяжелый вздох. Я вижу, как при этом вздымаются его плечи. Он медленно поворачивается и идет ко мне.
– Не может быть, – говорит он, останавливаясь в нескольких шагах от меня. – Мне бы сообщили.
– Я видела его труп собственными глазами. – Мой голос немного дрожит. – Картера убили.
На скулах Шона перекатываются желваки, и это единственный признак, что мои слова отложились в его сознании.
– Давайте я угощу вас кофе, – предлагаю я, хватаясь за представившуюся возможность. – И расскажу все, что мне известно.
Он бросает взгляд на дешевые наручные часы; на лице его отражается внутренняя борьба, которую он ведет сам с собой, разрываясь между чувством долга и любопытством, потребностью получить информацию о погибшем брате.
– Ладно, – бурчит Шон.
Любопытство возобладало. Как я и рассчитывала.
Глава 43
– У меня мало времени, – предупреждает Шон, когда в закусочной мы усаживаемся за столик. Перед нами – бумажные стаканчики с водянистым кофе. – Что с ним случилось?
Я не знаю, что больше интересует Шона: как или за что убили его брата?
– Его зарезали, – отвечаю я, стараясь быть краткой. – За что – не знаю.
– Он вечно злил серьезных людей. – Шон отпивает кофе. – Я пытался уберечь его от беды.
– Вы вдвоем вломились в чужой дом и избили пожилую чету, – саркастически напоминаю я.
– Выходит, не уберег, – пожимает он плечами.
Такое впечатление, что убийство брата совершенно его не трогает. Не печалит, не вызывает никаких эмоций, кроме любопытства. Должно быть, он ненавидит его. Но все равно равнодушие – не самая адекватная реакция. Аномальная. Аж в дрожь бросает. Должно быть, Шон Самнер – социопат. Либо Картер был настоящим чудовищем. Мне не по себе от его близости. Но я не отступаю.
– Расскажите о нем, – прошу я. – Каким был Картер?
Шон мрачно усмехается.
– Вы одна из его подружек, что ли?
От его снисходительного тона мое лицо пылает.
– Да, мы встречались.
– Дамы на него вешались пачками, – кивает Шон, – а Картеру все было мало. У него всегда одновременно были две, три, а то и четыре женщины.
– Тот Картер, которого я знала, был добрым человеком, – вступаюсь я за своего бывшего бойфренда. – Заботливым. Любил своих племянниц. Ваших племянниц.
– Наша сестра к своим дочерям нас никогда не подпускала, – фыркает Шон. – Говорила, что наше влияние пагубно.
Значит, Джесси не выдумал… тот концерт на флейтах, исполнение песенки «Горячие крестовые булочки».
– Он казался таким искренним, – тихо произношу я, словно самой себе, – таким… сердечным.
– А вот про сердечность Картера вы спросите того старика. – Лицо Шона суровеет, становится непроницаемым. – Мой брат избил его до полусмерти, ни за что. Он был старый и тщедушный, не представлял никакой угрозы. Мы могли бы спокойно уйти. Но Картер как с цепи сорвался. Упивался своей силой, своей властью.