Мария Эрнестам - Гребень Клеопатры
Мари невидящим взглядом смотрела прямо перед собой.
— Согласна, все варианты возможны. И я надеюсь, что один из них верный, потому что в противном случае убийца — один из нас.
Роковые слова были произнесены и теперь извивались на полу, как ядовитые змеи. Анна заметила, как блестят светлые волосы подруги. «Красивый крест, — подумала она, — наверное, Мари купила его в Ирландии».
Она погладила Мари по щеке.
— Мари, — прошептала она.
Этого было достаточно, чтобы Мари съежилась и зарыдала. Сначала тихо, потом все громче и отчаяннее. Всхлипы перешли в стоны. Анна достала два стакана и бутылку виски, которую оставил ей отец. Он сказал, что никогда не сумеет достойно отблагодарить ее за то, что она для него сделала, и хочет хоть как-то выразить свою признательность. Она налила виски в стаканы и подала один Мари.
— Возьми. Я знаю, ты не любишь виски, но сейчас тебе необходимо выпить.
Мари одним глотком опустошила стакан. Анна тоже. Рука заболела еще сильнее, и она с трудом подавила стон.
— Что же нам теперь делать, Анна? — в истерике спросила Мари.
— Будем исходить из того, что обе смерти были естественными. Я поговорю с Эльсой и Мартином Данелиусом. Скажу, что мы настаиваем на этой точке зрения, и пусть они сами решают, как поступить с гонораром. Может быть, Эльса согласится оставить нам деньги за молчание. Она же просила нас убить ее мужа.
— Она сейчас дома?
Анна встала, подошла к двери и открыла ее.
Дом напротив казался безлюдным, но в одном из окон горел свет. Начался дождь, противный дождь со снегом, который скрадывал контуры домов и деревьев и образовывал на тротуарах отвратительную жижу. Она вернулась на кухню.
— У нее горит свет. Наверное, она дома. Но я сейчас не в состоянии с ней разговаривать.
— Нет, не уходи. Не оставляй меня одну. Пожалуйста!
Мари поднялась со стула, подошла к Анне и прижалась к ней всем телом. Та устало уронила голову Мари на плечо. Она чувствовала, как грудь Мари прикасается к ее телу и думала о том, что им не хватает только Фредерика. Все было бы гораздо проще. Она заволновалась.
— Где сейчас Фредерик?
— Не знаю. — Мари ослабила объятие и посмотрела на нее опухшими от слез глазами. — Он рассказал мне все это и повесил трубку. Я перезвонила ему, но он не ответил. А потом я побежала к тебе.
— Он не говорил, что собирается делать, куда пойти? Постарайся вспомнить. Мне кажется, это очень важно.
Мари попыталась сосредоточиться.
— Он говорил о Мартине Данелиусе… об убийстве… о том, что у нас проблемы. Кажется, что-то о Миранде. Не знаю. По-моему, он пробормотал: «Придется сделать выбор, больше нет сил. Никаких иллюзий» — сказал он твердо. Именно так. «Никаких иллюзий!»
Анна была уже в прихожей.
— Мы должны найти Фредерика, — сказала она. — Думаю, ты лучше меня знаешь, где его искать.
Глава двадцать первая
Мутные глаза. Мокрые губы. Ядовитые змеи. Мох, почва, кора… Слова старика. Спасибо за то, что вы сделали. Спасибо, что вы помогли Анне перейти на другую сторону. Теперь она свободна. И я свободен. Не могу выразить, как я вам благодарен. Я буду признателен вам до самой смерти.
До самой смерти.
Вопросы. Она мертва. Умерла пару дней назад. Удивление на лице старика: «Вы не знали? Я не верил, что вы согласитесь. Я так счастлив. Гонорар. Конечно. Горе. Конечно. Смерть окончательна и бесповоротна. Как и горе. Но не страдание. Страдание длится бесконечно. Вы положили конец ее страданиям».
Страх.
Снова вопросы. Что спросить? Как? Я схожу с ума. Как мне успокоиться? Как найти силы вести себя нормально? Вокруг червяки. Израненная душа. Вина. Ты не мог спасти кроликов. Ты не мог спасти Анну. Ты не мог отказать Михаэлю в его просьбе. Ты просто сбежал. Как трусливый мальчишка. И вот теперь на твоей совести две смерти.
Ты должен предотвратить третью.
Гонорар. Каймановы острова. Счет в банке. Смех. Протянутая рука. Ружье. Побег. Спасибо. Приходите еще. Надо бежать. Прощайте. Закрывшаяся дверь.
Тишина. Эхо шагов. Его собственных. Мужчина, спасающийся бегством. Мужчина ли?
Фредерик бежал и чувствовал, как слова пульсируют у него внутри, словно каждое превратилось в сердце, стремящееся вырваться наружу и узнать правду. Спасибо. За. То. Что. Вы. Помогли. Моей. Жене. И потом слова Михаэля: «Уничтожить господина Алениуса»; «Владеть „Фата-морганой“»; «Владеть иллюзией». Иллюзия.
Он позвонил Мари. Он сделал это инстинктивно. Звук ее голоса немного его успокоил. Он сообщил ей, что произошло. Она расскажет это Анне.
Все узнают.
Фредерик поднял глаза и понял, куда направляется. В мир иллюзий. Но он не хотел туда. Не хотел идти в «Фата-моргану». Не хотел к нему. К ней. К Миранде. Она ему не нужна.
Он остановился. Достал мобильный телефон и набрал номер. Воротник сдавливал горло. Ледяная паника. Солнце исчезло. Мгла сгущается. Голос Михаэля.
— Привет, Фредерик.
Его вопрос, заданный чужим голосом. Голос маленького мальчика. Милый папа. Милый папа.
— Конечно, я тебе его дам. Я не даю адрес дочери кому попало, но она сама попросила твой номер телефона и много расспрашивала о тебе. Ты мне нравишься, Фредерик, ты это знаешь. Но мою дочь я люблю до безумия. Диктую адрес…
Он попытался запомнить название улицы, повторяя его снова и снова. Слова перемешались у него в голове. Он с трудом поднял руку, чтобы остановить летящее мимо такси. Летящее? Нет, скорее прыгающее. Как кролик.
Он сел в машину, и слезы хлынули у него из глаз. Неважно, видит ли таксист, что он плачет, ему наплевать. Фредерик закрыл лицо ладонями и плакал, пока у него больше не осталось слез. Он вытер лицо и подумал, каким жалким покажется Стелле. И вдруг осознал, что это первая разумная мысль, пришедшая ему в голову после того, как он увидел Мартина Данелиуса в дверях кафе.
Она стояла в саду, когда он приехал. Стояла, разумеется, только в его воображении. В мире иллюзий ее инвалидность была нормальным явлением. Колеса застревали в опавших листьях под яблонями. Фредерик расплатился с таксистом и проводил отъезжавшую машину взглядом. Он боялся заговорить со Стеллой. Эти длинные светлые волосы. Эта хрупкая фигурка. Сияющие глаза. Как изумруды. Или стразы. Не все то золото, что блестит. Фальшивые бриллианты сверкают так же ярко, как и настоящие. Все зависит от того, кто смотрит на шею. Шею, которую можно обхватить руками.
И сдавить.
Весь дрожа и стараясь дышать спокойно, он медленно шел к девушке. С каждым шагом он видел ее все четче. Она не иллюзия. А женщина в инвалидном кресле. Настоящая. Живая.
— Привет, Стелла.
Она протянула к нему руки. Фредерик видел тепло в ее глазах. Или это было ожидание? Ее бледные щеки покрылись легким румянцем. Губы приоткрылись. Он чувствовал, что терять ему нечего. Все уже потеряно. Вначале было слово, но еще раньше была любовь. Фредерик взял ее за руки. Они были теплыми. Он поцеловал их одну за другой в ладонь и прижал к своим щекам. Такие теплые, сильные… Не отпуская ее рук, он присел на корточки, и их лица оказались на одном уровне.
Стелла улыбнулась.
— Папа сказал, ты спрашивал мой адрес… я надеялась… Ведь я позвонила ему и попросила твой номер телефона. Это смелый поступок для женщины-инвалида. Может, я бы так и не отважилась позвонить сама…
Он больше не мог сдерживаться. Опустился перед ней на колени, не обращая внимания на мокрые листья. И поцеловал. Сначала осторожно, словно спрашивая у нее разрешения, потом, когда она ответила на поцелуй, — страстно, отчаянно. Пахло мокрой землей, но Фредерик чувствовал только аромат цветущих яблонь весной и зрелых яблок осенью. Ему пришло в голову, что жизнь — это не спуск по наклонной плоскости, а ровная дорога, по которой при желании можно вернуться назад и именно там встретить свое счастье.
Фредерик выпустил Стеллу из своих объятий, чтобы заглянуть ей в лицо. Сияющие глаза. Улыбающиеся губы. Он чувствовал ее дыхание на своей коже.
— Я поняла это, как только увидела тебя, — сказала молодая женщина. — Ты стоял в саду, и я подумала: «Это он». Но я старалась не выдать себя. Боялась поверить, что это возможно. — Она снова улыбнулась: — Пойдем в дом. Помоги мне с креслом. Так будет быстрее. Это единственный раз, когда я прошу тебя о помощи. Только тебя, никого другого.
Он вскочил, взялся за спинку кресла и покатил его к крыльцу. Перед дверью остановился, заметив, что колеса запачканы землей.
— Внеси меня в дом, Фредерик. Оставь это чертово кресло на крыльце. Притворимся, что я вывихнула ногу. Я хочу хоть на несколько минут почувствовать себя нормальной женщиной.
— Для меня ты — самое нормальное в этом безумном мире. Мне кажется, я…
Стелла обняла его за шею, заставив замолчать. Фредерик вдохнул свежий аромат ее волос и понял, что сейчас снова заплачет. Он поднял ее на руки и подумал: она легкая как перышко и хрупкая как стекло, а стекло — дитя песка и огня.
