Джозеф Файндер - Директор
– Значит, Ринальди подумал, что это Стадлер лазал в дом к Коноверу?
– Ринальди это отрицает, но мне кажется, что именно так он и подумал.
– Выходит, по-твоему, Коновер или Ринальди как-то причастны к убийству Стадлера?
– Я не знаю, но этот Ринальди какой-то странный.
– Я с ним знаком.
– Мне он намекнул, что вы с ним вообще чуть ли не друзья.
– Друзья? – усмехнулся Нойс.
– Когда Ринальди служил в полиции в Гранд-Рапидсе, его там не очень любили. Ему пришлось уйти оттуда, потому что подозревали, что он присваивает найденное на месте преступления.
– Откуда ты знаешь? – внезапно оживился Нойс.
– Я позвонила в Гранд-Рапидс и нашла тех, кто был готов о нем говорить.
– Вот это ты зря сделала, – нахмурился Нойс.
– Почему?
– Ты не представляешь, с какой скоростью распространяются сплетни. Не удивлюсь, если Ринальди очень скоро узнает о том, что ты наводила о нем справки, а это совсем ни к чему. Он насторожится, и его трудней будет уличить во лжи.
– Ладно…
– Значит, ты подозреваешь Ринальди в убийстве Стадлера?
– Я этого не говорила. Просто Ринальди бывший полицейский, и у него могут быть самые разные знакомые.
– Которых можно попросить прикончить свихнувшегося маньяка? – вопросительно подняв бровь, Нойс водрузил очки обратно на переносицу.
– Думаете, это невероятно?
– Думаю, не очень вероятно.
– А по-вашему, вероятнее, что из-за наркотиков убили человека, никогда не имевшего к ним никакого отношения? У Стадлера не было наркотиков в крови. В кармане у него лежал пакетик с фальшивыми наркотиками. По-моему, нас просто хотят убедить, что все было так, как кажется на первый взгляд.
– Возможно, ты права.
– Потом, на мешке, в который был положен труп, не найдено отпечатков пальцев. Вместо них там следы талька от резиновых перчаток, в которых обращались с трупом. Все это очень странно. Мне бы хотелось знать, кому Ринальди звонил в последнее время по телефону.
– Ты представляешь, какой шум поднимется, если мы потребуем у корпорации «Стрэттон» отчета о том, куда звонит начальник ее собственной службы безопасности?
– А как насчет списка звонков Ринальди с домашнего и мобильного телефонов?
– Это проще.
– Вы подпишете мое требование предоставить нам список его звонков?
– Хорошо, – поморщился Нойс. – Раз тебе что-то подсказывает интуиция, надо к ней прислушаться. Но тут есть еще одна вещь. Дело в том, что сейчас у корпорации «Стрэттон» в городе много врагов.
– Ну и что?
– Может показаться, что мы преследуем «Стрэттон» из чувства неприязни. Потакаем общественному мнению или вообще действуем по чьему-то заказу. Поэтому я хочу, чтобы все происходило строго в рамках закона и абсолютно беспристрастно. Во всех отношениях!
4
Дом Кэсси Стадлер стоял на 16-й Западной улице в районе Стипльтон. Его называли Стипльтон, «район шпилей», из-за множества церквей, которыми он раньше мог похвастаться. Ник хорошо знал этот район. Он сам вырос здесь в небольшом домике с неухоженной лужайкой, обнесенной забором из сетки. Когда Ник был маленьким, в Стипльтоне в основном жили рабочие со «Стрэттона». В отличие от семьи Коноверов, большинство из них были по происхождению поляками-католиками. Они зашивали свои сбережения в перины.
Проезжая по улицам Стипльтона, Ник почувствовал странную ностальгию. Знакомый бассейн, знакомый боулинг, знакомые запахи и звуки. Старые дома с железными крышами, старые магазины с допотопными вывесками. Даже стоящие рядом с ними автомобили были настоящими американскими – большими и старыми. Остальные районы Фенвика давно уже приобрели гораздо более современный облик: вегетарианские кафе, французские рестораны, торговые галереи, дорогие европейские автомобили. Эти районы зачастую выглядели смешно и нелепо, как маленькая девочка, нацепившая мамины туфли на высоком каблуке и вымазавшая себе рот губной помадой.
Остановив машину перед домом Кэсси Стадлер, Ник услышал, как по чьему-то радиоприемнику исполняют одну из любимых песен Лауры, которая даже разучивала ее на фортепиано, довольно фальшиво подпевая себе высоким голосом… При звуках этой песни у Ника защемило в груди. Он поднял в автомобиле все стекла, заткнул уши обеими руками и долго сидел без движения, глядя перед собой в пустоту.
Потом Ник вышел из машины и позвонил в звонок. Раздался мелодичный перезвон, напомнивший церковные колокола. Затем дверь дома отворилась, и из темноты прихожей на дневной свет появилась маленькая женская фигурка.
«Что я делаю? – думал Ник. – Я сошел с ума! Это же дочь человека, которого я убил!»
«Каждого из нас кто-то любит!» – опять вспомнил он.
– Мистер Коновер? – На Кэсси Стадлер были черная футболка и потертые джинсы. Девушка была еще стройнее, чем показалась Нику на похоронах. Выражение лица у нее было неприветливое. Взгляд – настороженный.
– Я на секунду. Можно войти?
– Зачем вы приехали? – У Кэсси были красные распухшие глаза, под ними притаились глубокие тени.
– У меня кое-что для вас есть.
– Заходите! – немного поколебавшись, пожала плечами девушка. Тон ее по-прежнему был ледяным, но она пропустила Ника в дверь.
Ник оказался в маленькой, темной, пропахшей плесенью прихожей. Небольшой столик был завален письмами и газетами. На стене, в большой золоченой раме, красовался безвкусный морской пейзаж. Скорее всего, это была репродукция. В углу, рядом с лампой, прикрытой матерчатым абажуром с бахромой, стояла ваза с засушенными цветами. На другой стене висела в строгой черной раме вышивка: на фоне домика, производившего гораздо более веселое впечатление, чем тот, в котором оказался Ник, красовалась надпись из цветных ниток: «Я живу у дороги. Заходи, путник, и будь как дома». Везде лежал толстый слой пыли. Казалось, здесь десятилетиями никто не убирался и ни к чему не притрагивался. Сквозь приоткрытую дверь Ник увидел часть маленькой кухни с пузатым белым холодильником.
– Итак, что вам нужно? – проговорила Кэсси, подойдя к тусклой лампе в углу.
Достав конверт с чеком из кармана пиджака, Ник протянул его девушке. Взяв его в руки, Кэсси уставилась на него с таким видом, словно никогда раньше не видала конвертов. Потом она достала из конверта чек. Прочитав значившуюся на нем сумму, Кэсси, напротив, не выразила ни малейшего удивления и не проявила никаких эмоций.
– Я не понимаю, – пробормотала она.
– Это самое меньшее из того, что мы можем для вас сделать, – сказал Ник.
– Что это за деньги?
– Выходное пособие, которое причиталось вашему отцу.
– Он же уволился по собственному желанию, – сказала начавшая что-то понимать Кэсси.
– Он погорячился.
Кэсси усмехнулась, обнажив ослепительно белые зубки. В другой ситуации они показались бы Нику очень красивыми, но сейчас он лишь вздрогнул.
– Очень забавно, – проговорила Кэсси мелодичным низким голосом. Даже когда девушка не улыбалась, уголки ее рта были чуть-чуть вздернуты кверху, и казалось, что на ее губах постоянно играет лукавая усмешка.
– Что?
– Это очень забавно.
– Забавно? Чек? Я вас не понимаю.
– Нет. Не чек. Ваш визит. Вот что забавно.
– Да?
– Вы словно от меня откупаетесь.
– Откупаюсь? Ни в коем случае! Просто мы допустили досадный промах. Мы не должны были отпускать вашего отца без этих денег, причитавшихся ему по праву. Неудивительно, что он был на нас так зол. Ведь он очень долго работал на «Стрэттоне» и заслужил самого доброго отношения.
– Это весьма крупная сумма…
– Но ведь он проработал у нас тридцать шесть лет. Именно эти деньги ему и полагались. Может, не по закону, но по совести – безусловно.
– По совести? Выходит, вы чувствуете себя виноватым? – теперь Кэсси не скрывала усмешки; при этом у нее было выражение глаз кошки, играющей с мышью.
– Не в этом дело. Я просто думаю, что мы должны вам помочь, – ответил Ник, все больше и больше чувствующий себя не в своей тарелке.
– Не знаю, как вы дошли до такой жизни, – пробормотала Кэсси.
«Пускай! – подумал Ник. – Пусть она смешает меня с грязью. Пусть она смешает с грязью „Стрэттон“. Пусть она выговорится. Может, ей полегчает. А может, полегчает и мне самому. Почему нет? Ведь я знал, на что иду, отправляясь сюда…»
– Я же Ник-Мясник!
– Бросьте! Я просто не понимаю, как вы можете жить, когда вас ненавидит почти весь город.
– У меня такая работа.
– Лучше такая, чем никакой.
– Не всегда.
– Пару лет назад вам, наверное, было лучше. Наверняка вас все обожали. Представляю, как вы купались в лучах собственной славы! И вот тебе на! Вы здесь!
– Не могу сказать, что для меня существует только чужое мнение… – неуверенно пробормотал Ник.
