Стюарт Коэн - Семнадцать каменных ангелов
Пабло делает Уотербери один из наших жестов, собрав пальцы в щепотку и потрясая ими в воздухе вверх-вниз, словно говоря: «Какая-то ненормальная!» Она поворачивается к нему как раз в этот момент, но ничуть не смущается: «А вы Пабло, нет? Я помню, потому что я Поле́, по-французски то же самое. Пабло!»
«Да».
«Как жизнь?»
«Жизнь – как река в Амазонии, Поле́. Полноводная, спокойная, наполненная чувством, и всегда за поворотом что-нибудь таинственное».
«Возможно, для вас, любовь моя, жизнь – это река. Для других она – сточная труба, вонючая, гадкая и всегда стекает в дырку. – Она тронула Уотербери за руку. – А вы? Как ваша жизнь?»
Наверное, на него подействовало шампанское. Он вспоминает свои книги и свой полет в Буэнос-Айрес: «Жизнь – это поиск».
Услышав ответ, она удивленно подняла брови: «Поиск чего?»
Уотербери задумывается. «Соединения мира фантазии с миром чувств», – произносит он наконец.
Она кивает: «Отлично. Я вижу, у нас за столом есть интеллектуал. Спасибо, мсье Рембо».
«Ну а для вас?»
Она всматривается в донышко бокала с шампанским, которое только что налил ей Пабло: «Это поиск… места, где рождаются эти вот пузырьки. Ваше здоровье! – Она пригубливает шампанское и кривится, глядя на бутылку. – У „Гордон-Руж“ всегда слишком сильный привкус ланолина!»
Пабло всплеснул руками: «Эта женщина просто невозможна!»
«Не невозможна, – поправила она, – а невероятна».
Уотербери рассматривает невероятную женщину, которая совершенно невероятно пригласила себя к их столу. Создается впечатление, что она знает Пабло, и он не может избавиться от впечатления, что тот знает ее.
«Ну а чем вы занимаетесь?»
«Я танцовщица. Танцую танго. А еще актриса и фотомодель».
Эти слова, совершенно очевидно, позабавили Пабло.
«Каким образом вы оказались в Буэнос-Айресе?»
«Вы ведь слышали о Вирулазо или нет?»
«Он был одним из величайших исполнителей танго, – пояснил Пабло. – Очень знаменитый».
«Вирулазо с женой танцевали в Париже, и там я с ними встретилась. В то время я училась в театральной школе в Сорбонне. У них я выучила танго и приехала в Буэнос-Айрес продолжить учебу. Некоторое время я танцевала в театре „Колон“. А еще у меня студия психиатрической педагогики танца».
Уотербери поинтересовался, что это такое.
«Это мое личное изобретение. Я помогаю людям понимать собственное „я“ через театр и танец».
Пабло делает вид, будто принимает на веру ее слова, но Уотербери видит по выражению его лица, что, несмотря на его «как интересно!», он над ней иронизирует. «Я знаю, что вы бизнесмен. А ваш друг из Соединенных Штатов? Он тоже бизнесмен?»
«Нет, – с подлинной гордостью произносит Пабло. – Он писатель. Здесь он собирает материалы для своего следующего романа».
«Как мило. А вы что-нибудь опубликовали?»
Писатель утомленно перечисляет премии и языки, на которые его переводили.
«О!» Она оборачивается и смотрит на Уотербери, на лице ни следа презрительной мины, наоборот, видно, что его слова произвели на нее большое впечатление, как будто она студентка литературного факультета Сорбонны. И тут же Уотербери вспоминает ее и едва не падает в обморок от шока. Это та самая женщина, которая на экране монитора стояла на четвереньках с двумя мужчинами спереди и сзади, когда Пабло показывал ему свой интернет-сайт. Диссонанс между мерзким образом на сайте и реальным человеком, стоящим перед ним, ударил ему в голову. Под этой одеждой то же самое тело, с тем же ртом, теми же ягодицами. Теперь уже с полным основанием можно было сказать, что у Уотербери мир фантазии полностью объединился с миром чувств, но результат был поразителен и совсем не тот, который он подразумевал.
Как бы там ни было, попав в царство фантазии, он не может из него вырваться, его затягивает все глубже. Подходит мужчина и приглашает Поле́ на танец. Она согласно кивает, Уотербери наблюдает, как она идет за ним на танцевальную площадку, и никак не может подавить в себе желания увидеть под переливающимся блестками платьем женщину с картинки. У пригласившего ее мужчины черные вьющиеся волосы и крошечные усики – типичный кинематографический tanguero, – на нем серая, застегнутая до горла рубашка и плиссированные черные брюки. Уотербери представляет себе, как тот занимается с ней любовью в кадре. Он прижимает ее к себе, и они начинают изгибаться, вращаясь под мелодию «El Choclo», и делают головоломные па. У них каменные суровые лица. Они смотрят мимо друг друга, на тысячу километров в сторону. Каждый делает абсолютно разные, выученные из сотен танго движения, и все равно оба смотрятся совершенством. Они вместе наклоняются, они быстро разворачиваются, он стремительно движением ступни делает крест, она переступает через коленку. Мужчина ведет, женщина следует за ним, но при этом они настолько сливаются в едином движении, что никак не скажешь, что он командует ею.
«Девица умеет танцевать!» – произносит Пабло, и Уотербери согласно кивает, он поражен и даже забыл про стакан шампанского в руке.
Когда умолкает музыка, она возвращается за столик и принимается расспрашивать его про написанные им книги. Уотербери еще не освободился от впечатления, произведенного на него фотографией, где она снята с двумя мужчинами, но лицом она сейчас все больше напоминает студентку из Сорбонны. «О чем же были ваши книги?»
«„Черный рынок“ – о международном банкире, который отправляется в командировку и берет с собой жену. Жена исчезает, и он начинает ее искать, но ему все время попадаются умершие люди, оказывается, что он в преисподней, и он выберется на свет божий только после того, как увидит правду о себе и своей работе».
«Это было превосходно», – вставляет Пабло.
«Вторая, „Увядший цвет“… – при воспоминании о ней Уотербери чувствует что-то вроде смущения, – она про рекламную компанию. Действие вращается вокруг Библии, пророчества, ну всякое такое в том же духе. – Он переводит разговор на другую тему: – Сейчас я хочу написать книгу о Буэнос-Айресе, типа детектива. Что-то такое, что сможет найти свою нишу».
От нее не ускользнула нотка горечи в его словах. Она задумчиво наклоняет голову, и, к своему удивлению, он чувствует, что она понимает его. «Это очень трудно, так ведь? Стремиться сделать больше? Сколько же это проблем в жизни себе создаешь».
Пабло предлагает подвезти ее домой. Она живет в центре, неподалеку от отеля «Сан-Антонио», где Уотербери поджидают давящие стены его номера. Пабло оставляет их у отеля, с присущей банкирам деликатностью прощается, и его машина цвета ночи растворяется в темноте. Уотербери задумчиво всматривается в этот стоящий перед ним образчик женщины, в эту студентку Сорбонны, эту tanguera, эту шлюху, занимающуюся любовью перед камерой сразу с двумя мужчинами. В голове всплывают воспоминания о семье, к тому же девица может попросить денег, и тогда все это будет выглядеть глупо. Он провожает ее до крошечной квартирки на Калье-Суипача. Она дрожит в своем серебристом платье на фоне серебристого рассвета и быстро ныряет в дверь, как девушка из всех танго, что выросла в городском квартале, потом стала игрушкой плейбоев и долларов, которые они швыряют в толпу прохожих. La Francesa. Они обменялись поцелуями в щеку. На него повеяло духами с легким ароматом дыма, и он, как в тумане, двинулся между серыми, неприветливыми стенами домов. Так заканчивается его первая ночь в Буэнос-Айресе.
Фабиан в очередной раз откинулся на спинку стула и помотал головой, словно роль рассказчика утомила его. Остальные двое молчали. Дело Уотербери у них на глазах непоправимо утрачивало оттенок заурядности, превращаясь в калейдоскоп сверкающих фасадов, и им оставалось только неуверенно, на ощупь, ориентироваться между ними.
Афина оглядела зал. Кафе наполнялось звуками наступающего времени ланча, официанты в белых тужурках расставляли на столах стальные тарелки и сифоны с содовой. Панели красного дерева на стенах и тяжелые деревянные коробки холодильников создавали впечатление, будто все это происходит далеко-далеко в прошлом и они обсуждают «дело Уотербери» в утратившей приметы времени мрачной атмосфере цинизма и лжи. Нет смысла задавать вопросы – даже комиссар сидел, опустив плечи, в своем поношенном спортивном пиджаке, смотрел в окно, и казалось, его занимает только дым сигареты, которую он курит. Упрекать его она не могла. Фабиан с удовольствием смаковал детали своего расследования и смеялся собственным шуткам, но неназванным объектом его насмешек был сам комисо.
Первым молчание нарушил Фабиан.
– Вы не проголодались? – спросил он. – Что до меня, то я голоден как волк. Закажем что-нибудь? Приглашаю вас обоих. Предлагаю картофельное пюре и бифштекс на гриле. – Посмотрев на Фортунато, он добавил: – Вы можете даже, в честь таинственного соучастника Богусо, взять по-уругвайски – с яйцом!
