Франк Тилье - Переломы
— С моим… Моим отцом?
— Ну да, с вашим отцом, с Клодом Дехане.
Он снова давит на газ.
— У меня в кабинете хранится кассета, полученная от психиатра, который консультировал вашего отца после возвращения из Ливана. Это результаты сеанса гипноза. Вследствие того, что пережил сам Клод Дехане и что пришлось пережить другим людям на его глазах, он столкнулся с самым худшим, с небытием. Он не смог справиться с ощущением присутствия смерти, смерти других людей, потому что жертвами психической травмы становятся не только непосредственные участники, но и зрители. Точно так же как вы чувствуете боль, когда видите, как кто-то прищемил палец дверью. Ваш отец стал идентифицировать себя с одним из членов погибшей семьи, с девочкой по имени Наджат. Видимо, между ними завязалась очень крепкая дружба.
Грэхем продолжает рассказывать хриплым, лишенным выражения голосом:
— Сознание вашего отца умерло в тот момент, когда девочка испустила дух, но тело его выжило. Психическая травма влечет за собой многочисленные и ужасные последствия для больного: кошмары, стремление к изоляции, замкнутость на самом себе, отсутствие сексуального влечения и даже нарушения социального поведения, а иногда — психические отклонения.
Он употребляет слова, которые ранят Алису, как удары кинжала. «Психические отклонения…» Вдруг она задается вопросом: а что, если отец болен не меньше, чем она сама, вдруг он страдает другой формой заболевания, более скрытой, более коварной, и именно этим можно объяснить внезапные перемены в его настроении?
— Ваш отец постоянно пытался воскресить эту погибшую девочку, выкинуть ее из головы. А рядом были вы… Вы стали живым воплощением этого сгустка, отравлявшего ему жизнь, хотя сам он этого и не осознавал. Вы были единственным средством, с помощью которого он мог растворить этот сгусток. Он обратил все свои силы на вас и больше ни на кого другого. Он стремился защитить вас, но это стремление приобрело болезненную, навязчивую форму. Его пугал каждый ваш шаг. Тот факт, что вы являетесь носителем бомбейской крови, только усугубил ситуацию. Своей защитой он изолировал вас от внешнего мира.
Алиса прижимает пальцы к губам. Она вся дрожит. Фред с застывшим лицом вжался в спинку сиденья.
Доктор продолжает:
— Душевная болезнь вашего отца оказала мощное влияние на вас, на вашу личность, на формирование вашего «я». Для вас, для маленькой Алисы всего нескольких лет от роду, механизм вышел за пределы психической травмы, оказался куда более сильным. В отличие от вашего отца вы не стали жертвой навязчивой идеи, ваш мозг убрал ваш собственный сгусток в недосягаемую область сознания и даже подсознания.
Алиса, не в силах поверить, трясет головой.
— У меня была психическая травма? Какая еще психическая травма?
— Не одна травма, а множество. Все началось, когда вам не было и пяти лет и вы стали свидетельницей полового акта между родителями, потому что спали в одной с ними комнате. Ваш отец хотел, чтобы вы были рядом с ним, потому что боялся, что ночью с вами может что-то случиться. Фрейд называет это первичной сценой… Вы интерпретировали отношения между взрослыми как проявление агрессии отца по отношению к матери и пережили сильнейшую фрустрацию. У вас был период ночных кошмаров, вы нуждались в материнской нежности, а мать не давала вам этой нежности в полной мере, потому что ее слишком занимала работа и постепенно портившиеся отношения с вашим отцом.
Алиса закрывает глаза, кровь стучит в висках.
Люк сворачивает на Фаш-Тюмениль, километрах в десяти от Клинического центра, и продолжает:
— Каждый вечер вы прятались под кроватью вместе с вашей сестрой, Доротеей, и с фигурками из пластилина. Вы это помните?
Алиса медленно кивает.
— Но Доротея всегда уходила перед тем, как возвращался отец, и оставляла вас с ним одну. Вы умирали от страха. Представьте, как на вас надвигается гигантская тень отца. Силуэты, Берди, с которым вы не можете справиться, от которого не можете убежать. Представьте также суровые, извращенные наказания вроде того, которому подверглась ваша собака в сарае.
— Извращенные наказания? Но там никогда не…
— А что вы могли сделать? Вы слишком маленькая, чтобы убежать, и главное, вы слишком боитесь рассердить отца, в котором видите воплощение абсолютной власти, наказания, осуждения. Он — это весь мир, ваш мир. Вы терпите невыносимые психические муки, но у вас нет никакой возможности понять, нормально ли это и хорошо или плохо то, что с вами делают. Однако вы можете сделать одно: убежать в воображаемый мир и стать кем-то другим. И если такой побег может хотя бы ненадолго прервать ваши эмоциональные страдания, вы будете снова и снова повторять его. Таким образом, уже в раннем возрасте вы выработали защитную систему, непроницаемую систему, с которой и начались ваши черные дыры. Это называют диссоциативным расщеплением личности. ДРЛ. Или, если хотите, раздвоением личности…
— Вы хотите сказать, что…
— …что какая-то часть вашего мозга вам не принадлежит.
— Николя? — вмешивается Фред. — В этом все дело?
— Да. Восьмилетний мальчик, глуповатый, живущий своей жизнью со своими условностями, своими привычками. Если он посмотрится в зеркало, то увидит такого беленького паренька, худенького, с подсохшей ссадиной на левой коленке. И сгусток, который причинил бы вам боль, напугал бы вас, его совершенно не трогает. Он не повзрослел. Он не знает, что с вашей матерью произошел несчастный случай.
Алиса с трудом может поверить в услышанное. Все это абсолютно лишено смысла. А Люк Грэхем продолжает сгущать краски:
— Он рассказал мне об этом на наших сеансах.
— Вы… Вы говорите о нем, как если бы речь шла о реальном человеке! А то, что вы рассказываете про моего отца, — это чудовищно, это все неправда. Вы сошли с ума!
— Конечно, я сошел с ума… И ваш приятель, там, сзади, тоже сошел с ума. Николя не боится Берди, сарая, дождя, его не пугает возвращение вашего отца или еще какие-то события, которые вас саму приводят в ужас. Каждый раз, когда он появляется, вы исчезаете, и он все принимает на себя. А знаете, когда чаще всего он переключает на себя ваше сознание? Когда вы слышите шум воды, падающей на твердую поверхность. Или когда велосипед подъезжает слишком близко. Не считая других обстоятельств. Потому что он может появляться и в других случаях. Например, при виде крови, при виде иглы.
Алиса ожесточенно возражает:
— То, о чем вы говорите, совершенно невозможно. Я… Я ничего об этом не помню. Я не знаю никакого Николя. Отец никогда не был жесток со мной.
— Именно в этом и состоит диссоциация. Как только отец причиняет вам боль, вы перестаете быть собой. А когда вы обретаете собственную личность, вы уже не способны владеть мыслями того, кто занимал ваше место.
Глаза Алисы затуманиваются. Все это просто немыслимо. Она словно наяву видит, как отец бросает палку Дону Диего с вершины холма, объясняет ей, как сажают овощи, заставляет ее трудиться, но при этом никогда не наказывает ее. Все. Все, о чем говорит доктор, — это ложь.
— Я не могу вам поверить. Я… Я не позволю вам так разрушать меня.
— Будьте осторожны, у вас меняется выражение глаз… Начинается диссоциация. Вы вот-вот перестанете быть собой. У всех у нас могут быть разные лица. И ваши лица мне знакомы.
— Да как вы смеете? Вы… Вы чудовище!
— Чудовище, согласен. И даже хуже… Если бы вы только знали.
Люк Грэхем улыбается, слова, которые он только что произнес, забавляют его самого. Это тянется уже много дней и только нарастает. И сейчас все может взорваться, он это знает.
Алиса утыкается в носовой платок:
— Вы… Вы все придумали, вы… вы пытаетесь… выставить меня… сумасшедшей. По-настоящему сумасшедшей!
Фред дотрагивается до ее плеча, но Алиса решительно отталкивает его руку:
— Нет, оставь меня в покое!
Ее голос изменился, он звучит гораздо резче. Люк Грэхем сворачивает на парковку перед супермаркетом и останавливает машину.
— «Ашан»? — спрашивает Фред, поворачиваясь к окну. — Зачем мы сюда приехали?
— Не «Ашан». Там дальше спортивный магазин. Вы оба идите за мной…
Люк снимает халат и выходит из машины. Алиса оглядывается по сторонам, смотрит на Фреда и следует за Грэхемом, который постепенно ускоряет шаг.
— Как только войдем, пробежимся по всем отделам. Мы ищем парня в халате, может быть, он напялил какую-нибудь куртку или другую одежду, чтобы не выделяться. Темные волосы, примерно метр девяносто, очень худой.
— А что с ним? — спрашивает Фред.
— Это долго объяснять. Будьте с ним поосторожнее. Он тощий, как скелет, но сильный. И буйный.
Они входят в магазин. Алиса держится немного сзади. Психиатр сворачивает направо.
— Заходите оттуда, а я пойду с другой стороны. Идите!
