Франк Тилье - Переломы
Жюли настороженно осматривает помещение. Старинная мебель. На стене висят пять или шесть чучел звериных голов, между ними — охотничье ружье с потертым прикладом. Никаких семейных фотографий, никаких предметов, которые могли бы придать комнате немного тепла. Все безупречно чисто, все стоит на своих местах. Ей кажется, что она попала в музей, в помещение, где никто не живет.
— Я сейчас вернусь…
Она идет в западное крыло дома, дверь — достаточно широкая, чтобы в нее прошло инвалидное кресло, — ведет в большую ванную комнату. Душевая кабина приспособлена для инвалида: нескользящие коврики, плексигласовые створки, в стену вделано кресло, выложенное плиткой, металлические подлокотники с ремнями, такие же ремни на уровне груди.
Жюли становится крайне не по себе, она никак не может отделаться от ощущения, что смотрит на электрический стул. Она поспешно толкает дверь и возвращается в гостиную. Ей страшно, что вот-вот ее схватит чья-то рука. Наверное, начиталась Стивена Кинга.
Неважно. Здесь царит какая-то странная атмосфера. Такое впечатление, что все жильцы находятся в доме, вокруг нее, но все неподвижны.
Очень жарко. Жюли находит дорогу на кухню. Наполняет стакан водой и идет обратно. Встав перед живой куклой, она наклоняется, чтобы оказаться в поле ее зрения.
— Вот… Вода…
Большим и указательным пальцами она раздвигает сухие губы, зубы, неловко просовывает между ними край стакана.
— Простите, если я…
Она осторожно наклоняет стакан, чтобы жидкость только-только капала в рот. Горло вздрагивает, вода попала куда нужно. Когда стакан наполовину пустеет, Жюли останавливается.
— Я не хочу давать вам слишком много, я ведь совершенно не представляю себе, что вы чувствуете. Я… Я могу сделать что-то не так.
Жюли ставит стакан на пол. Достает из кармана бумажный носовой платок и вытирает Бландине лоб. Время от времени женщина открывает и закрывает глаза.
«Уходите, уходите немедленно, пока вас тут не застали. Не знаю, что привело вас сюда, но смывайтесь. Вы в лапах чудовища. Вы что, настолько глупы, что не понимаете этого? Повторяю вам по слогам, кричу в самое ухо: у-би-рай-тесь!»
Ни одной искорки в ее глазах, можно подумать, что в этом теле куклы все угасло. Жюли не знает, что делать. Может быть, ей надо уйти? Вдруг эта женщина потеряла рассудок, вдруг муж просто забыл ее перед окном, а сам пошел за покупками или погулять в лесу?
Вдруг он ее «забыл»… Как странно звучит это выражение применительно к человеческому существу.
А что, если с мужем что-то случилось и эта несчастная оказалась здесь как в ловушке?
Жюли испытывает настоящее замешательство. Ей кажется, она просто обязана выяснить, что скрывается за этим явным заболеванием. Ведь никто не знает, что происходит за стенами чужого дома.
— Послушайте, мадам, я… хочу кое-что выяснить по поводу вашего… пребывания в этом доме, хорошо? Думаю, вами занимаются в каком-то специализированном центре? Скорее всего, в Берк-сюр-Мер?
«Да, да, Берк! Скорее отправляйтесь туда! Если бы вы могли еще пойти в ту комнату, в коровник. Если бы вы увидели то, что видели мои глаза… А теперь — уходите!»
Жюли вынимает блокнот и что-то записывает.
— Я все проверю, доверьтесь мне, хорошо? Если можете, моргните, чтобы показать, что вы поняли меня.
Ничего… Жюли сглатывает слюну и продолжает свой монолог, не замечая, что, пока она была на кухне, входная дверь закрылась.
— Я знаю, что вы меня поняли. Чтобы все было ясно, я представлюсь: меня зовут Жюли Рокваль, я работаю в социальной службе психиатрической клиники. Я ищу Алису Дехане, это, наверное, ваша дочка.
«Социальная служба психиатрической клиники. Не поздно ли, спустя двадцать пять лет? Неважно… Наконец до них дошло, что тут не все ладно, что существует огромная проблема, о которой все молчат. Я верю в вас, Жюли. Поговорите, узнайте все, и вы найдете это чудовище. Но только уходите!»
Жюли выпрямляется. За ее спиной, в прихожей, в полумраке появилась какая-то тень, кто-то молча наблюдает за ней.
— Я… выйду, чтобы позвонить, ладно? Я не ухожу, я… хочу быстренько убедиться, что с вами все в порядке. Я не уеду отсюда, пока к вам кто-нибудь не придет.
Она поворачивается, чтобы выйти в прихожую, и вздрагивает.
Перед ней стоит какой-то человек.
43
Шоссе на Амьен.
Люк перестает жать на газ, автострада А1 напичкана радарами. Он едет уже почти час. Поля, дома, собор. И домик, стоящий в стороне, под сенью сосен. Люк замедляет ход, сворачивает и въезжает на участок Бланшаров. И видит перед собой две машины. На одной — номерной знак департамента Сонна, другая зарегистрирована в Нор.
Бывший кататоник уже здесь.
Он еще здесь.
И он пришел не просто поздороваться.
Доктор выходит, стараясь не хлопнуть дверцей. Натягивает свой хлопковый халат, застегивает его доверху и бежит к входной двери. И сразу же чувствует беду. Узкий витраж вдоль двери… Он разбит, вымазан кровью. Люк поворачивает ручку, дверь открывается. Освещение меняется, на смену яркому солнечному свету приходят темные краски и неестественная прохлада. Жалюзи в гостиной наполовину опущены, телевизор включен без звука. Здесь действительно пахнет трагедией.
Люк тихо идет вперед. Он узнает помещение, ничего не изменилось с тех пор, как Лоранс Бланшар рассказывала ему историю своего мужа. Депрессия, самоубийство на рельсах…
Психиатр берет кочергу, стоящую у камина.
Поднимается по лестнице, стараясь быть начеку.
Оказавшись в коридоре второго этажа, он замирает. До него доносится слабый шум. Теперь он идет, прижавшись к стене. Бюрло шел, ведя по обоям своими изрезанными пальцами, словно хотел вобрать в себя душу этого жилища.
Дверь в глубине. Психиатр распахивает ее ударом ноги, кочергу он поднял и держит на уровне правого плеча. Бюрло сидит в углу, раскачиваясь взад-вперед. Слева от него лежит мертвая Лоранс Бланшар. В разбитом черепе застряла бейсбольная бита.
Люк осторожно подходит ближе. Жандарм не реагирует на него, видимо, эффект ривотрила уже проходит.
Психиатр стискивает зубы и заносит кочергу над его головой, но никак не решается ударить. У него разрывается сердце, все это слишком тяжело.
— Почему ты вспомнил? Почему? — Он вытирает рукавом пот, текущий по лбу. — Прости меня…
Он закрывает глаза и бьет изо всех сил.
Подол халата окрашивается в ярко-алый цвет. Кочерга выпадает из рук. Психиатр чувствует, что не владеет своим телом, ноги и руки дрожат, его пронизывает леденящий холод, этот холод окутывает его саваном, стремится раз и навсегда лишить его возможности шевелиться. Если он останется здесь еще на одну минуту, он пропал.
В нем просыпается инстинкт самосохранения.
Люк поворачивается и мчится вниз по лестнице с одной мыслью: удрать. На улице сияет солнце, свежий октябрьский воздух забирается под одежду, возвращая ему ощущение собственного тела. Отличный субботний полдень, светлый и ясный.
Он переходит с бега на шаг, идет все медленнее. Кладет руки на еще теплый капот машины. Делает несколько быстрых глубоких вдохов. Успокоиться. Успокоиться любой ценой.
Если он сейчас убежит, это будет равносильно тому, чтобы оставить свою визитную карточку.
Он смотрит, как ветер колышет верхушки сосен, чувствует приятный запах травы и земли, смешанный с запахом крови. Снаружи ничего не изменилось, природа неизменна, все так же прекрасна. А вот внутри, в доме…
Кому придет в голову, что здесь, в этом укромном уголке, могла разыграться бойня? Никому.
Да, никому. И вокруг никого. Просто деревня, поля, бескрайний горизонт. Да и чему тут меняться? С какой стати кто-то здесь сейчас появится? Зачем спешить? Люк хотел избавиться от кататоника. Дело сделано. Теперь надо только довести работу до конца. И как можно чище. Что умерло, то умерло.
Он возвращается в дом, спускается в подвал. Брезент… Банки с гербицидами, с уайт-спиритом, с бензином. Он снимает ботинки, халат, надевает рабочий комбинезон, резиновые сапоги, рабочие рукавицы. И даже запыленную бейсболку. Моет лицо и руки водой из канистры.
А потом вдруг к нему возвращается надежда. Это может сработать.
Переодевшись рабочим, он поднимается на второй этаж. Артерия на шее пульсирует, дыхание становится чаще. Люк быстро разворачивает брезент в центре комнаты и кладет на него кочергу. Потом подтягивает тело кататоника, заворачивает его в полиэтиленовую пленку, обматывает изолентой. Люк весь дрожит. Его вот-вот вывернет наизнанку.
Спуск по лестнице оказывается трудным, брезент царапает стены, по дороге Люк сбивает со стены портрет Лоранс Бланшар, он летит вниз по ступенькам и разбивается вдребезги. На этой фотографии она улыбается.
Добравшись до своего внедорожника, Люк укладывает тело в багажник, бросает туда же комбинезон и сапоги.
