Александр Новиков - Башня
Седой – психолог по основному образованию – ответил:
– Предполагаю, что может быть связано с тревогой за близких людей, которые остались там.
– Понятно, – Полковник вернулся за стол. – Если это тревога за родных, то это нормально. Что еще скажете про него?
– Определенно обладает высокоразвитой интуицией. Как-то раз сказал мне, что наш остров очень живописен, но обладает нехорошей аурой. Я спросил, что он имеет в виду, но он не смог объяснить… Про то, что здесь когда-то расстреливали, он не знал. Но ведь что-то почувствовал!
– Интересно, – произнес Полковник, – очень интересно.
Седой сказал:
– Есть еще один человек, который вызывает некоторые сомнения.
– Кто?
– Плохиш.
– Плохиш? – удивился Полковник. – А что такое?
Плохиш, бывший сержант морской пехоты, раньше жил в Пыталовском районе Псковской области. Год назад район стал Абренской волостью Латвии, а в дом к Плохишу пришли наследники бывших хозяев. Плохиш выставил их за дверь. Тогда пришли приставы с полицией. Плохиш достал с чердака автомат ППШ с обрезанным прикладом и расстрелял всех. Сам тоже был ранен. Ему помогли члены местной организации – спрятали, а потом организовали переправку Плохиша в монастырь в Карелии, а позже на остров.
– Чудит иногда парень, – отозвался Ворон.
– Конкретней.
– Тройкой в составе Плохиш, Грач, Братишка ходили в учебный рейд. Нарвались на полицию. Обошлось. Документы, слава богу, хорошие теперь. Но когда разошлись, Плохиш заявил: был бы ствол под рукой – перемочил бы всех на хер.
Полковник задумался, через некоторое время спросил:
– Какие соображения есть по этому поводу?
Он обращался в первую очередь к Седому. Седой ответил:
– Я поработал с ним. Никаких отклонений не заметил… Но теперь присмотрюсь потщательней.
– Согласен, – сказал Полковник. – Надо присмотреться к парню. Парень-то боевой, жалко будет такого потерять… Что еще?
– Работа по подготовке группы идет хорошо. Практически все ребята уже имеют какую-никакую подготовку, и все – реальный боевой опыт. Правда, многие никогда не работали с аквалангом, но инструктор у нас толковый – натаскает.
– Отлично, – сказал Полковник. – К концу июля подготовите группу?
– Постараемся.
– Ладно… Что-то еще?
Седой сказал:
– Напрямую к нашим делам не относится, но…
– Что такое, Игорь Дмитрич?
– Опять проявился Охотник, Пал Петрович.
Полковник напрягся.
– Три трупа, – сказал Седой. – Один – детский.
– Твою мать! – выругался Полковник. Седой и Ворон переглянулись: если Полковник ругается, значит, он, как граната, на боевом взводе. Седой продолжил:
– Да не факт, что это все. Может, больше. В прошлый раз кроме Сайгона и Носика он убил еще двоих. Просто нашли не сразу.
Некоторое время все сидели, молчали. Только выл ветер за окном.
– Бесы. – сказал Полковник. – Бесы.
Когда Седой сказал, что Робинзона что-то угнетает, он был прав. Когда предположил, что это беспокойство за близких, он снова был прав. Ивана угнетало, что он не может связаться с Лизой. Нет, разумеется, он мог бы обратиться к Седому и Седой «организовал» бы телефонный звонок или передачу записки Лизе, но… Иван не доверял Седому. По крайней мере доверял не настолько, чтобы «засветить» Лизу. Спасаясь от своей тревоги, Иван с головой уходил в пахоту.
Многое из того, чему Ивана могли здесь научить, он знал и умел. Марш-броски, стрельба, рукопашка, преодоление полосы препятствий, курс выживания – обычная десантная «наука». К ней добавились требования по умению плавать с аквалангом и водить различные плавсредства – катер, водный мотоцикл, надувной парусный катамаран. Из чего Иван сделал вывод, что группу планируют использовать в море. Ему, признаться, было все равно – в море так в море.
Все традиционные дисциплины, за исключением подводного плавания, преподавал Ворон. Седой же вел занятия по конспирации и по боевым психотехникам. Иван, разумеется, и сам знал о том, что существуют спецтехнологии, которые позволяют стимулировать внутренние ресурсы бойца в экстремальных условиях, но его знания носили, скорее, теоретический характер. А Седой этими техниками реально владел. На первых же занятиях он очень доходчиво и просто объяснил, как можно добиться внутренней концентрации. И подтвердил это на деле – после первых же занятий все значительно улучшили свои показатели в стрельбе. Седой учил бойцов расслабляться, восстанавливая силы, и – напротив – быстро настраиваться на работу. Он учил, как можно подавить страх и преодолеть боль. Короче, Седой давал им шанс выжить в экстремальных условиях.
Остров, на котором обосновались «гёзы», когда-то был финским. Самой природой он был создан как естественная крепость – двенадцати-пятнадцатиметровые отвесные стены вырастали прямо из воды – и был дополнительно укреплен руками человека. Финны разместили на нем гарнизон и артиллерийскую батарею для фланговой поддержки линии Маннергейма. Сооружения батареи – орудийные дворики, погреба для хранения боеприпасов и продуктов, электростанция, колодец, танки для солярки и жилые помещения – были соединены галереями и представляли собой целый лабиринт. Все помещения были либо полностью выдолблены в скале, либо утоплены в скалу частично и дополнены толстыми перекрытиями из бетона. Здесь, в подземных казармах, галереях и переходах, было очень удобно отрабатывать тактику боя в лабиринте… В советские времена на острове тоже стояла военная часть. Ее закрыли только в девяностых. От той в/ч осталось несколько наземных построек – невзрачных одноэтажных домиков – и пятна радиации. Радиация в данном случае оказалась кстати – остров объявили зараженным, на скалах нарисовали знаки радиоактивного заражения. Это отпугивало разного рода искателей приключений.
…И еще. Иван почему-то был уверен, что вскоре на осторове должны произойти какие-то события.
* * *После разговора с Дервишем Полковник намеревался вплотную заняться осуществлением своего замысла, но в мае последовало несколько провалов. Была фактически полностью разгромлена организация в Мурманске, прошли аресты в Петрозаводске и Выборге. В Новгороде погиб связной, а под Петербургом «гестапо» накрыло склад с оружием. Полковник метался по Северо-Западу России, пытаясь свести потери к минимуму.
К теме «Демонтаж» ему удалось вернуться только в самом конце мая.
* * *Ракетчик оказался пожилым, грузным, близоруким, с нездоровым цветом лица. Ему позвонил Дервиш и попросил «помочь товарищам». Звонок Дервиша произвел на Ракетчика серьезное впечатление. Он сказал:
– Рекомендация самого Евгения Васильевича! Снимаю шляпу.
Шляпы у него не было, была неопрятного вида кепка. Полковник с ходу взял быка за рога:
– Борис Виталич, необходим аппарат, который сможет стартовать с воды – с баржи, например. Задача – поразить стационарную цель, расположенную на расстоянии один—три километра и на высоте порядка ста метров. При этом необходимо, чтобы ракета несла две тонны груза. Это реально?
– Абсолютно.
– Отлично. Где ее взять?
– А вот этого я не знаю. Ракета – не огурец, на рынке не купишь.
– Понятно. Ладно, поставим вопрос по-другому: изготовить ее можно?.. Я имею в виду – кустарно?
Ракетчик вытаращил глаза:
– Вы что – серьезно?
– Вполне.
– Ну знаете… Если бы речь шла о тех петардах, которые арабы пускали по израильтянам, то нет проблем. Таких – куда с добром? – я вам за милую душу наклепаю. Еще и покруче… Но вы говорите про серьезное изделие.
– То есть нереально? – спросил Полковник.
– Конечно, нет.
Полковник вспомнил слова Дервиша: соберет в гараже, на колене… Ракетчик сказал:
– Вы поймите меня правильно. Изделие – уж позвольте буду так называть, мне так привычней… Изделие – это очень сложный организм. Разумеется, в вашем случае его можно предельно упростить. Корпус, например, вообще можно изготовить из трубы подходящего диаметра… А, например, гироскопы? А двигатель? А, в конце-то концов, топливо для двигателя?
– Понял, – сказал Полковник. – Все понял. Извините, Борис Виталич, что отнял ваше время.
– Да бросьте вы, – махнул рукой ракетчик. – Бросьте. Мне – напротив – интересно стало. Был бы двигатель, так мы бы… – Ну, на нет и суда нет, – сказал Полковник. Внешне он был спокоен.
– Самое смешное, – сказал Борис Витальевич, – что двигатель-то есть, но… близок локоть, да не укусишь.
– Простите, – произнес Полковник. – Что это значит? Что значит «есть»?
– А то и значит, что есть. Да не достать оттуда, где лежит-то оно.
– Ну-ка, ну-ка, расскажите, Борис Виталич, поподробней мне об этом.
– В общем, это тема секретная, конечно, но вам… Раз уж сам Евгений Василич… Дело это давнее уже. В середине восьмидесятых наша контора приступила к разработке нового двигателя. Тогда можно было работать – финансирование, кадры, то-сё. Да и понимание важности было… В общем, мы создали новый двигатель. Простой и надежный. Необслуживаемый. Как аккумулятор. То есть представьте себе – двигатель вместе с топливным баком ставится на изделие, и все – никаких дополнительных регулировок, регламентных работ – ни-че-го. Через двадцать лет сняли, поставили другой… Это, уважаемый, дорогого стоит! Так вот, двигатель создали. Испытали. Требовалась небольшая доводка, но тут все рухнуло – ГКЧП, Иуда-Ельцин, развал державы… Денег, конечно, нам уже не дают. Какое там! Вы вспомните то время. Ведь мы же тогда резали ракеты! Движок у нас простоял три года в консервации, а потом пришел приказ и его отправить на уничтожение. Но это же то же самое, что самому себе руку отрубить… Двигателисты в те дни совершенно опущенные ходили. Я ребят отлично понимаю. Да, так вот, – пришел этот приказ. Грузите лепесины бочками, отправляйте в Архангельскую область на завод по уничтожению. А отправлять велено было водным путем. По маршруту: Ладожское озеро – река Свирь – Онега… Вот только у нашего директора – матерый был человечище! – появилось сомнение. Серьезное, обоснованное. А сомнение такого рода: речь идет не об уничтожении двигателя, что само по себе является преступлением перед страной… Речь идет, скорее всего, о том, чтобы передать двигатель нашим «друзьям» из НАТО. Тем более что они уже давно к двигателю интерес проявляли нешуточный. А нам приказали отправить двигатель с полным комплектом документов. Срочно… Так вот, дорогой Василий Васильевич, отправили мы двигатель. Отправили – куда деваться? Вот только до места назначения он не доехал.
