Энди Макнаб - Браво-Два-Ноль
Мы договорились, что если кому-то из нас станет невмоготу, он не будет строить из себя героя и сразу же предупредит остальных. Как только кто-нибудь обратится с подобной просьбой, мы как можно быстрее спустимся вниз или постараемся найти укрытие от ветра. Если нам придется провести здесь весь следующий день, мы неминуемо погибнем. Мы по-прежнему оставались промокшими и замерзшими.
Незадолго перед рассветом Марк начал отставать.
— Нам нужно спуститься вниз, потому что мне здесь ужасно хреново.
Мы остановились, и я постарался собраться с мыслями. Сделать это было нелегко. Ледяные струи дождя хлестали горизонтально прямо в лицо. Рассудок мой заполнило сплошное мокрое и холодное пятно. Идти ли нам вперед, на запад, в надежде пересечь возвышенность и, если повезет, найти какое-нибудь укрытие? Или же возвращаться назад, туда, где, как нам уже известно, мы сможем защититься от ветра? Я решил, что если мы хотим дать Марку хоть какую-то надежду выжить, нам нужно спуститься вниз.
Единственное известное нам место, способное предоставить защиту от ветра, осталось далеко позади, — пересохшее русло реки неподалеку от грунтовой дороги. Спустившись вниз, мы направились вдоль дороги, держась от нее на удалении метров двухсот, чтобы нас не выхватил свет фар случайной машины. Возиться с установлением местонахождения у нас не было времени: нам нужно было как можно скорее вернуться назад, чтобы отдохнуть и прийти в себя. И мы не могли рисковать тем, что рассвет застанет нас на открытом месте. Два часа, потраченные на дорогу вниз, дались нам очень тяжело. Мы двигались так быстро, как только могли физически, и перед самым рассветом нашли укрытие, впадину в земле. Нельзя сказать, что здесь мы будем полностью защищены от посторонних взглядов; с другой стороны, мы все-таки не будем у всех на виду. Завтра мы предпримем следующую попытку.
Яма имела в глубину не больше трех футов. Забравшись в нее, мы сгрудились в кучу. Настроение у всех было отвратительное. Мы протопали за ночь несчетное количество километров, лишь для того чтобы сместиться на северо-запад меньше чем на десять километров. Однако лучше потерять лишние сутки, чем потерять товарища. Километрах в двух к северу виднелась грунтовая дорога. Углубление было развернуто вдоль направления, в котором дул ветер, и все же определенную защиту оно обеспечивало. Мы сбились в кучку, держа глаза открытыми.
Утром 26 января с первым светом мы убедились в том, что не устроились прямо посреди неприятельских позиций. Нас можно было увидеть только с одной возвышенности неподалеку, но поскольку мы распластались вдоль края ямы, шансы быть обнаруженными еще уменьшались.
Погода переменилась. На небе не было ни облачка, и взошедшее солнце принесло некоторый уют, хотя по-прежнему было очень холодно. Пронизывающий ветер дул не переставая, и мы промокли насквозь.
У меня с собой был небольшой бинокль, замечательный оптический прибор, купленный в ювелирном магазине в Херефорде. Я посмотрел в сторону севера, на дорогу, поднимающуюся к заправочной станции. Движение было достаточно интенсивное, машины проезжали каждые несколько минут: колонны бензозаправщиков, цистерны с водой, гражданские «Лендкрузеры», за рулем муж, а жена во всем черном сзади. Как правило, машины проезжали группами по три-четыре. Кроме того, встречались и военные колонны, состоящие из бронетранспортеров и грузовиков.
Посмотрев на юг, я в паре километров от нас увидел опоры линии электропередачи, идущей с юго-востока на северо-запад, параллельно дороге. Три-четыре машины проехали на юго-восток вдоль высоковольтной линии, используя ее в качестве ориентира. Мы были зажаты с двух сторон.
Мы прижимались друг к другу, чтобы сохранить тепло своих тел, стараясь держать глаза открытыми. Однако время от времени кто-нибудь проваливался в дрему и тотчас же просыпался, вздрагивая. Нам удалось пережить эту ночь, и хотелось надеяться, что мы снова продержимся до наступления темноты.
Мы распределили, в каком порядке давать отдых ногам. Делается это, для того чтобы в каждый конкретный момент разутым был только один из нас. Все мы имели за плечами опыт долгих переходов в суровых условиях, однако события последней ночи переполнили чашу. Мы двигались непрерывно в течение двенадцати часов и прошли за это время свыше пятидесяти километров в самых отвратительных условиях, с какими мы только сталкивались за обозримое прошлое. На наши ноги выпала страшная нагрузка.
Динджер вспомнил, что Крис был обут в специальные утепленные туристические ботинки, за которые ему в свое время пришлось выложить сотню фунтов.
— Если он до сих пор бегает, готов поспорить, его ноги чувствуют себя превосходно в этих штиблетах от «Гуччи», — проворчал он, растирая распухшие пальцы ног.
Мы перекусили. Вся еда была холодной. Готовить было нельзя, потому что местность была слишком открытая. У нас еще оставалась достаточно пакетиков с сухими пайками, однако с водой скоро должны были начаться проблемы.
Мы отдыхали и строили планы. Основная мысль сводилась к тому, чтобы сегодня ночью подняться на возвышенность, пересечь ее и снова спуститься в низину, которая, согласно карте, представляла собой плоскую каменистую равнину, простирающуюся до самой границы. Теоретически мы могли, если очень постараться, за одну ночь дойти до самой границы. Для этого нам потребуется лишь непрерывно топать в течение двенадцати часов. Положительная сторона заключалась в том, что нам не придется тащить много тяжестей, потому что у нас оставались лишь подсумки и оружие. И у нас была побудительная причина: поскорее убраться из Ирака в Сирию. Мы понятия не имели, что представляет из себя граница; нам предстояло выяснить это на месте.
Мы снова изучили карту, убеждаясь в том, что всем известно, где мы находимся, куда мы пойдем и что, по всей видимости, мы увидим по пути. В целом информация была очень скудная, потому что нам приходилось работать с картой, полученной по материалам аэрофотосъемки. На таких картах расположение линий электропередачи и других объектов показано достаточно приблизительно, но все же мы установили, что примерно в трех часах пути к северу от нас находится довольно крупный населенный пункт. Пожалуй, это был единственный четкий ориентир.
Все более или менее пришли в себя. Убивая время, мы шепотом рассказывали друг другу похабные анекдоты, стараясь поддержать боевой дух. У нас снова возникало ощущение, что все будет хорошо. Мы по-прежнему мерзли, но теперь этот процесс находился под контролем. По крайней мере нам больше не приходилось мокнуть ни под снегом, ни под дождем. Лично я был уверен, что мы сможем совершить это одно последнее большое усилие.
Эти звуки мы услышали в половине четвертого.
Дзинь-дзинь, ме-е, ме-е.
«Только этого нам сейчас не хватало», — мысленно выругался я.
Быстро оглядевшись вокруг, я ничего не увидел.
Мы плотнее вжались в землю. На этот раз не было тех громких криков, которыми сопровождалось наше прошлое обнаружение, — лишь бормотание себе под нос и позвякивание одинокого колокольчика. Звуки все приближались. Подняв голову, я увидел козла с колокольчиком на шее, вожака стада. Судя по всему, остальные козы покорно следовали за ним, потому что тотчас же к нему присоединилась вся свита. Вскоре уже десять коз стояли на краю ямы, заглядывая вниз. Они смотрели на нас, мы смотрели на них. Я осторожно швырнул в вожака пару маленьких камешков, пытаясь его отогнать.
В ответ козел лишь подошел еще ближе, и козы последовали за ним. Опустив головы, они принялись щипать траву, и воздух огласился пятью вздохами облегчения. Как оказалось, они были несколько преждевременными. Через несколько мгновений показался старик-пастух. Ему было лет семьдесят, не меньше. Он был одет в просторный шерстяной халат, поверх которого было накинуто старое мешковатое пальто. Голова старика была замотана платком. На плече висела потрепанная кожаная сумка. В руках он держал четки. Перебирая их высохшими, узловатыми пальцами, старик бормотал себе под нос: «Аллах!»
Он посмотрел на нас, и у него на лице не отразилось никаких чувств. Ни удивления, ни страха, абсолютно ничего.
Я приветливо улыбнулся.
Совершенно непринужденно, словно ему каждый день приходится встречать пятерых чужестранцев, забившихся в яму в безлюдной пустыне у черта на рогах, старик опустился на корточки рядом с нами и принялся что-то оживленно рассказывать. Я понятия не имел, о чем он говорит.
Мы поздоровались:
— Салам алейкум!
— Ва-алейкум ас-салам, — ответил старик.
Мы пожали друг другу руки. Это было совершенно необъяснимо. Старик встретил нас очень дружелюбно. У меня даже мелькнула мысль, знает ли он о том, что идет война. Через пару минут мы уже стали лучшими друзьями.
