Уильям Хортсберг - Сердце ангела. Рассказы

Казалось, именно в эту минуту прибыла скорая помощь, но я знал, что этому предшествовало очередное забытье.

— Полегче, — говорил один из санитаров. — Возьми его за ноги, Эдди.

Я сказал, что могу идти, но колени подогнулись, едва я попытался встать. Меня уложили на носилки, подняли и понесли. Пожалуй, следить за происходящим не имело смысла. В машине пахло блевотиной. Заглушая вой сирены, хохотали водитель с напарником.

Глава сороковая

Мир снова приобрел свои первозданные очертания в приемном покое больницы Бельвю. Сосредоточенный юный практикант промыл и зашил мой рваный скальп и пообещал сделать все возможное с тем, что осталось от левого уха. Димедрол облегчил эту процедуру. Я улыбнулся медсестре сквозь сломанные зубы.

Меня как раз повезли на рентген, когда появился детектив из полицейского участка. Шагая рядом с креслом-каталкой, он спросил, знаю ли я людей, которые попытались меня ограбить. Я ни единым словом не разочаровал его в этой версии, и он ушел с описанием тренера и паренька.

После того, как кончили просвечивать мою голову изнутри, док посоветовал мне немного отдохнуть. Меня уложили на койку в палате для несчастных случаев, угостив еще одним уколом под ночную рубашку.

Поглощая порцию тертой моркови, я узнал, что меня собираются оставить в больнице на ночь. Рентген не обнаружил трещин, но не исключалось сотрясение мозга. Я чувствовал себя слишком паршиво для того, чтобы поднимать шум, и после ужина сестра проводила меня к платному телефону в коридоре, откуда я позвонил Эпифани, чтобы сообщить, что не приду домой.

Я как мог успокоил ее, добавив, что ночной сон мне не помешает. Она сделала вид, что поверила.

— Знаешь, что я сделала с двадцаткой, которую ты мне дал?

— Нет.

— Купила дров для камина.

Я заверил ее, что спичек у меня предостаточно, и она, рассмеявшись, попрощалась. Я начинал влюбляться в нее. Это было плохой приметой.

Снов я почти не видел, но призрак Луи Сифра все же раздвинул тяжелый занавес из снотворного, чтобы подразнить меня. Утром все позабылось, но один образ остался в памяти: ацтекский храм, вздымающийся над людскими толпами, крутые ступеньки которого были липкими от крови. Наверху стоял Сифр в своем сюртуке из блошиного цирка; смеясь, он поглядел вниз, на украшенных плюмажами дворян, и подбросил истекающее кровью сердце высоко в воздух. Жертвой был я.

На следующее утро в палате неожиданно появился лейтенант Стерн. На нем по-прежнему был тот же самый мохеровый костюм, но отсутствие галстука на синей фланелевой рубашке говорило о том, что он не на службе. Лицо, впрочем, выдавало легавого за версту.

— Похоже, кто-то как следует потрудился над вами, — заметил он.

Я показал ему мою улыбку.

— Жалеете, что это были не вы?

— Будь это я, вы бы не вышли отсюда раньше, чем через неделю.

— Вы забыли цветы.

— Я приберегаю их на вашу могилу, мерзавец вы этакий. — Стерн сел на белый стул рядом с кроватью и уставился на меня, как гриф на расплющенного на шоссе опоссума. — Вчера вечером я пробовал дозвониться вам домой и ваша справочная служба сообщила, что вы попали в больницу. Поэтому я и решил первым делом навестить вас здесь.

— Что у вас на уме, лейтенант?

— Я подумал, что вас может заинтересовать то, что мы нашли в квартире Круземарк. Помнится, вы отрицали знакомство с этой леди?

— Я не дышу от волнения, лейтенант.

— Именно это вам подобные и делают в газовой камере, — сказал Стерн. — Задерживают дыхание. Правда, толку в этом никакого.

— А что мне подобные делают в Синг-синге?

— Что касается меня, я зажимаю свой нос. Потому что они гадят себе в штаны в ту же секунду, как врубают ток.

Для твоего носа и двух рук мало, подумал я и сказал:

— Расскажите, что вы нашли в квартире Круземарк.

— Скорее, чего мы не нашли. Я не нашел страницы за 16 марта в ее настольном календаре. Это единственная недостающая страница. Подобные вещи сразу замечаешь. Я отправил следующую страницу в лабораторию, и они проверили ее на возможные оттиски. Отгадайте, что нашли?

Я сказал, что не имею об этом понятия.

— Инициал «Г», а замет буквы Э — н — д — ж.

— Получается «Гэндж».

— Эти буквы подвесят вас за задницу, Энджел. Вы чертовски хорошо понимаете их значение.

— Совпадение и доказательство — две разные вещи, лейтенант.

— Где вы были в среду днем, примерно, в половину четвертого?

— На вокзале Грэнд Сентрал.

— Ожидали поезда?

— Обедал устрицами.

— Это не пройдет, — покачал большой головой Стерн.

— Меня вспомнит буфетчик. Я сидел там долго и съел много устриц. Мы шутили, и он сказал, что они смахивают на смачные плевки. А я говорил, что они полезны для сексуальной жизни. Можете проверить это.

— Можете заложить свою задницу, что я это сделаю.

— Стерн поднялся со стула. — Я пройдусь по всем направлениям начиная с воскресенья и — знаете что? Я буду рядом и зажму нос, когда вас усадят на стул-сковородку.

Стерн взял своей толстой лапой с подноса бумажную чашку с консервированным соком, опорожнил ее одним глотком и вышел прочь.

К полудню все формальности были соблюдены и мне разрешили покинуть больницу.

Глава сорок первая

Первая-авеню перед больницей Бельвю была перекопана вдоль и поперек. Баррикады из деревянных загородок с надписями «ВЕДУТСЯ РАБОТЫ» окружали площадку, отделяя от улицы кучи грязи и уложенные штабелями плиты. В этой части города асфальт покрывал старую мостовую лишь тонким слоем. Отдельные участки булыжной поверхности сохранились с прошлого века. Забытому прошлому принадлежали и вычурные фонарные столбы из кованого железа и редкие вкрапления медного купороса на тротуарах.

Я ожидал за собой «хвост», но не заметил его и подошел к стоянке такси у здания авиакасс на 38-й улице. Погода оставалась теплой, но небо уже заволокло облаками. Мой револьвер в кармане пиджака с каждым шагом постукивал меня по бедру.

Прежде всего мне следовало побывать у дантиста. Я позвонил ему из больницы и он согласился открыть свою приемную в Грейбар-билдинг и быстренько снабдить меня временными коронками. Мы поговорили о рыбалке. Он очень жалел, что не забрасывает в этот день мотыля в заливе Шипшед.

Онемев от обезболивающего, я заторопился в вестибюль Крайслер-билдинг, чтобы успеть на назначенную  на час встречу. Я опоздал на десять минут, но Говард Нусбаум терпеливо поджидал меня у входа с Лексингтон-авеню.

— Это шантаж, Гарри, обычный и наглый, — произнес он, пожимая мне руку.

— Я не отрицаю этого, Говард. Скажи спасибо, что я не требую от тебя денег.

— Мы с женой рано утром собирались отправиться в Коннектикут. У нее родственники в Нью-Канаане. Но я упросил ее не спешить, как только ты позвонил мне.

Говард Нусбаум контролировал секцию универсальных ключей в компании, обеспечивающей безопасность нескольких больших контор в центре города. Он был обязан своей работой мне, или, по крайней мере, тому факту, что я изъял его имя из доклада, составленного мною для его фирмы с целью проследить один из таких ключей. В конце концов, ключ оказался в сумочке у одной из молодых проституток.

— Ты принес его? — спросил я.

— Разве я пришел бы без него? — Он полез в пиджак и подал мне незапечатанный коричневый конверт, в котором лежал новенький ключ.

— Это «универсал»? Он выглядит как совершенно обычный.

— По-твоему, я должен доверить тебе «универсал» в Крайслер-билдинг? — Говард Нусбаум нахмурился. — Это «универсал» второго класса для сорок пятого этажа. На этом этаже нет замков, к которым бы он не подошел. Ты не скажешь мне, за чем охотишься?

— Не задавай вопросов, Говард. И ты не будешь считаться сообщником.

— Я уже замешан в этом по уши, — возразил он. — Я всю жизнь чей-то сообщник.

— Желаю хорошо отдохнуть в Коннектикуте.

Поднимаясь в лифте, я изучал маленький коричневый конверт снаружи и ковырял в носу, смущая этим лифтера. На конверте был штамп и адрес. Инструкции Говарда гласили, что после «работы» мне следует запечатать ключ в конверт и бросить в ближайший почтовый ящик. Конечно, был шанс, что сработает одна из моих дорогих отмычек. Но отмычка действует только на хорошо разработанный ключами-дубликатами замок, а фирма Говарда Нусбаума предпочитает заменить замок, нежели тратить деньги на ключи третьего поколения.

За матовыми стеклами дверей «Круземарк Маритайм Инкорпорейтед» тускло горел свет. На другом конце коридора то и дело принималась стучать пишущая машинка. Натянув свои хирургические перчатки, я вложил «универсал» в первый замок. Чем не талисман, открывающий двери, и не чета высушенной «руке славы» Маргарет Круземарк.