Джозеф Кэнон - Хороший немец
Он дал ей сигарету и поджег.
— Как только ей станет лучше, я заберу ее. Вот. Возьми. — Он вручил ей деньги. — Сейчас я не могу ее забрать.
— Хорошо, хорошо. Никто никого не выкидывает. Я люблю Лину. Она всегда хорошо ко мне относилась. Не то что некоторые, — сказала она, посмотрев на него. — Во время войны она иногда появлялась, приносила кофе, проведывала. Не меня. Я знала, зачем она приходит. Ей просто хотелось побыть в квартире, посидеть тут. Проверить, все ли на месте. Повспоминать, наверное. Такая глупость. Как и все остальное, впрочем. «Ханнелора, ты переставила стул. Тебе не нравится, что он там стоит?» Я-то знала, что ей надо было. Но боже мой, какое имеет значение, где стоит стул, когда вокруг каждую ночь бомбят? «Ну переставь обратно, если тебе так лучше», — говорила я, и, как выдумаете, что она делала? Глупо. — Ханнелора допила остатки в стакане.
— Да, — сказал Джейк. Еще один стеклянный колпак. — Квартиру тебе передал Хэл?
— Конечно. Он был моим другом, вы же знаете.
— Нет, я не знал, — искренне удивившись, ответил он.
— Ну вы… вы никогда ничего не замечали. Только ее. Это все, что вы могли видеть. Хэл был очень любезен. Я всегда любила американцев. Даже вас, немного. Вы были не таким уж и плохим. Иногда, — добавила она и помолчала. — Не создавайте мне проблем. Я никогда не была нацисткой. Мне плевать, что вы думаете. Никогда. Только членом БДМ — все девочки в школе должны были вступать. Но не наци. Вы знаете, что они сделают? Мне дадут продовольственную карточку «номер V» — а это карточка смерти. На нее не проживешь.
— Я не хочу создавать тебе проблем. Я благодарен тебе.
— Угу, — сказала она, потушив сигарету. — Но спать я буду на кушетке. Ладно, давайте я заберу вещи.
Вернулась она уже в шелковой ночной рубашке, тяжелые груди выпирали. Подруга Хэла.
— Вас не смущает? — спросила она почти кокетливо. — Ну ничего не поделаешь, раз уж я буду здесь. — И застелила кушетку простыней.
— Она все еще спит?
Ханнелора кивнула.
— Она не очень хорошо выглядит.
— Сколько она уже болеет?
— Неделю, может, две. Когда приехала, я думала, она просто устала. Знаете, сейчас все выглядят усталыми. Я не знала. Что я могла сделать? Есть было почти нечего.
— Завтра я принесу еды. Для обеих.
— И сигарет можно? — Она принялась вытирать лицо мокрой тряпочкой, убирая вместе с макияжем годы. Сколько ей сейчас, лет двадцать пять?
— Конечно.
— Герр Гейсмар, — сказала она сама себе, покачивая головой. — Опять в Берлине. Кто бы мог подумать? И в той же комнате, а?
— Я подожду, — сказал Джейк. — Если хочешь, поспи.
— О, с мужчиной в комнате. Вряд ли. Если только прикорну немного.
Но мгновение спустя она уже отключилась. Рот раскрыт, груди едва прикрыты простыней, беззаботный сон ребенка. Оставалось только ждать, уставившись в зловещую темноту Виттенбергплац. В уме он составил список — еда, лекарства, если он достанет в медпункте, притворившись больным. Если нет, то через Гюнтера, который мог достать все. Но какие лекарства? Он посмотрел на часы. Час тридцать. Какой доктор придет в два часа ночи?
Он пришел в три, поднялся, слегка топая по лестнице, и нарисовался скелетом в проеме двери. Откашлялся, как будто позвонив в дверь. Он был почти гротескно худым, глаза ввалились, как у заключенного. Где его только откопал Дэнни? Рюкзак вместо докторского саквояжа.
— Вы врач?
— Розен. — И официально кивнул. — Где она?
Джейк показал на спальню, заметив, как Розен оглядел спящую на кушетке Ханнелору.
— Прежде всего — где можно помыть руки?
Джейк подумал, что это эвфемизм, но в ванной Розен действительно вымыл руки, а затем методично, как хирург, вытер их.
— Может, вскипятить воды? — растерявшись, спросил Джейк.
— Зачем? Она что, рожает?
В спальне Джейк осторожно ее разбудил и отошел в сторону, когда Розен чистыми руками стал ощупывать ей горло, проверяя, очевидно, не опухло ли. Вместо термометра приложил ладонь ко лбу.
— Сколько?
— Не знаю. Она говорит неделю, другую.
— Слишком долго. Почему не вызывали раньше?
Слишком сложно объяснять, так что Джейк просто молча стоял, нависнув над ним.
— Я могу что-то сделать?
— Можете сварить кофе. Меня в такое время не часто поднимают.
Джейк пошел на кухню, чувствуя себя будущим отцом, которого отослали на кухню, чтобы не путался под ногами. Налил воды в чайник. Слегка хлопнув, загорелся газ. В гостиной со стоном заворочалась Ханнелора.
Он вернулся в спальню и остановился в дверях. Розен распахнул на ней халат, теперь она лежала нагая, и руками развел ей ноги, чтобы обследовать. Неожиданная интимность. Тело, которое Джейк столько раз видел, побуждал ласками к жизни, теперь ощупывалось, как кусок мяса. Она не девочка Дэнни, хотелось крикнуть ему, но Розен уже поймал его смятенный взгляд.
— Я вас позову, — сказал он резко. — Пойдите приготовьте кофе.
Джейк отступил от двери. Зачем ее там обследовать? Это все, на что способен доктор Дэнни. А кого он мог еще вызвать? Он увидел руки на ее белом бедре.
В кухне он развел в чашке эрзац. Без сахара, пустой. Услышал, как они разговаривают: доктор спрашивал, Лина тихо отвечала. Джейк взял чашку. Но Розен не хочет его там. Поставил чашку на стол и стал смотреть, как кофе остывает. Волосы Ханнелоры распустились. Неопрятная девушка даже во сне.
Розен наконец вышел и опять вымыл руки под кухонным краном. Джейк направился в спальню.
— Не надо. Я дал ей снотворное. — Он налил воды из чайника в другую чашку и опустил туда иглу шприца. — Ей нужно в больницу. Почему вы тянули?
— Что с ней?
— Эти девушки, — Розен покачал головой. — Кто делал аборт?
— Какой аборт? — опешил Джейк.
— Вы не знали? — Он прошел к столу и отпил глоток кофе. — Так долго ждать нельзя.
— Она в порядке?
— Да, аборт сделан. Но ей занесли инфекцию. Возможно, делали в антисанитарных условиях.
Джейк сел, ему стало плохо. Другая постель, щупают грязными руками.
— Какую инфекцию?
— Не беспокойтесь. Не венерическую. Она снова может работать.
— Вы не поняли. Она не…
Розен поднял руку.
— Это ваши дела. Меня это не интересует. Но потребуется еще пенициллин. У меня была только одна доза. Вы умеете делать уколы? Нет, я так и предполагал. Я приду. А пока давайте ей это. — Он положил на стол несколько таблеток. — Не такие сильные, но нужно сбить температуру. Пусть она принимает их, несмотря на вкус.
— Спасибо, — сказал Джейк, взяв таблетки.
— Они дорогие.
— Это не имеет значения.
— Ценная девушка, — усмехнулся Розен.
— Она не то, что вы думаете.
— Неважно, что я думаю. Просто давайте ей эти таблетки. — Он взглянул на кушетку. — У вас тут две?
Джейк отвернулся, чувствуя себя как Дэнни, оскорбленный деньгами Сикорского. Но какая разница, что думает Розен?
— Она сказала вам, что делала аборт? — спросил Джейк.
— А зачем говорить? Я этим занимаюсь.
— Вы настоящий доктор?
— Какой вы правильный, спрашиваете о дипломе, — заметил Розен, затем вздохнул и сделал еще один глоток кофе. — Я учился в медицинском институте в Лейпциге, но меня, конечно, выкинули. Я стал доктором в лагере. Там о дипломе никто не спрашивал. Не волнуйтесь, я знаю, что делаю.
— И теперь работаете на Дэнни.
— Нужно на что-то жить. Этому тоже в лагере учишься. — Он поставил чашку кофе на стол и собрался уходить. — В общем, не забудьте про таблетки, — сказал он, вставая. — Я приду завтра. Как с деньгами?
Джейк протянул ему несколько банкнот.
— Этого достаточно?
Он кивнул.
— Надо будет еще на пенициллин.
— Сколько угодно. Только достаньте. Но она поправится?
— Если не будете гонять ее на панель. По крайней мере, к русским. Они все больны.
— Она не проститутка.
— А я не доктор. Что за тонкости. — Он встал, чтобы уйти.
— Во сколько завтра?
— После наступления темноты. Но, пожалуйста, не так поздно, как сегодня. Даже ради Дэнни.
— У меня нет слов для благодарности.
— Вам и не надо меня благодарить. Заплатите и все.
— А насчет нее вы ошибаетесь, — сказал Джейк, удивляясь, к чему он это говорит. — Она порядочная женщина. Я люблю ее.
Лицо Розена смягчилось. Он удивился словам, взятым из забытого языка.
— Да? — Он снова отвел уставшие глаза в сторону. — Тогда не спрашивайте об аборте. Просто давайте ей таблетки.
Джейк подождал, пока на лестнице не затихли его шаги, и закрыл дверь. Не спрашивать. А как он может не спросить? Все равно что рисковать своей жизнью. Вопрос гигиены. Он поставил чашку в раковину. Выключил свет и, обессиленный, пошел по коридору.
