Наталья Андреева - Угол падения
— Где вы были вечером двадцать девятого августа?
— Естественно, дома. У меня жизнь теперь верный курс имеет: дом — склад, склад — дом. В семь часов и приехал, как обычно.
— Что, и в гости никуда не ходите?
— А знаете, что бывает такая болезнь: «аллергия на людей» называется. Так вот, у меня самая острая форма. Любая человеческая особь чесотку вызывает. Только внутреннюю. В метро еду и озираюсь — не дай бог, кто-нибудь разговоры начнет заводить, даже от безобидного «извините» шарахаюсь.
— Что ж, в таком случае простите, что зашел.
— Ничего. — Его запал явно начинал проходить, Глебов на глазах сдувался, как проколотый воздушный шарик.
— А кто все-таки вы по специальности, Борис Аркадьевич?
— Я? Программист. Пытаюсь, конечно, немного подрабатывать, но поверьте, на складе, с моими безмолвными коробками, куда легче. За компьютер даже не тянет. Компьютер — это информация, а мне сейчас чем меньше знать, тем лучше. К тому же нынче безработных программистов куда больше, чем безработных чернорабочих. Время такое пришло.
— Что ж, позиция спорная, но вполне понятная, остается уточнить маленькую деталь: не видел ли кто-нибудь из соседей вас дома в тот вечер.
— По-моему, именно в тот вечер, ну, в понедельник, приходил Василий, мой сосед из сорок восьмой квартиры, принес магнитофон посмотреть.
— Вы что, занимаетесь на дому ремонтом бытовой техники?
— Ничем я не занимаюсь, просто у человека неприятность, отчего же не помочь? И мне занятие, и ему хоть маленькая, да радость.
— Денег не берете?
— А вы что, налоговая инспекция? Нет, не беру, тем более с тех, у кого и так взять нечего. У человека трое детей и работа не мед. Баранку крутит весь день, а какие у наших водителей автобусов заработки, так про то и сами знаете: они не в долларах получают, и никто им ежемесячно по новому курсу зарплату не пересчитывает.
— Что ж, зайду я к вашему соседу, не возражаете? Если он сей факт отрицать не будет, надеюсь, не придется больше вас беспокоить, Борис Аркадьевич.
— Пожалуйста. От меня все равно польза невелика.
— А кстати, с Коваленко вы хоть изредка общаетесь?
— Нет. Он звонит иногда, новости о наших сообщает: кто куда устроился, кто женился, кто развелся. Думает, что мне это интересно. Мишка — оптимист, не унывает, суетится, подрабатывает, клиентов находит. И мне предлагал помочь. Но мне неприятно общаться с людьми, которые меня раньше знали. Будут, знаете ли, сравнивать, жалеть. Как вспомню прежнюю работу, так тоска берет: скучаю по своему магазину, по ребятам. А, пропади оно все! — Глебов махнул рукой и ссутулился на продавленном диване.
— А не подскажете, когда Михаила можно застать дома?
— Лучше с утра. Раньше десяти он не поднимается и раньше часу ночи домой не приходит. Все по барам где-то, по танцулькам. Я таких мест и не знаю. Да только Мишка здесь тоже ни при чем, палить в Серебрякова не будет. Вот если бы Валеру кто-нибудь пришил, тогда Михаил — первый кандидат. Я-то мужик тихий, мирный, дальше фантазий не пойду, а Мишка, когда злющий, себя не контролирует. Один раз управляющему даже по морде съездил.
— А тот что же?
— Утерся и пошел Серебрякову жаловаться. Не знаю, чего он там наговорил, только Михаила скоро поперли, а потом и меня, за компанию.
— Нет, на Иванова никто пока не покушался, — почти с сожалением вздохнул Леонидов. — Значит, среди своих бывших коллег вы не видите человека, который способен воплотить чувство мести, так сказать, в реальность?
— Знаете, благородные разбойники в наше время перевелись: наверное, все клады закончились, да и люди стали помельче. А у мелких людей и чувства мелкие: колесо там у машины проколоть, слово похабное нацарапать или зеркало отвернуть. Можно еще отравить любимую собаку, это уж если совсем достало. Да, другой век, другие нравы. За большие деньги еще могут шлепнуть, но чтоб за большие чувства?
— Ну, это вы по себе мерите, Борис Аркадьевич. Как работник милиции, могу сказать, что всякое бывает. Могут и из-за большой любви прирезать.
— Разве только спьяну.
— А если это человек с больной психикой?
— Больная психика сейчас перерождается в депрессию, а не в агрессию. Проще забиться в свою конуру и обидеться на весь мир, чем попытаться его исправить.
— Не буду с вами спорить. Вас действительно здорово обидели, Борис Аркадьевич, тут уж переубеждать в чем-то бесполезно. А все-таки подумайте на досуге об исправлении мира, хотя бы своего. Не смею больше задерживать.
Глебов поплелся провожать Алексея до двери. Из кухни тут же выглянул любопытный Даник.
«А вот ребенку явно не хватает общения. Запереть его в этой крохотной квартирке и навязать свое исключительное общество — это жестоко. О сыне бы хоть подумал этот разочарованный странник. Компьютер друзей не заменит, — вздохнул Алексей и подмигнул забавному мальчишке. Тот сразу же шмыгнул за кухонную дверь. — Совсем одичал. Да, надо будет обязательно позвонить Ирине Сергеевне насчет Глебова», — подумал Леонидов, когда за ним щелкнул дверной замок.
Взгляд его упал, на соседнюю дверь, обитую дешевым дерматином. Цифра 48 была ровненько выбита декоративными гвоздиками. Леонидов нажал белую пуговку звонка.
Раздалась поддельная соловьиная трель, затем послышались шаги грузного человека. Он возник на пороге, огромный, мясистый, в белой, не очень свежей майке и тренировочных штанах с лампасами, из тех, что продают цыгане в переходах.
— Василий?
— Он самый.
— Я из милиции, по поводу вашего соседа.
— Борьки? Смеетесь, что ли? Милиция — и Борька! — Мужчина заколыхал внушительным животом, изображая подобие смеха. — Чего он там натворил?
— Ничего не натворил. Мне хотелось бы, чтобы вы только подтвердили, что двадцать девятого августа в районе девяти часов отдали Борису Аркадьевичу магнитофон в починку и видели его в это время дома.
— Магнитофон? Какой магнитофон? А, да, заносил. И в девять, точно, как раз «Новости» начались, это точно. Ну, они там дают в Думе, а?
— Вы точно помните, что это было двадцать девятого августа?
— А то! У жены тридцатого день рождения, ну там родственники, друзья должны подойти, все как положено. Я заранее к такому делу готовлюсь. Сунулся, а агрегат не фурычит. Заглянул к Борьке, так он и правда быстро наладил. Голова! А!
— Спасибо, Василий, больше вопросов не имею. Соседа-то уважаете?
— Я ж говорю: голова!
…Леонидов спускался по лестнице. Разговор с Глебовым оптимизма не прибавил, во рту остался какой-то кислый привкус, и хотелось активно подвигаться, чтобы стряхнуть с себя сонное оцепенение, навеянное в напоминавшей стоячее болото квартире.
«Не достал, значит, Глебов взрывчатку. А вот насчет Коваленко — это уже интересно. Темпераментный, значит, мужчина. Морду управляющему бить — это уже способность к активному действию. Надо обязательно проверить этого защитника справедливости. Да, но это завтра, сейчас хорошо бы пожрать чего-нибудь и — спать. Спать, спать и еще раз спать. Только никаких Ляль и макарон», — подумал Леонидов и побежал в булочную.
Глава 7 ЕЩЕ ОДИН ВЕРНЫЙ СЛЕД
«Ох, утро туманное», — вздыхал Леонидов, сидя в четырехсотом автобусе, ехавшем в сторону Зеленограда около девяти часов зарождавшегося дня. Алексей жил как раз в районе «Речного вокзала», вечерами ему не раз приходилось наблюдать огромную очередь на этот автобус, и чего бы он себе никогда не пожелал — так это стать ее участником. Поэтому утренняя поездка его более чем устраивала: народ оттекал в совершенно противоположную сторону и в салоне было достаточно свободно.
Мысли в голове Леонидова шевелились, как клубок не совсем проснувшихся змей, вяло и нецеленаправленно. После подтверждения алиби Елистратова дело зашло в тупик. Людей, которые жаждали смерти удачливого бизнесмена, находилось предостаточно, но все они, как назло, имели именно на тот вечер железное «не мог». Вчера вечером Алексею удалось наконец дозвониться еще по одному из обозначенных в списке телефонов и услышать Ларису Никольскую. Та должна была прийти сегодня в два часа в управление и дать показания. Лилия Мильто, как удалось выяснить у ее недовольной мамаши, дома с недавних пор не проживала, и найти ее нынешнее местонахождение становилось проблематично. Адрес, по которому некогда обреталась Анна Гладышева, тоже оказался неверным. Трубку сняла квартирная хозяйка и тоном «отвяжитесь от меня» заявила, что квартирантка съехала в неизвестном направлении пару месяцев назад и никакого нового адреса, естественно, не оставила. Таким образом, оставалось только надеяться, что некогда весело проводивший с очаровательными девушками время Михаил Коваленко не утратил с ними связь и может помочь в поисках. Поэтому Леонидов мужественно боролся со сном в полупустом автобусе и тешил себя надеждой, что не пропадет его скорбный труд.
