Чарльз Паллисер - Изгнание

– Должно быть, у меня помутился разум, когда поверил сплетням о вас и вашем слуге. И, несмотря на то, что так думают все, я просто с ума сошел, поверив в домыслы про герцога.

Она почему-то не смогла меня понять и сказала:

– Вы очень дерзкий.

Я ответил, что готов жизнь отдать за ее честь, что готов пойти за ней куда угодно в любое время дня и ночи, что мы можем отправиться прямо теперь, в эту самую минуту. Она направилась к двери, но я встал на пути и сказал, что мы несомненно испытываем друг к другу взаимные чувства. Не помню, что еще говорил, потому что уже не мог остановиться, и не думал о последствиях, и даже не особо задумывался над тем, что сказать, слова сами лились из меня. Не могу вспомнить всего, что наговорил, но знаю, что речь была страстная и шла от самого сердца.

Миссис Пейтресс положила руку на дверную ручку, и когда я сделал шаг, чтобы остановить ее, попросила пропустить. Я повиновался, она вышла в прихожую и велела слуге проследить, чтобы гость незамедлительно покинул дом.

Объяснение только одно: меня оклеветали перед ней. Миссис Пейтресс убедили, что я тот, кто писал анонимки! Но кто же клеветник? Кто отравил сознание дамы ложью? Должно быть, Люси и ее проклятые родители.

Осталось только 7 шиллингов и 3 пенса. Полкроны должно хватить. Бетси нужны деньги, и это меня полностью устраивает.

Пошел к ней в комнату и показал полкроны. Служанка кивнула и попыталась схватить деньги. Я сказал:

– Только если получу то, что хочу.

– Войти в меня нельзя, слишком рискованно.

Как и в прошлый раз, Бетси разрешила раздвинуть ей ноги и подняла рубашку.

Она начала гладить меня и себя, а потом взяла мою руку и положила туда, где ей было приятно.

Через минуту или две служанка тяжело задышала, потом сказала:

– Можете войти в меня, но только не кончайте, сэр. Обещаете?

Я кивнул. Мне показалось, что момент настал, и я попытался проникнуть в нее.

Она сказала:

– Еще рано.

Положив руку на шею, она опустила мою голову так, что я смог потеребить ее сосок. Потом девушка схватила мою ладонь, положила на свое сокровенное место и стала тереть его. Затем я продолжил делать это сам. Она начала стонать.

Бетси оттолкнула мою руку и стала ласкать себя, неистово и бесстыдно извиваясь передо мной. Я почувствовал запах пота и других нечистот. Она задышала так сильно, словно бежала, и почти грубо схватила меня и наконец впустила в свое лоно.

У меня стоял крепко, и я задвинул глубоко, но удовольствия не испытал. Служанка задыхалась и кричала. Кричала так, будто ее убивали. Я испугался, что она всех разбудит. Вдруг я кончил – и без особого наслаждения. Девушка отпрянула и стала неистово тереть себя, откинув голову назад, потом ахнула, простонала, вскрикнула, содрогнулась и упала на подушку.

Какое-то время мы лежали молча. Бетси сонно произнесла:

– Не надо было впускать вас. А что, если я снова залечу?

Во всем виновата служанка, сама его затолкнула. Мне даже не понравилось. Дала волю собственному ненасытному аппетиту. Насладившись, она уснула, словно поросенок у соска свиноматки.

Неужели это то, что должно быть? Никакого удовольствия.

Спустя время она вдруг задрожала и заплакала во сне. Потом очнулась от собственной дрожи, и я спросил:

– Что тебе снилось?

Она ответила:

– Приснилось, что я снова у папы.

– Хочешь сказать, дома?

Она ответила:

– Нет, у папы. Мой дом здесь. Единственный дом, какой я знаю.

Я спросил, почему дом отца она не считает своим.

Она удивленно посмотрела на меня и сказала:

– Меня забрали за то, что они со мной там делали, папа и братья.

– Они с тобой спали! – воскликнул я.

– Бог с вами, – сказала она, – я не про то, что они спали, а про то, что сношали меня с самого детства. Перестали делать это, когда я подросла, чтобы не залетела. Но однажды ночью папа напился и сделал это снова, и я залетела. Вот тогда стало известно в приходе, и меня забрали.

– А ребенок?

– Мне его не дали. Умер через четыре месяца, как меня забрали.

Как я обманут. Принял ее за невинную девушку и вот узнаю, что она совершила инцест. Возникло ощущение, что я сделал что-то дурное, позволил осквернить себя.

Кажется, Бетси заметила отвращение на моем лице, испуганно взглянула и отпустила странное замечание:

– Ни один ребенок не может помешать отцу делать то, что тот делает.

– О чем ты? – удивился я.

Служанка испуганно взглянула и больше не произнесла ни слова.

На что же она все-таки намекала? Неужели что-то слышала про папу?

Я встал и собрался уходить. У двери я кое-что вспомнил и сказал:

– Ты забыла про деньги.

Она ответила:

– Мне все равно.

Я швырнул монеты на кровать.

Было противно. Бетси это делала не за деньги. Ей так понравилось, что она позволила сношать ее просто так. Думала только о своем удовольствии, а не о моем! И использовала такой неуместный и противоестественный способ.

Я был расстроен и пошел мимо комнат мамы и Эффи, вместо того чтобы спуститься по задней лестнице. В конце коридора я оглянулся, и у двери сестры мне кто-то померещился. Подумал, что просто тень.

Памятка: ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ БАЛАНС: 7 ш. 1 1/2 п. РАСХОД: для Б. 2 ш. 6 п. ИТОГО: 4 цента 7 1/2 п.

Времени поспать не осталось, потому что надо отправляться в Торчестер. Мама дала мне 3 шиллинга.

Понедельник, 4 января, после полуночи

Когда я увидел это мерзкое существо, захотелось растереть его по земле и плюнуть. Теперь понимаю, почему мама и Эффи его ненавидели. Он утащил папу за собой в яму. Именно я впервые привел его в наш дом.

Город был похож на мрачную яму, скопище нечистот, улицы завалены прахом. Омерзение. Чувствую себя оскверненным от пребывания там.

Когда я в тумане столкнулся со своим мучителем и мы сошлись бок о бок, я сразился не с человеком, а с демоном. Он упал мне в руки для наказания. У меня в ушах раздавался шум воды, жаль, что мне не хватило сил свалить его в стремительный поток.

Вторник, 5 января, 7 часов

Проспал несколько часов. Должен записать все, что случилось вчера, пока свежи впечатления.

Дом я покинул задолго до рассвета. Сразу за Страттон Певерел мимо меня очень быстро проехал экипаж. Понять было трудно, но, кажется, что это было ландо миссис Пейтресс.

До Торчестера добрался поздним утром. Прежде всего отправился в гостиницу «Георгий и Дракон» и забронировал комнаты на вечер бала. Потом пошел на конюшню неподалеку и заказал дилижанс.

Отправился в контору Боддингтона, назвался, и важный маленький писака ушел во внутреннее помещение, а вернувшись, сообщил с мерзкой ухмылкой, что старика нет. Несомненно, он солгал, и Боддингтон прятался за стойкой. Скрывался от меня, словно трусливая крыса, застрявшая в сточной трубе.

Взглянул на почтовый ящик напротив почты – единственный во всей округе? Определенно, она не может бывать в городе каждые несколько дней, а ночами бродить по полям с ножом и банкой краски.

После скромного обеда в таверне направился на Тринити-сквер и отыскал Малбери Хауз: огромное безрадостное сооружение, выглядевшее так, будто в нем никто не живет годами, с высокими, пустыми окнами, закрытыми решетками на верхнем этаже, придававшими ему тюремный вид.

Я поднялся на холм, посмотреть на городской дом герцога на Касл Парейд. Постройки на улице только с одной стороны, и дом Боргойнов среди них самый большой и стоит немного под углом ко всем остальным. Особняк, словно заносчиво прищурившись, нависает над городом. Задняя его часть выходит на Хилл-стрит. Я прошел по этой улице и, уверен, нашел тот дом, где живет мерзавец: над его входом висит светильник в виде головы кабана – символ Боргойнов. Вот, должно быть, и дверь!

«Дельфин» находится в темной аллее Анжел-стрит. Надо было узнать, почему Давенант Боргойн упомянул его, когда говорил о папе. Вошел в пивную. Хозяин бара удивленно посмотрел на меня, улыбнулся и спросил:

– Вы здесь с кем-то встречаетесь?

Надо было сказать ему, чтобы не лез не в свое дело, но вместо этого я выпалил:

– Именно на это я надеюсь.

Он сказал:

– Уверен, это можно устроить.

Разговаривая, он налил пинту пива, а потом протянул мне. Я хотел заплатить, но тот покачал головой и сказал:

– Присаживайтесь, молодой человек.

Я взял газету и сел на скамью у двери.

Приблизительно минут через пятнадцать вошел мальчик лет четырнадцати. Мне показалось, что я его узнал. Думаю, видел в кафедральном хоре. К бару он не подошел, а хозяин кивком указал на место у камина.

Спустя несколько минут вошел мужчина, посмотрел на хозяина, который слегка повернул голову в сторону камина. Незнакомец взглянул туда же, кивнул, направился через пивную и скрылся за дверью. Через несколько минут мальчик встал и ушел в ту же дверь.

Я все понял, все скрытые и явные намеки, что мне пришлось выслушать. Уже был готов уйти, как открылась входная дверь и вошел Бартоломео. Я поспешил закрыться газетой и выглянул из-за края. Этот длинный тонкогубый рот со скользкой улыбкой. Эти яркие, притворно простодушные глаза, не пропускающие ничего. В школе он был далеко не простак, но его не интересовало ничто, чем нельзя непосредственно воспользоваться. Бартоломео был хитер, ловок, умел манипулировать, интуитивен – все эти качества способствуют успеху, если можно так сказать, в эксплуатации окружающих людей. В нем нет ничего от вдумчивости, интроспективности, альтруизма. Интересно, что сделало его таким мерзким тунеядцем, питавшимся слабостью других без тени самоуважения. Бартоломео не скрывает, какой он низкий человек, и тем не менее всегда способен удивить новым предательством.