Мелани Раабе - Западня
И снова все перевернулось, снова наметилась угрожающая перемена в соотношении сил. Ленцен уже не кажется побитой собакой. Он отчасти обрел самообладание.
– У меня есть алиби, – говорит он.
Мы сидим в полумраке, непогода надвигается, раскаты грома все ближе, и у меня возникает нехорошее предчувствие, что случится что-то страшное, когда гроза дойдет до нас. Гоню эти мысли, убеждаю себя, все дело в том, что бабушка очень боялась грозы и у меня этот страх по наследству, что это всего лишь предрассудок.
Ленцен лжет. Он и должен лгать. Я его насквозь вижу.
– У меня есть алиби, – повторяет он.
– И вы это можете доказать? – спрашиваю я.
Голос мой звучит глухо. Меня настиг страх, холодный и беспощадный.
– Я вспомнил то лето, – говорит Ленцен. – Лето 2002-го. Чемпионат мира по футболу в Японии и Южной Корее. Финал Бразилия – Германия.
– Как вы докажете ваше алиби? – с нетерпением спрашиваю я.
– Двадцатого августа я должен был улетать в Афганистан, – говорит Ленцен. – Я точно помню, потому что у моей тогдашней жены день рождения двадцать первого августа и я был очень расстроен, что не смогу на нем присутствовать.
Мой мир зашатался.
Крепче сжимаю рукоятку пистолета, ищу опору. Это всего лишь очередной его финт.
– И вы можете это доказать?
Стараюсь выровнять дыхание.
– В то время я каждый день давал репортажи. С места событий. Подразделения Бундесвера были тогда в Афганистане относительно недавно, и публика интересовалась, что там происходит на Гиндукуше. Я неотлучно был при одном взводе. Репортажи должны быть в интернете. Думаю, они и сейчас доступны.
Смотрю на него. По телу бегут мурашки. Сверху донизу. Я не хочу ему верить. Он блефует.
– Проверьте, – говорит Ленцен и указывает взглядом на мой смартфон, который лежит передо мной на столе. Понятно, что он задумал, слава богу, мне понятно, что он задумал. Подонок! Надеется, что на мгновение я отвлекусь, он набросится на меня и выбьет пистолет, решил пойти ва-банк, будь что будет, или он или я, это его последний шанс.
Отрицательно качаю головой, указываю подбородком на его смартфон, не опуская пистолета. Я не забыла, как мгновенно он сумел обогнуть стол и наброситься на меня. Другой такой возможности я ему не предоставлю.
Ленцен кивает и берет свой смартфон. Начинает тыкать в экран.
Я начинаю нервничать. А что, если он, предвидя мою реакцию, просто наберет номер и позвонит в полицию?
– Только без глупостей, – говорю я. – Иначе вы не уйдете живым из этого дома.
Внутреннее содрогаюсь от слов, которые только что произнесла. Зачем ему звонить в полицию, если он убийца?
Ты не очень ясно мыслишь, Линда.
Ленцен мельком смотрит на меня и продолжает, нахмурившись, тыкать в экран. Наконец поднимает взгляд и с непроницаемым выражением лица кладет смартфон на стол, осторожно подвигает его ко мне. Беру, не спуская глаз с Ленцена. Опускаю взгляд, начинаю читать.
«Шпигель онлайн». Читаю, прокручиваю, опять читаю, опять прокручиваю – вверх, вниз. Имена, даты. «Шпигель онлайн». Архив. Виктор Ленцен. Афганистан. 21 августа 2002 г. 22 августа 2002 г. 23 августа 2002 г. 24, 25, 26, 27, 28 августа 2002 г.
Я читаю, читаю, снова и снова.
Я должна найти какой-то выход.
– Линда?
Прокручиваю вверх и вниз.
– Линда?
Слышу его голос как сквозь слой ваты.
– Линда?
Я поднимаю глаза.
– Как была убита ваша сестра?
Руки дрожат, как у старухи.
– Каким образом была убита ваша сестра? – снова спрашивает Ленцен.
– Семь ножевых ран, – отвечаю я, как во сне.
Слепая ярость. И кровь, все в крови.
Не знаю, сказала я это или только подумала.
– Линда, – говорит Ленцен. – Вы ошиблись. Прошу вас, поймите это.
Понять этого я не могу.
Я даже не могу толком понять, что он говорит. Я не в себе, все произошло слишком быстро, пытаюсь отмотать на три шага назад, пытаюсь осознать, что произошло, – Ленцен только что доказал свое алиби. Этого не может быть, этого не может быть.
– Вы же понимаете, что это значит, – говорит Ленцен, тихо, медленно, словно заговаривает ядовитую змею. – Убив меня, вы не свершите правосудия. Напротив. Что бы вы со мной ни сделали, убийца останется на свободе.
Для меня это как выстрел. Но если не Ленцен, то кто? Кто, если не он?
Нет, нет и нет. Я видела Ленцена.
– Линда, – говорит Ленцен, прерывая ход моих мыслей, – прошу вас, опустите пистолет.
Смотрю на него.
До меня медленно начинает доходить.
С 21 по 28 августа 2002 года Виктор Ленцен был в Афганистане. У него не было никакой возможности убить мою сестру.
Голова раскалывается, кругом все плывет, и я думаю, сколько я так живу: боль, головокружение, галлюцинации, песня, эта проклятая песня, и призрак в углу спальни, бессонница, кошмары. Я все поняла, и это понимание мучительно, невыносимо.
Я сошла с ума.
Или сойду, если так будет продолжаться.
Такова реальность, такова моя жизнь.
Результаты длительной изоляции: нарушение сна, потеря аппетита, когнитивное расстройство вплоть до галлюцинаций. Я все это знаю, я много читала.
Панические атаки, психологическая травма, писательская зачарованность вымыслом, и эти постоянные страшные муки совести за то, что не смогла спасти Анну, мое нескончаемое одиночество…
Все это имело смысл. Имело смысл, но ничего не изменило. Кладу смартфон на стол, смотрю на Ленцена. Теперь мне это дается труднее, чем прежде.
Человек, который сидит передо мной, невиновен. Все, что он говорил и что представлялось мне доказательством его вины, – оказалось не чем иным, как комментариями к характеру выдуманного литературного персонажа.
Что ты наделала, Линда?
Сжимается горло. Неудержимо подступают слезы, и вспоминаю, что больше десяти лет я не плакала. Я рыдала без слез. Все плывет перед глазами. Потолок вдруг сплошь покрывается насекомыми, превращается в копошащийся, кишащий ковер. Я теряю контроль над собой. Больше не знаю – кто я. Не знаю – кто я, как меня зовут, что происходит. Меня больше нет. Есть только голос.
– Положите пистолет, Линда.
Голос Ленцена. Снова чувствую тяжесть в руке. Смотрю на нее, крепко сжимающую рукоятку, на побелевшие костяшки пальцев. Ленцен медленно встает и с поднятыми руками осторожно двигается ко мне.
– Положите пистолет.
Слышу его как сквозь вату.
– Спокойно, – говорит он, – спокойно.
Все кончено. Сил больше нет. Ужас от всего, что тут произошло, от всего, что я натворила, парализует меня. Смартфон выскальзывает из руки и грохается об пол, я дрожу всем телом. Мышцы не слушаются, обмякаю, сползаю со стула и уже готова упасть, но Ленцен подхватывает меня, и мы оба валимся на пол, сидим, задыхаясь, вспотевшие, испуганные, Ленцен держит меня, а я не чувствую ни рук, ни ног, расслабленная, как паралитик, бессильная что-нибудь изменить. Жду и терплю. Вся как тугой узел. Узел в форме женщины, тугой и крепкий. Но что-то начинает происходить, материковые плиты в сознании сдвигаются, узел начинает развязываться, медленно, и я вдруг понимаю, что плачу. Дрожу и рыдаю в объятиях Виктора Ленцена, полностью растворившись, как соль в океане, желая лишь одного – разрядить нечеловеческое напряжение последних дней в этой телесной дрожи. Сознание мутится, оно не может вместить ощущение телесной близости, которое так непривычно и которого я так страстно желала все эти десять с лишним лет. Ленцен теплый, сильный, большой, моя голова у него на груди, в ямочке у горла, я скулю, не понимаю, что происходит, не понимаю, что он делает и почему, он обнимает меня, и я чувствую себя защищенной, любимой, и оно такое пронзительное – это чувство. Но вот он отпускает меня, и земля снова уходит из-под ног. Ленцен встает.
Смотрит на меня сверху вниз. Я пытаюсь нащупать почву, обрести хоть какую-нибудь опору.
– Но я тебя видела! – бессильно шепчу я.
Ленцен спокойно смотрит на меня.
– Я не сомневаюсь, что ты в это веришь, – говорит он.
Мы смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что он не врет. В глазах его страх, облегчение и что-то еще, чему не могу подобрать названия. Может быть, жалость.
Мы снова молчим. Я рада, что не надо ничего говорить. Сознание, изнуренное непрерывными напряженными мыслями, просто молчит. Оно и к лучшему, меньше всего мне сейчас нужны мысли о заявлении в полицию, скандале, тюрьме или сумасшедшем доме. Надо чуть-чуть помолчать, и чем дольше, тем лучше. Смотрю в лицо человека, который стоит передо мной. Я ведь всегда одна, и мне так редко представляется возможность посмотреть в лицо человеку. Смотрю на Ленцена, и на моих глазах он из монстра превращается в нормального человека.
Сижу, всхлипываю, слышу, как слезы капают на паркет. Ленцен подходит к столу и берет пистолет. Смотрю на него, с пистолетом в руке, и вдруг понимаю, что совершила непоправимую ошибку.
