К. Сэнсом - Камни вместо сердец
Выехав из Кингстона, мы попали на просторы Суррея. По обе стороны дороги тянулись огороды и зерновые поля, удовлетворявшие ненасытный аппетит Лондона, а за ними маячил огороженный лес Хэмптон-корта. В эту пору люди обыкновенно собирали бы сено, а поля уже успели бы пожелтеть, однако прибитые дождями злаки еще зеленели. Должно быть, те, кто работал в этих полях, давно мечтали о лучшей погоде. Когда солнце поднялось повыше, стало жарко, и я порадовался тому, что голову мою защищает широкополая шляпа, предназначенная для верховой езды. Продвигались мы быстрее, чем полагал Дирик: широкая дорога не успела подсохнуть и была полна глубоких колей, оставленных гружеными телегами, однако худшие ее участки уже починили – землю утрамбовали, рытвины засыпали камнями, а на топкие места положили плетни. Все наши кони казались крепкими и кроткими.
– Сегодня мы должны добраться до Кобхэма, – обратился я к своему коллеге.
– Надеюсь на это, – отозвался он.
– Каков наш маршрут? Я никогда еще не ездил в Хэмпшир.
– Сегодня едем до Кобхэма, а завтра до Годалминга, если повезет. Потом, на следующий день, пересекаем границу Хэмпшира и едем дальше мимо Питерсфилда и Хорндина.
– Насколько я помню, Хойленд расположен в семи или восьми милях к северу от Портсмута?
– Да. На границе старинного леса Бере.
Я посмотрел на Винсента:
– Насколько я понимаю, вам уже приводилось прежде посещать мастера Хоббея?
– Да. Хотя он обычно советуется со мной, когда приезжает по делам в Лондон.
– Он по-прежнему занимается торговлей тканями?
Дирик жестко посмотрел на меня:
– Нет.
– Вы говорили в суде о том, что он недавно продавал лес, срубленный на землях мастера Кертиса?
Мой оппонент развернулся в седле в мою сторону:
– Уже пытаетесь поставить под сомнение честность моего клиента, брат Шардлейк? – В голосе его промелькнул характерный скрежет.
– Меня интересует управление землями Хью Кертиса.
– Как я говорил в суде, какая-то часть леса вырубается. Было бы глупо не воспользоваться существующим спросом. Однако все доходы должным образом учтены феодарием.
– Отчеты которого мне не дозволено видеть.
– Ибо подобная проверка поставила бы под сомнение честность сэра Квинтина Приддиса, как и моего клиента. – В голосе Винсента вновь зазвучал этот обертон гнева. – Вы получите возможность поговорить с сэром Квинтином, и этого должно быть достаточно для всякого благоразумного человека.
Какое-то время мы ехали в безмолвии. Наконец я произнес кротким тоном:
– Брат Дирик, нам суждено провести вместе целую неделю, а может, и больше. Готов предположить, что наша жизнь станет легче, если мы ограничимся вежливым общением. Таков обычай у адвокатов.
Склонив голову, коллега на мгновение задумался:
– Ну, что ж, брат, эта поездка действительно раздражает меня. Я намеревался этим летом поучить сына стрельбе из лука. Тем не менее этот визит может оказаться полезным. Вместе с приобретенными землями аббатства мастер Хоббей получил манориальное право на местную деревушку Хойленд.
– Мне это известно, – проговорил я.
– Мы с ним переписывались о его планах приобрести принадлежащий жителям этой деревни участок леса. Селяне получат за это компенсацию, – добавил мой собеседник.
– Без общинных земель большинство деревень не в состоянии выжить.
– Так вы возразили бы мне на суде! Но сейчас я прошу вас дать мне честное слово не связываться с жителями Хойленда. – Винсент улыбнулся. – Что скажете? Дружбы ради?
Я осадил его взглядом:
– Вы не имеете права на подобные просьбы.
Тот пожал плечами:
– Но, сэр, если вы начнете подбирать себе клиентов среди этих селян, то едва ли сможете надеяться на хорошие отношения с мастером Хоббеем.
– Я не намереваюсь искать там клиентов. Но, тем не менее, не хочу ничем покупать у вас вашу вежливость. Либо вы относитесь ко мне как к собрату в профессии, либо нет.
Дирик отвернулся с саркастическим выражением на лице. Я посмотрел назад, на Барака, услышав, что он попытался завести разговор с Фиверйиром и резкий ответ последнего:
– Папский антихрист!
Посмотрев на меня, Джек воздел глаза к небу и покачал головой.
Мы продолжали уверенно продвигаться вперед и остановились только раз у ручья, чтобы попоить лошадей. Бедра мои уже начинали неметь. Винсент и Сэм отошли на несколько шагов, негромко переговариваясь.
– Путешествие не сулит нам ничего приятного, – обратился я к Бараку.
– Похоже на то. Я слышал твой разговор с мастером Дириком.
– Начинаю подозревать, что он из тех, кто начнет сутяжничать с придорожными птицами, если рядом не найдется людей. А что там Фиверйир говорил насчет антихриста?
Барак рассмеялся:
– Помнишь, некоторое время назад мы проезжали мимо людей, выкапывавших придорожный крест?
– Ну да. Теперь их немного осталось.
– Чтобы завести разговор, я сказал, что такая работа в жаркий день – не подарок. Фиверйир на это заявил, что кресты – это папистские идолы, а потом перешел к тому, что папа-де является антихристом.
Я простонал:
– Твердокаменный протестант. Этого нам еще не хватало!
В нескольких милях за Эшером наше быстрое продвижение закончилось. Мы уткнулись в конец долгой вереницы телег, задержанных на время починки находившегося впереди участка дороги. Облаченные в серые рубахи мужчины и женщины, вероятно из ближней деревни, ровняли взрытый глубокими колеями низменный участок дороги. Нам пришлось прождать больше часа, прежде чем нам позволили продолжать путь. К тому времени и за нами выстроилась длинная цепочка телег, а Дирик, не вылезая из седла, все кипел негодованием по поводу задержки. Движение сделалось гуще, и оставшуюся часть утра нам пришлось неторопливо пролагать себе путь мимо повозок и всадников.
Наконец мы въехали в крохотный городок Эшер, где остановились, чтобы пообедать. Винсент по-прежнему пребывал не в духе и потому обругал Фиверйира, когда тот пролил немного похлебки на стол. Клерк покраснел и принялся извиняться. А я удивился тому, сколь много значило для него мнение его господина.
Путешествие после полудня сделалось неторопливым и тягучим. На юг направлялось все больше и больше возов, полных бочонков со съестным и пивом. Другие повозки перевозили всякий плотницкий припас, ткани и оружие – одна из них была доверху нагружена полотняными колчанами, набитыми тысячами стрел. Однажды нам пришлось отъехать на обочину, чтобы пропустить массивную телегу на прочных колесах, груженную прочно перевязанными веревками бочками, на боках которых был выведен крупный крест. Пушечный порох, понял я. Чуть позже мы пропустили ватагу иностранных наемников, рослых мужчин в ярких мундирах: в разрезах их желтых рукавов и штанов виднелся красный материал. Они прошли мимо уверенным шагом, переговариваясь по-немецки.
К середине дня небо потемнело, и сильный ливень, промочив нас, превратил дорогу в болото. Путь наш пошел в гору: мы покидали долину Темзы, поднимаясь на холмы Суррейской гряды. К тому времени, когда мы добрались до Кобхэма, деревушки, длинная центральная улица которой вытянулась вдоль реки, я уже выдохся. Седло натерло мне ноги и зад, а бока коня покрывал пот. Барак и Дирик также выглядели уставшими, a тощий Сэмюель навалился всем телом на луку седла.
Местечко оказалось многолюдным. Повсюду возле дороги стояли телеги, и возле многих из них скучали на страже местные мальчишки. За дорогой на широком лугу люди торопливо ставили квадратом белые конические шатры. Все они были молодыми, крепкими, выше среднего роста и широкоплечими, а волосы их были коротко пострижены. Облачены они были в короткие куртки без рукавов, по большей части, коричневой или какой-нибудь светлой окраски, обычной для бедняков, хотя я заметил и несколько кожаных. На дальней стороне поля располагались шесть больших фургонов. Дюжину могучих коней уже уводили к реке, а остальные люди устраивали кухонные очаги и копали латрины. Пожилой и седобородый мужчина в превосходном дублете и с мечом у пояса неторопливо объезжал группу по краю на поджарой охотничьей лошади.
– Похоже, солдаты, – заметил я. В группе было человек сто.
– Где же их белые плащи? – спросил Дирик. Завербованным на войну солдатам обыкновенно выдавали белые плащи с красными крестами, какие мы видели на барже.
Поглядев на поле, я заметил коренастого и краснолицего мужчину лет сорока с мечом на поясе, указывавшим на офицерский чин, подбежавшего к двум молодым парням, выгружавшим сложенные палатки из фургона. Один из них, высокий и стройный молодой человек, как раз выронил свой конец свертка, приземлившийся в коровью лепешку.
– Голубь – ты гребаный идиот! – завопил офицер, и его крик раскатился по всему полю. – Хрен неуклюжий!
