Ричард Матесон - Посылка
— О. Да, конечно.— Она неуверенно отступила назад.— Вы не хотите... войти?
— Я буду вести себя очень тихо, чтобы не разбудить вашего мужа,— зашептал Теодор. Он увидел, как она покосилась на его перевязанную руку.— Обжегся,— пояснил он.— Так вот, насчет церкви... О, слышите, кто-то стучит в заднюю дверь.
— Неужели?
Когда она ушла в кухню, Теодор открыл стенной шкаф и кинул несколько фотографий за кучу садовых галош и инструментов. К ее возвращению дверца шкафа была закрыта.
— Там никого не было,— сказала она.
— Я мог бы поклясться...— Он извиняюще улыбнулся. Поглядел на круглый чехол на полу.— О, мистер Бакус играет в кегли?
— По средам и пятницам, после смены,— ответила она.— На Вестерн-авеню у нас есть круглосуточный кегельбан.
— Я тоже люблю покидать шары,— сказал Теодор.
Он задал свои вопросы по поводу церкви, а потом распрощался. Когда он шел по дорожке, то услышал голоса из дома Мортонов.
— Как будто мало было истории с Кэтрин Маккэнн и тех кошмарных фотографий,— вопил мистер Мортон.— Теперь еще и эта... грязь.
— Но мама! — кричал Уолтер-младший.
14 сентября
Теодор проснулся и выключил будильник. Поднявшись, он опустил в карман маленький пузырек с серым порошком и выскользнул из дома. Добравшись до места назначения, он насыпал порошка в миску с водой и помешал пальцем, чтобы порошок растворился.
Вернувшись домой, он нацарапал несколько писем, в которых говорилось следующее: «Артур Джефферсон пытается нарушить “цветной” барьер. Он мой кузен и должен признавать, что такой же черный, как и все мы. Я сообщаю об этом, потому что желаю ему добра».
Он подписал письмо именем Джона Томаса Джефферсона и адресовал три конверта Дональду Горсу, Мортонам и мистеру Генри Путнаму.
Завершив дело, он увидел, что по бульвару идет миссис Бакус, и последовал за ней.
— Можно вас проводить? — спросил он.
— О,— произнесла она.— Конечно.
— Вчера вечером упустил вашего мужа,— сообщил он.
Она непонимающе заморгала.
— Думал, встречу его в кегельбане,— сказал Теодор,— но, наверное, он снова заболел.
— Заболел?
— Я спросил тамошнего работника, и он сказал, что мистер Бакус перестал ходить, потому что все время болеет.
— О.— Голос миссис Бакус сделался тоненьким.
— Ну, может, увижу его в следующую пятницу,— сказал Теодор.
Позже, снова вернувшись домой, он заметил, как к дому Генри Путнама подъехал закрытый фургон. С их заднего двора вышел мужчина, неся завернутое в одеяло тело, которое он затем положил в машину. Мальчики Путнама плакали, глядя ей вслед.
Артур Джефферсон открыл дверь. Теодор показал письмо Джефферсону и его жене.
— Пришло сегодня утром,— сказал он.
— Это просто чудовищно,— прокомментировал Джефферсон, прочитав письмо.
— Именно так,— согласился Теодор.
Пока они разговаривали, Джефферсон поглядывал в окно на дом Путнама на другой стороне улицы.
15 сентября
Бледный утренний туман затягивал Силмар-стрит. Теодор тихо шел по улице. Под задним крыльцом дома Джефферсона он поджег коробку с бумагой. Когда она задымила, он прошел через двор и одним ударом ножа распорол резиновый бассейн. Спешно удаляясь, он слышал, как вода толчками выплескивается на траву. В переулке он выбросил коробок спичек с надписью «Вина и крепкие напитки Путнама».
Утром, вскоре после шести, его разбудил вой сирен. Маленький дом будто подпрыгивал, когда мимо проезжали тяжелые машины. Повернувшись на бок, он зевнул и пробормотал:
— Отлично.
17 сентября
Дверь на стук Теодора открыла бледная как смерть Дороти Бакус.
— Может быть, подвезти вас до церкви? — спросил Теодор.
— Я... я, кажется, неважно себя чувствую,— проговорила миссис Бакус.
— Как жаль,— сказал Теодор. Он увидел, что из кармана ее фартука торчат уголки фотографий.
Выйдя от нее, он увидел, как Мортоны грузятся в машину, молчащая Бьянка и смущенные Уолтеры. Чуть дальше по улице, у дома Артура Джефферсона, притормозила полицейская машина.
Теодор отправился в церковь с Дональдом Горсом, который сообщил, что Элеонора приболела.
— Очень печально,— сказал Теодор.
Тем же днем после обеда он провел некоторое время в доме Джефферсона, помогая прибирать и отмывать закопченное заднее крыльцо. Увидев распоротый бассейн, он немедленно поехал в магазин и купил точно такой же.
— Но ведь дети любят этот бассейн,— сказал Теодор, когда Пэтти Джефферсон начала протестовать.— Вы сами мне сказали.
Он ободряюще подмигнул Артуру Джефферсону, но тот был явно не в настроении.
23 сентября
Ранним вечером Теодор заметил, как улицу перебегает собака Альстона. Он схватил свое воздушное ружье, осторожно высунул в окно спальни и выстрелил. Собака яростно вцепилась себе в бок и завертелась на месте. Потом, поскуливая, припустила домой.
Прошло несколько минут, Теодор вышел на улицу и начал поднимать ворота гаража. Он увидел, как из переулка спешно выходит старик, неся на руках собаку.
— Что случилось? — спросил Теодор.
— Не знаю,— ответил Альстон безжизненным, испуганным голосом.— У него что-то болит.
— Быстрее! — воскликнул Теодор.— Садитесь в машину!
Он повез Альстона с собакой к ближайшему ветеринару, проскакивая на красные светофоры и стеная каждый раз, когда старик отрывал трясущуюся руку от бока собаки:
— Кровь!
Три часа Теодор просидел в приемной ветеринара, пока дверь не открылась; старик, пошатываясь, вышел из кабинета, его побелевшее лицо приобрело пепельный оттенок.
— Нет! — воскликнул Теодор, вскакивая на ноги.
Он довел обливающегося слезами старика до машины и отвез домой. Потом Альстон сказал, что ему лучше побыть одному, и Теодор ушел. Вскоре черно-белая полицейская машина остановилась у дома Альстона, и старик провел двух полицейских мимо дома Теодора.
Теодор некоторое время прислушивался к гневным крикам с улицы. Они звучали еще долго.
27 сентября
— Добрый вечер,— поклонился Теодор.
Элеонора Горс слабо кивнула.
— Я принес вам с отцом жаркое,— сказал Теодор, улыбаясь и протягивая завернутую в полотенце керамическую кастрюльку.
Когда она сказала, что ее отец ушел в вечернюю смену, Теодор изумился, словно бы он не видел, как пожилой господин уезжал сегодня после обеда.
— Ну что ж,— произнес он,— протягивая ей угощение,— тогда это лично для вас. С моими наилучшими пожеланиями.
Сойдя с крыльца, он увидел, что Артур Джефферсон и Генри Путнам стоят под фонарем чуть дальше по улице. Пока он смотрел, Артур Джефферсон ударил собеседника и спустя секунду они уже скатились в канаву. Теодор побежал к ним.
— Как вам не стыдно! — задыхался он, растаскивая противников.
— Не лезьте не в свое дело! — предупредил Джефферсон и выкрикнул, обращаясь к Путнаму: — Лучше скажи мне, как эта краска оказалась под твоим крыльцом! Полиция, может, и поверит, что твои спички случайно оказались у меня за домом, но только не я!
— Ничего я тебе не скажу,— с презрением отвечал Путнам.— Ниггер!
— Ниггер! Ну естественно! Ты, конечно, первый этому поверил, придурок...
Теодор стоял между ними пять минут. И только когда Джефферсон случайно угодил ему по носу, напряжение спало. Джефферсон вежливо извинился, затем, бросив убийственный взгляд на Путнама, ушел.
— Мне жаль, что он вас ударил,— с сочувствием сказал Путнам.— Проклятый ниггер!
— О, вы наверняка ошибаетесь,— сказал Теодор, зажимая ноздри.— Мистер Джефферсон говорил мне, как боится, что люди поверят этим сплетням. Это из-за стоимости двух его домов, ну, вы понимаете.
— Двух? — переспросил Путнам.
— Да, пустой дом рядом с ним тоже принадлежит ему,— сказал Теодор.— Я думал, вы знаете.
— Нет,— осторожно ответил Путнам.
— Так вот, дело в том,— продолжал Теодор,— что, если пойдут разговоры, будто мистер Джефферсон негр, стоимость его домов упадет.
— Как и стоимость всех остальных домов,— сказал Путнам, сверкая глазами.— Этот грязный сукин сын...
Теодор похлопал его по плечу.
— Как родители вашей жены проводят время в НьюЙорке? — спросил он, меняя тему.
— Они уже возвращаются обратно,— сказал Путнам.
— Отлично, отлично.
Он отправился домой и примерно час читал комиксы. Потом вышел из дому.
Дверь ему открыла Элеонора Горс с раскрасневшимся лицом. Халат был надет кое-как, глаза лихорадочно блестели.
— Можно мне забрать кастрюлю? — вежливо поинтересовался Теодор.
