Ричард Матесон - Посылка
Он улыбнулся и принялся толкать газонокосилку вдоль стены своего дома, заглядывая в спальню Элеоноры Горс. Она сидела спиной к окну и что-то читала. Услышав стрекотание газонокосилки, она поднялась и, убрав пухлый конверт в ящик бюро, вышла из спальни.
15 августа
Дверь открыл Генри Путнам.
— Добрый вечер,— поздоровался Теодор.— Надеюсь, я не помешал.
— Нет, мы просто болтаем с родителями Ирмы,— сказал Путнам.— Они утром уезжают в Нью-Йорк.
— Правда? Ну, я всего на минутку.— Теодор протянул ему два воздушных ружья.— Фабрика, продукцию которой я распространяю, избавляется от товара,— сказал он.— Я подумал, может, вашим мальчикам понравится.
— Еще бы,— ответил Путнам. Он пошел в комнату, чтобы позвать сыновей.
Когда папаша вышел, Теодор прихватил пару спичечных коробков с надписью «Вина и крепкие напитки Путнама». Он опустил их в карман раньше, чем мальчики вышли поблагодарить его.
— Как это мило с вашей стороны,— сказал Путнам, стоя в дверях.— Я вам очень признателен.
— Всегда рад,— сказал Теодор.
Вернувшись домой, он поставил звонок на пятнадцать минут четвертого и лег спать. Когда будильник сработал, он вышел на безмолвную улицу и вырвал сорок семь плющей, разбросав их по дорожке Альстона.
— О нет,— сказал он Альстону утром. Теодор потрясенно качал головой.
Джозеф Альстон ничего не отвечал. Он с ненавистью оглядывал улицу.
— Позвольте мне помочь вам,— сказал Теодор. Старик отказался, но Теодор настоял. Съездив в ближайшую теплицу, он привез два пакета торфа, а потом сидел на корточках рядом с Альстоном, помогая тому заново сажать растения.
— Вы ничего не слышали прошлой ночью? — спросил его старик.
— А вы думаете, это снова были те мальчишки? — спросил Теодор, удивленно приоткрыв рот.
— Безусловно,— сказал Альстон.
Позже Теодор съездил в деловой квартал и купил дюжину фотооткрыток.
«Дорогой Уолт,— размашисто написал он на одной из них,— снял это в Тихуане. Как тебе, достаточно горячо?» Он надписал адрес на конверте, забыв прибавить «младший» к имени Уолтер Мортон.
В коробку «Исходящие».
23 августа
— Миссис Феррел!
Она вздрогнула на своем барном стуле.
— А, мистер...
— Гордон,— подсказал он, улыбаясь.— Как я рад снова видеть вас.
— Да.— Она поджала губы и снова вздрогнула.
— Вы часто сюда заходите? — спросил Теодор.
— О нет, не часто,— забормотала Инес Феррел.— Я просто... хотела встретиться сегодня вечером с подругой.
— А, понятно,— сказал Теодор.— Что ж, не будет ли позволено одинокому холостяку составить вам компанию, пока подруга не пришла?
— Ну...— Миссис Феррел пожала плечами.— Почему нет.
Ее губы выделялись ярким пятном на фоне алебастрового лица. Свитер плотно обтягивал выдающийся вперед бюст.
Прошло некоторое время, подруга миссис Феррел все не появлялась, и они перешли в темный кабинет. Там Теодор воспользовался моментом, когда миссис Феррел отошла попудрить носик, и подсыпал ей в бокал порошок без вкуса и без запаха. Вернувшись, она выпила коктейль и через минуту здорово захмелела. Она улыбнулась Теодору.
— Вы мне нрав’сь, миср Г’рдн,— призналась она. Слова толпились, путаясь ногами в языке.
Вскоре он проводил ее, спотыкающуюся и хихикающую, к своей машине и отвез в мотель. В номере он помог ей раздеться до чулок с поясом и туфель, и, пока она позировала в пьяном упоении, Теодор сделал несколько фотографий со вспышкой.
Когда в два ночи она рухнула, Теодор одел ее и отвез домой. Там он положил ее, полностью одетую, на кровать. После чего вышел на улицу и полил заново посаженный плющ Альстона концентрированным гербицидом.
Вернувшись домой, он набрал номер Джефферсона.
— Да? — раздраженно произнес Артур Джефферсон.
— Переезжай отсюда, а не то пожалеешь,— произнес шепотом Теодор и повесил трубку.
Утром он пришел к дому миссис Феррел и позвонил в звонок.
— Привет,— вежливо произнес он.— Вам уже лучше?
Она смотрела на него непонимающим взглядом, пока он рассказывал, как накануне вечером ей вдруг стало очень плохо и как он отвез ее из бара домой.
— Надеюсь, теперь вам уже лучше,— завершил он.
— Да,— произнесла она смущенно,— я... в полном порядке.
Уходя от нее, он заметил, как Джеймс Маккэнн с багровым лицом движется, зажав в руке конверт, по направлению к дому Мортонов. Рядом семенила встревоженная миссис Маккэнн.
— Мы должны проявлять терпение, Джим,— услышал ее слова Теодор.
31 августа
В два пятнадцать ночи Теодор взял кисть и банку краски и вышел на улицу.
Дойдя до дома Джефферсона, он поставил банку на землю и коряво написал на двери: «НИГГЕР».
После чего перешел на другую сторону улицы, позволив упасть нескольким каплям краски. Банку он оставил под задним крыльцом Генри Путнама, случайно перевернув собачью миску. К счастью, собака Путнамов ночевала в доме.
Потом он еще раз полил плющи Альстона гербицидом.
Утром, когда Дональд Горс ушел на работу, Теодор �зял тяжелый конверт и отправился навестить Элеонору Горс.
— Взгляните-ка,— сказал он, вытряхивая из конверта порнографический журнал.— Я получил это сегодня по почте. Только посмотрите! — Он сунул журнал ей в руки.
Она держала его так, словно это был ядовитый паук.
— Разве не ужас? — спросил он.
Она скорчила гримасу:
— Возмутительно.
— Я подумал, надо поговорить с вами и другими соседями, прежде чем звонить в полицию,— сказал Теодор.— Вы тоже получили эту мерзость?
Элеонора Горс ощетинилась.
— С чего бы мне получать такое? — спросила она.
Старика Теодор обнаружил над его плющами.
— И как они поживают? — спросил он.
— Они умирают.
Теодор казался пораженным.
— Как такое возможно? — спросил он.
Альстон покачал головой.
— О, это просто кошмар.
Теодор пошел дальше, хихикая на ходу. Возвращаясь к себе домой, он заметил, что дальше по улице Артур Джефферсон отмывает дверь, а Генри Путнам, стоя напротив, внимательно наблюдает за ним.
Она ждала его на пороге.
— Миссис Маккэнн,— удивленно произнес Теодор.— Я так рад вас видеть.
— То, что я скажу, едва ли вас обрадует,— произнесла она горестно.
— Вот как? — удивился Теодор. Они вошли в дом.
— Чрезвычайно много разных... событий происходит на нашей улице с тех пор, как вы здесь поселились,— сказала миссис �аккэнн, когда они устроились в гостиной.
— Событий? — переспросил Теодор.
— Мне кажется, вы понимаете, о чем я говорю,— сказала миссис Маккэнн.— Однако это... эта расистская надпись на двери мистера Джефферсона, это уже слишком, мистер Гордон, слишком.
Теодор беспомощно взмахнул рукой.
— Но я не понимаю.
— Прошу вас, не надо все усложнять,— сказала она.— Я обращусь к властям, если эти безобразия не прекратятся, мистер Гордон. Мне очень не хотелось бы это делать, но...
— Властям? — Теодор казался испуганным до смерти.
— Ничего подобного не случалось, пока вы сюда не переехали, мистер Гордон,— сказала она.— Поверьте, мне нелегко это говорить, но у меня просто нет выбора. Тот факт, что ничего похожего никогда не происходило на нашей улице, пока вы...
Она внезапно замолчала, когда из груди Теодора вырвалось рыдание. Миссис Маккэнн смотрела на него с изумлением.
— Мистер Гордон...— начала она неуверенно.
— Я не знаю, о каких событиях вы говорите,— сказал Теодор дрожащим голосом,— но я бы лучше убил себя, чем причинил бы кому-нибудь вред, миссис Маккэнн.
Он огляделся по сторонам, словно проверяя, нет ли кого рядом.
— Я хочу сказать вам кое-что, чего не говорил ни одной живой душе,— произнес он. Он утер слезы.— Моя фамилия не Гордон,— сказал он.— Я Готлиб. Я еврей. Провел год в Дахау[8].
Рот миссис Маккэнн дрогнул, но она ничего не сказала. Лицо ее начало заливаться краской.
— Я вышел оттуда сломанным человеком,— сказал Теодор.— Мне недолго осталось жить, миссис Маккэнн. Моя жена умерла, трое моих детей умерли. Я совершенно один на свете. Я всего лишь хочу жить в мире... в маленьком мирке, как этот, среди людей, как вы. Быть соседом, другом...
— Мистер... Готлиб,— потрясенно произнесла она.
После ее ухода Теодор некоторое время стоял посреди гостиной, упираясь в бока побелевшими кулаками. Затем он отправился на кухню, чтобы себя наказать.
— Доброе утро, миссис Бакус,— произносил он часом позже, когда миниатюрная женщина открыла ему дверь,— простите, не могу ли я задать вам несколько вопросов по поводу нашей церкви?
