Антонио Аламо - Ватикан

— Что вам нужно? — спросил Кьярамонти, прерывая его пантомиму. — Разве вы не видите, что я занят?

— Простите, ваше высокопреосвященство, но я принес материалы брифинга по целибату. Мне показалось, что они вам срочно нужны.

— Дайте сюда, — сказал Кьярамонти.

Монсиньор подошел к столу, передал ему папку и, еще несколько раз поклонившись, удалился.

— Брифинг по целибату? — спросил Хакер у Кьярамонти, который кивнул с двусмысленной улыбкой. — Могу я рассчитывать на копию?

— Конечно, — ответил Кьярамонти.

— Надо сделать все, что в нашей власти, чтобы сдержать эту абсурдную тенденцию, — заявил Хакер, в упор глядя на Кьярамонти. — Священники, которым, видите ли, захотелось жениться! Шуты! Скрытые прелюбодеи! Вот кто они! — взъярился он. — А вы что думаете по этому поводу, брат Гаспар?

— Ничего определенного, ваше высокопреосвященство.

— Так вот лучше б вы обзавелись собственным мнением, — сурово произнес Хакер. — Совершенно очевидно, что речь идет о полной нелепости. Лучшее, что можно сделать, это навсегда избавиться от этой части духовенства. Вам не кажется?

Гаспар кивнул.

— Что, собственно, происходит? — с издевательской улыбкой продолжал Хакер. — Жениться им захотелось? Отлично, пусть женятся, но только при этом повесят сутану на гвоздь. Так нет же, им подавай все: и сутану, и обед на дармовщинку, а на десерт — прелюбодейство. По мне, так пусть убираются, и чем раньше, тем лучше. Нам такие не нужны. Мне, правда, кажется, что стоит их оженить, как жена тут же заткнет их за пояс и они станут как шелковые. Ха-ха! Вот бы поглядеть, что за женушки им достанутся! Молю Бога, чтобы это были какие-нибудь дурищи! Вот тогда будут каяться до конца своих дней! — сказал он, презрительно рассмеявшись, заражая своей зловещей веселостью всех присутствующих, включая Гаспара. — Эти петушки только и знают, что кукарекать. А теперь оказывается, что они требуют сексуального общения и ласки и без женщины чувствуют себя неполноценными. Им что, Церкви мало? Им что, это было непонятно с самого начала? Разве в договоре не упоминалось о том, что священник брачуется с Церковью, которая и есть наша истинная жена? Невольно задаешься вопросом, каков будет следующий шаг этих комедиантов. Само собой — смена пола! И обедни будут служить в мини-юбках, если только не сделают священником какую-нибудь потаскушку, а ризницы местом укромных совокуплений! Тогда Ватикан уж точно превратится в огромный бордель, вам не кажется?! Комедианты, лжесвященники, для которых сутана — маскарадный костюм, мужчины, подавляющие свою похоть! Целибат, братья мои, это предмет, не подлежащий никакому обсуждению, и Священная конгрегация по вопросам вероучения окончательно и категорично высказалась по этому поводу, и я не вижу никакой нужды в новых брифингах, докладах и документах. Это козни наших врагов, знающих, что чистота — наше главное богатство, козни, которые мы должны пресечь, как пресекали их раньше, а единственный способ сделать это — окончательно положить дело под сукно, потому что они будут приводить доводы из истории Церкви, но прежде всего — из психоанализа, который рассматривает человека не как духовное существо, а, скорее, как сломавшийся тостер, нуждающийся в починке. Они хотят подменить храм турецкими банями. Так что, Джузеппе, сделай милость: больше никаких брифингов на эту тему. При виде подобного абсурда я просто выхожу из себя. Нам нет никакой нужды прислушиваться к этим шутам.

Кардинал Джузеппе Кьярамонти высоко поднял брови, на мгновение застыл с этой удивленной и несколько презрительной гримасой на лице и сказал:

— Договорились: никаких брифингов.

— Видите, брат Гаспар? — спросил кардинал Хакер, поворачиваясь к монаху. — Тревожиться незачем. Обстановка у нас подлинно братская. Понимаете?

Гаспар кивнул.

— На данный момент, брат Гаспар, мы все убедились в безгрешности ваших намерений, и мне кажется, что данное дознание только укрепит вас. Вы еще сохранили способность рассуждать здраво.

Все, кроме Кьярамонти, закивали.

— А теперь перейдем к главному — очной ставке.

— Очной ставке? — снова встревожившись, спросил брат Гаспар. — Какой очной ставке?

— Вы утверждали, что существует заговор с целью убийства Папы. Это так?

Волей-неволей брату Гаспару пришлось согласиться.

— Кто же лучше государственного секретаря сможет ответить на это тяжкое обвинение? Отвечайте, — сказал Хакер и нахмуренно посмотрел на Кьярамонти.

— Видишь ли, Джозеф, — ответил Кьярамонти, — сидящий здесь монашек все понимает на свой лад. Я даже подозреваю, что коэффициент его умственного развития ниже минимального. Он все воспринимает всерьез! Существует такой риторический прием, как ирония, брат Гаспар, — сказал Кьярамонти, пристально глядя на доминиканца и поводя указательным пальцем, словно преподнося ему урок, — а ирония как раз и заключается в том, чтобы выразить противоположное тому, что говорится. Иными словами, когда в накаленной атмосфере, вызванной недавно поступившими серьезными новостями, его высокопреосвященство кардинал Эммануэль Малама (причем именно он, а не я) предложил убить Папу, я понял этот всплеск эмоций, но одновременно и то, что его нельзя воспринимать буквально, почему и решил ограничиться иронией вместо сурового выговора. Потому что, видите ли, кардинал Малама… Как бы получше выразиться? Не в своем уме? — сказал Кьярамонти, глядя на Хакера.

— Действительно, — ответил тот. — Не в своем уме, да к тому же и злопамятный. Уже не раз у нас были веские основания начать расследование. Однако игра не стоит свеч, потому что… Да, у него не все дома.

— Учтите к тому же, что кардинал Малама, — продолжал Кьярамонти, — очень и очень серьезно болен. Рак.

— Рак и старческое слабоумие.

— Не стоит обращать внимания на его слова, — заключил Кьярамонти.

— Вам все ясно? — спросил кардинал Хакер, пристально глядя на монаха. — Или требуются еще какие-то пояснения?

— Все ясно.

— Тогда перейдем к третьему пункту, а именно — вашему неповиновению и отказу сотрудничать с Государственным секретариатом, по приказу которого вы и были призваны в этот Святой город.

— Неповиновение с моей стороны? Отнюдь! — возразил брат Гаспар. — Я всего лишь хочу сказать, что порученная мне миссия вызывает у меня немалые сомнения.

— Вследствие чего? — поинтересовался Хакер.

— Вследствие того что предложение, сделанное мне Государственным секретариатом, противоречит церковному уставу.

— Что?! — взволновался Кьярамонти, который и без того сидел как на углях.

— Не могли бы вы разъяснить немного подробнее? — попросил Хакер.

— Да, мог бы, — ответил брат Гаспар, вытаскивая джокера, которого приберегал именно для такого момента. — Мне было поручено тайно совершить обряд экзорцизма над Папой, но глава тысяча сто семьдесят вторая Свода канонического права гласит, что никто не может законным образом произносить экзорцистские заклинания над бесноватыми, не получив на то специального разрешения епархиального епископа, — и стоит ли говорить, что римский епископ есть не кто иной, как сам Папа. Кто мог бы попросить у него подобного дозволения? «Пресвятой Отец, прошу у вас разрешения изгнать из вас дьявола». Положа руку на сердце, не думаю, чтобы он согласился.

Хакер с бесконечной холодностью взглянул на Кьярамонти и сказал:

— Безупречная аргументация. Как могли вы не подумать об этом, прежде чем начать действовать? И вы еще говорили, что коэффициент умственного развития брата Гаспара ниже минимального? Или, может, вы себя имели в виду?

— Безусловно, — ответил Кьярамонти, — ответственность за эту ошибку ложится на Государственный секретариат. Однако мне хотелось бы внести некоторые уточнения: во-первых, никто не просил этого человека открыто совершать обряд экзорцизма, а лишь в качестве демонолога католической церкви вынести неофициальное суждение по занимающему нас делу, случай, которым он вполне мог воспользоваться, чтобы выставить себя этаким скромником и сослаться на тысяча сто семьдесят вторую статью Свода, а во-вторых, разве при чрезвычайных и, мягко говоря, пугающих обстоятельствах, в которых мы оказались, мы не можем пренебречь глупыми церемонностями? Я так не думаю. Надо действовать, и действовать немедленно. Да, я отказываюсь и далее говорить о брате Гаспаре, поскольку (не знаю, заметили ли вы это) с тех пор, как этот монашек прибыл в Ватикан, все о нем только и говорят, и, вполне возможно, он один из таких людей, которых хлебом ни корми, а дай побыть постоянным и навязчивым центром внимания любых собраний. Я бы сказал, что в первую очередь нам следует, не нарушая приличий, хотя бы на минутку прервать это дознание и попытаться представить себе, как мы будем выпутываться из этой невыносимой ситуации. С этим Папой надо что-то делать, причем не теряя ни секунды.