Эдуард Тополь - Римский период, или Охота на вампира

4. Твоя жизнь меня беспокоит по двум направлениям. Первое, чтобы ты не полез за своим «материалом» на самое дно, в какую-нибудь итальянскую мафию, о которой здесь пишут в газетах. И второе, чтобы ты не подцепил какую-нибудь неприличную болезнь…

– Кто ваш сосед по палате?

– Не знаю. Какой-то псих…

– Что он делает?

– Несет какую-то чушь.

– Какую?

– Ну, всякую.

– Например?

– Ну, про свое обрезание, про то, что никогда не был против советской власти…

– А про себя он рассказывает?

– Да он все рассказывает. Идиот же! Недержание речи!

– А что он рассказывает? Вы можете пересказать? Как его звать?

– Яша Пильщик. Яврей. Институт бросил, работал в радиомастерской на Хорошевском шоссе. Сделал себе обрезание, чтобы уехать в Америку, а его взяли.

– Еще что?

– Да все! Папа Арончик – инженер на железной дороге, имеет любовниц в Горьком и в Казани, но мама Ривка об этом не знает. У самого Яши тоже две любовницы, одна русская, вторая яврейка, обе хотят его на себе женить. Он мечтал слинять от них в Америку, а залетел в Сербского…

– Очень хорошо… Ваш сон углубляется, все клетки головного мозга погружаются в сон, ничто не возбуждает гипоталамус… Вы спите… Вы спите глубоко и спокойно. И слушаете меня очень внимательно. Сейчас мы приступаем к самому главному в нашей работе. Но сначала вы должны честно ответить мне на один вопрос. Любите ли вы свою родину?

– Конечно…

– Нет, это общий стандартный ответ. А я спрашиваю глубже и полней: любите ли вы свою страну всем своим сердцем и всей душой?

– Да, люблю.

– В таком случае я вас поздравляю: у вас есть замечательная возможность доказать родине свою любовь… – Елена в изумлении повернулась к зеркалу на стене, словно сама не веря тому, что она говорит, но в ответ на это в наушнике прозвучал властный приказ Винсента продолжать перевод его слов, и она продолжила: – Родина выбрала вас для очень важной миссии. Очень важной, запомните это! Этот Яков Пильщик, ваш сосед, – хитрый и крайне опасный враг нашей страны. Но разоблачить мы его не можем, это можете сделать только вы. Вы должны внимательно слушать все, что он вам рассказывает о себе, и запоминать до мельчайших подробностей, как будто это произошло с вами! Вы должны расспрашивать этого Яшу о его детстве, юности, о его родителях и родственниках и запоминать так, как будто это ваши родители и родственники…

Елене показалось, что она начинает постигать смысл затеянного Винсентом эксперимента. Господи, да ведь он гений! Гений! Если можно стереть криминальную биографию преступника вместе со всеми эпизодами, которые сформировали его характер, и вместо этого вписать на пленку его памяти совершенно другую биографию, мирную, без криминальных наклонностей, то отпадет нужда в тюрьмах, лагерях, исправительно-трудовых колониях. Людей не нужно будет ссылать в Сибирь, держать в камерах…

«Элен, работай, не отвлекайся!» – прозвучало в наушнике, и она, мысленно послав Винсенту восхищенный поцелуй, вдохновенно продолжила переводить его команды Богулу:

– Чем больше вы вызнаете у этого Яши подробностей о его жизни, тем лучше. Вы запомнили свою задачу?

– Запомнил.

– Замечательно. Когда вы проснетесь, вы почувствуете прилив сил и энергии, у вас будет бодрое, радостное настроение, и вы с гордостью отправитесь в свою палату выполнять это важное и почетное задание Родины. Просыпайтесь…

…В эту ночь она любила Винсента так, как может любить мужчину только влюбленная русская женщина. Тем, кто не познал этого, автор выражает свое сочувствие, а желающих просветиться адресует к романам «Русская дива» и «Новая Россия в постели», где этой теме посвящены целые главы. А в этом документально-историческом повествовании мы не будем скатываться в эротику (которую некоторые критики по незнанию предмета часто путают с порнографией) и скажем только, что Винсент, который, как каждый итальянец, считал себя большим докой по части секса (тем паче что дома, в Италии, он не испытывал недостатка в постельных играх с темпераментными итальянскими студентками, продвинутыми в этом искусстве француженками и чувствительными немками), – этот Винсент, повторяю, был совершенно потрясен. При всем его итальянском самомнении и амбициях всезнающего психиатра, он вдруг обнаружил, что на самом деле знает о любви только одну – техническую – часть этого высокого искусства. И что эта часть отличается от полной и настоящей женской любви точно так же, как плоская фотография – пусть даже самая художественная – отличается от картин Рафаэля, Тициана и Караваджо. Когда Елена, которую он освободил от комплекса советской женщины, вдруг окутала его своим природным вожделением, нежностью, страстью, трепетом и лаской, Винсент впервые в жизни ощутил не только привычный экстаз эрекции и традиционное наслаждение оргазмом, но и совсем другое, качественно другое наслаждение полнотой и глубиной секса по любви. Вы можете передать словами весомость и плотскую силу картин Рембрандта или скульптур Родена? Вы можете передать словами ощущения замирания, страха и восторга при свободном прыжке с парашютом? Даже Антон Павлович Чехов, хваставший, что способен написать рассказ о чем угодно, вплоть до чернильницы, никогда не дерзал описать плотскую и возвышенную, грешную и невинную, бешеную и трепетную любовь русской женщины. И – правильно делал, потому что описать это – невозможно. Но зато можно совершенно точно, с фактами и статистикой в руках, доказать, что любой иностранец, на которого вольно или невольно, с подставы КГБ или по прихоти случая обрушилась любовь русской женщины, уже не может отказаться от этого наркотика и готов ради него абсолютно на все – выдать секреты своей страны, пожертвовать карьерой, западным благополучием и вообще всем, чем угодно. Сколько иностранцев, испытав любовь русской женщины, пытались остаться в России или вывезти этих женщин с собой! И на какие только подвиги и ухищрения они не шли ради этого – даже, рискуя жизнью, перелетали через советскую границу на крошечных самолетах!..

Но стоп, остановите меня, пожалуйста, я и так написал о русских женщинах уже пятнадцать романов, вернемся к Винсенту.

…Лежа в «Пекине», в номере на пятом этаже, ощущая на своем плече легкую голову спящей Елены и чувствуя, как доверчиво и полно прильнуло к нему ее тонкое теплое тело, он – то ли поддавшись естественному физическому удовлетворению, то ли по иной, неизвестной нам причине – вдруг проник в другую реальность, в другое ощущение времени и пространства. Он вдруг представил себе эту огромную холодную страну Россию, грубую, грязную, с холодными туалетами, не знающую биде и не пользующуюся дезодорантами, занесенную снегами и накрытую тяжелыми свинцовыми облаками от Балтики до Японии, – Россию, которая находится бог знает где, на краю глобуса! Еще вчера она была для него ничем, бескрайним снежным пятном на самом верху географической карты, удобной ретортой для его гениального эксперимента. И эта Елена тоже была никем – подсобным средством, ингредиентом и ассистенткой, которая приведет его к избранной цели. Но теперь – эта нежность ее щеки… эти доверчиво приоткрытые губы… это ровное теплое дыхание… эти шелковые волосы… и самое главное, эта – минуту назад – затягивающая, как омут, ласка ее пульсирующей плоти… Черт возьми, так вот что такое Россия! Вот где момент истины! Вот зачем рвались в Россию Бальзак и Бисмарк! Вот почему еще в прошлом и позапрошлом веках французы, немцы и итальянцы, уезжая в Россию учителями, поварами и коммерсантами, никогда не возвращались домой…

Винсент вдруг испугался своего открытия. Нет! Он не имеет права попасть в эту русскую западню! Его цель выше, его амбиции и задачи исторические! Он революционер, и разве не русский революционер Нечаев сказал, что у революционера «все нежные, изнеживающие чувства родства, любви, благодарности и даже самой чести должны быть задавлены единой холодной страстью революционного дела»? А эта Елена ласкает и любит его с такой материнской нежностью просто потому, что она гипнотабельна и он приказал ей быть его любовницей, он запрограммировал ее на эту любовь. Вот и все, и к черту эти дурацкие сантименты, они удел примитивных Homo sapiens, а он, слава Богу, выше этих недостатков, он их сам программирует в других, подопытных…

Винсент снял голову Елены со своего плеча, встал с кровати и вышел из спальни в гостиную. И это называется у русских номер-люкс – ни холодильника, ни бара! Он открыл шкаф и из глубины полки, из-за стопки своих рубашек и набора русских сувениров – матрешек и дымковских игрушек, которые надарили ему в Институте Сербского, – достал бутылку виски. Но, ощутив в руке ее легкость, тут же возмутился – как, опять? Merda! Нет, это просто черт знает что такое!…Bastardi! Мерзавцы! Сначала на даче Сталина охранники вылакали полбутылки парфюма «Армани» и почти всю бутылку его любимого коньяка, а теперь – даже в гэбэшной гостинице, где на каждом этаже сидит дежурная с телефоном! – у него все время половинят спиртное! Figli di putana! Сукины дети! Даже когда он купил виски, которое, как ему сказали, русские в рот не берут…