Мартин Сутер - Small World
Через неделю пришло согласие Комиссии по вопросам медицинской этики на однократное проведение испытания препарата РОМ-55 на пациенте Конраде Ланге, шестидесяти семи лет. Доктор Кундерт никак не мог дождаться момента, когда можно будет сообщить об этом Симоне. Но Симона плохо провела ночь. Урс настоял на том, чтобы вызвать доктора Шперри. Тот зашел еще до начала своих приемных часов и прописал ей постельный режим.
Канделярия, домоправительница, получила строгие указания: никаких посетителей и никаких телефонных разговоров.
— Но это очень важно, — настаивал доктор Кундерт.
— Если доктор сказал «нет», значит, нет, — ответила Канделярия. — Вы ведь сами доктор.
Так что ему пришлось дожидаться второй половины дня, когда Симона почувствовала себя лучше и, несмотря на протесты Канделярии, пришла в гостевой домик.
— Можно начинать, — бросил на ходу Кундерт, когда она вошла в дежурную комнату, которая все больше превращалась в комнату наблюдения за больным по телемонитору
Симона подумала сначала, что это относится к экрану, на котором было видно, как мучается возле постели физиотерапевт с безразличным ко всему Конрадом. И только заметив, с какой ухмылкой он ждет ее реакции, она все поняла.
— Вам дали зеленый свет?
— Завтра О'Нейл придет с установкой для РОМ-55. Послезавтра можно уже будет попробовать.
— Так быстро?
— С каждым днем промедления мы теряем все больше нервных клеток.
Симона присела к столу, на котором стояли кофейные чашки и термос. Она сильно изменилась за последние месяцы — почти перестала пользоваться косметикой и меньше следила за своей одеждой. По ее фигуре беременности почти не было заметно.
— Вам уже лучше? — спросил доктор Кундерт. Симона кивнула.
— Можем ли мы на вас рассчитывать?
— Конечно, вы можете на меня рассчитывать. Но меня больше бы устроило, если бы вы отвели для меня время во второй половине дня.
Любимым фото Конрада был кабриолет «мерседес» на опушке леса. К машине прислонилась Эльвира, вся в белом — узкая миди-юбка, короткий двубортный жакет с широкими лацканами, перчатки, берет, надвинутый на правое ухо. И только туфли и чулки черные. На первый взгляд кажется, что она на снимке одна. Но когда Конрад увидел это фото в первый раз, он тут же обратил внимание Симоны на вихор за задним левым крылом «мерседеса»: «Кони». Потом Конрад показал на переднее левое крыло: «Томи». И там в выемке между фарой и радиатором можно было заметить спрятавшегося и глазевшего оттуда мальчишку.
— «Мерседес» дает сто десять километров в час.
С тех пор он каждый раз затаенно ждал, когда черед доходил до этого фото, заметит она что-нибудь или нет. И чтобы доставить ему удовольствие, она никогда не находила на снимке ничего примечательного, тогда он с детской радостью показывал ей обоих спрятавшихся мальчуганов. «Кони — Томи». И тут же деловито добавлял: «Мерседес» дает сто десять километров в час».
Если же на него нападали апатия и депрессия и он отталкивал от себя фотографии, она все же каждый раз могла вытащить его из этого состояния с помощью любимой фотозагадки. И если было нужно, делала это несколько раз подряд. В эту игру Симона играла с Конрадом, когда вошла Ирма и доложила, что в соседней комнате доктор О'Нейл и что он хочет с ней переговорить.
В гостиной у стола О'Нейл и Кундерт склонились над маленьким квадратным аппаратом с отростком в виде сопла, на нем висела маска. Она напоминала кислородную, применение которой стюардессы демонстрируют пассажирам перед каждым полетом.
О'Нейл не стал тратить время на светские поклоны.
— Нам надо испробовать, как он на это отреагирует.
— А что это такое?
— Аэрозольный аппарат. С его помощью мы будем вводить РОМ-55. Методом ингаляции.
Симона плохо провела ночь. Спала беспокойно и проснулась сразу после двух. Она долго боролась со своим дыханием, стараясь дышать ровно, чтобы Урс, спавший чутко, не услышал, что она не спит, и не начал приставать к ней: «Что с тобой? Тебе нездоровится? Принести тебе что-нибудь? Позвать врача? Тут что-то не так. Это все ненормально. Может, нам сменить врача? Ты мало уделяешь себе внимания. И еще это безобразие с Кони! Ты же сказала, что с новым врачом все будет по-другому. На тебе сейчас лежит ответственность за двоих. И это не только твой ребенок, но и мой. Принести тебе что-нибудь? Тебе надо в ванную, мое сокровище?»
И только заметив полоску света под дверью, которая вела в «будуар», она увидела, что лежит в кровати одна. Она зажгла свет.
Комната начала медленно кружиться, она почувствовала, как набегает слюна. Она села на краю постели и попробовала сосредоточиться на чем-нибудь другом. Вдруг ей показалось, что она слышит в будуаре голос Урса. Она медленно встала, подошла к двери и открыла ее. Урс, полусидя на маленьком письменном столе, держал телефонную трубку тесно прижатой к уху и улыбался. На появление Симоны он отреагировал так, как если бы был застигнут на месте преступления. Он тут же положил трубку и стал смотреть, как она с отвращением на лице закрывает за собой дверь.
Симона еще успела дотащиться до туалета. И там ее вывернуло.
Она не знала, сколько времени она простояла на коленях перед унитазом. Но когда она, бледная и измученная, вернулась назад, ее уже ждал доктор Шперри. Она повела его в свою комнату «Лауры Эшли», даже не удостоив взглядом стоявшего рядом с ним Урса. Она закрыла дверь и легла на канапе. Врач измерил ей пульс и давление.
— Вам надо лечь в больницу, пока не станет лучше.
— Там мне лучше не станет.
— Но там мы сможем кормить вас искусственно. Вы не прибавляете в весе, у вас происходит обезвоживание организма. Это очень плохо для ребенка.
— Кормить меня искусственно можно и здесь.
— Вам нужен уход и врачебный контроль, все это возможно только в больнице.
— Больница есть у меня и тут.
Когда взошло солнце, Симона уже лежала в одной из двух спален на втором этаже гостевого домика, хотя Урс и предпринял слабую и тщетную попытку протеста.
— Успокойся, — только и сказала она, и он тут же стушевался.
* * *— Они что-то попробовали? — спросила Эльвира упавшим голосом.
— Конраду Лангу в рамках клинических испытаний было введено лекарство, по которому еще не завершены исследовательские работы, — дал ей разъяснения доктор Штойбли.
— И они имели на это право?
— Если ходатайствовал лечащий врач и все заинтересованные лица дали свое согласие, то да.
— Но меня никто не спрашивал.
— В этом смысле вы не являетесь заинтересованным лицом. В этом качестве выступают лечащий врач, фармацевтическая фирма, Комиссия по вопросам медицинской этики и пациент. В данном случае опекунский совет.
— И все дали согласие?
— Очевидно. Эльвира Зенн покачала головой.
— Я думала, это неизлечимо.
— Так оно и есть. По крайней мере, на сегодняшний день.
— И Кони, возможно, будет первым, кого они вылечат?
— В лучшем случае он внесет свой научный вклад в дело изучения болезни Альцгеймера.
— Не зная этого?
— Не имея ни малейшего представления.
Единственным событием в эти дни в гостевом домике стал приход Томаса Коха. Загорелый и полный энергии, он неожиданно вырос в дверях и потребовал, чтобы его впустили. Сестра Ирма, никогда не видевшая его прежде, допустила ошибку, спросив его, кто он такой и что ему здесь надо. А он в свою очередь тоже не сдержался и рявкнул на нее:
— Не ваше собачье дело! Пропустите меня!
Доктор Кундерт, услышав громкий спор в дверях, спас ситуацию.
Через несколько минут Томас, раздраженный, вошел в комнату, где лежала его невестка. Ее вид — хорошенькая женщина, готовящаяся стать матерью его первого внука, — мгновенно укротил его. Вместо того чтобы жаловаться на прием, устроенный ему сестрой Ирмой, чего ему так хотелось, он произнес:
— Надеюсь, скоро тебе станет лучше.
— Я тоже надеюсь, — вздохнула Симона. — Ну, как там было?
— Где?
— Не знаю. Там, где ты только что был. Томас Кох мгновение помолчал.
— На Ямайке.
— Может, ты слишком много разъезжаешь?
— То есть как?
— Ну, раз ты так долго думаешь, где ты только что был.
— Это все возраст. — Он засмеялся громче, чем нужно, и сел на стул рядом с ее кроватью. И тут же стал серьезным. По-отечески взял ее руку.
— Урс сознался мне, что ты спишь здесь не только из-за своих проблем с беременностью.
Симона ничего не ответила.
— Я намылил ему голову.
Ей хотелось, чтобы он отпустил ее руку.
— Боюсь, это у него от меня. Как волка ни корми… Но в одном с Кохами ты можешь быть уверена: когда дело доходит до чего-то серьезного, мы выбираем наших жен. Какое значение имеет все остальное? Да никакого!
Она отняла свою руку.
— Я понимаю тебя. Так не поступают, тем более когда жена ждет ребенка. Этому нет никакого оправдания. — И тут он перешел к главному: — И тем не менее я считаю, ты должна выйти отсюда. Врачи, медсестры и старый человек, который потихонечку умирает, — это все удручающее окружение для будущей матери. Мы отведем тебе комнату и обеспечим хороший уход. Ты сама удивишься, как быстро встанешь на ноги.
