Фиона Макинтош - Без лица
Ева пожала плечами.
— Жутко, да?
— Ты хорошо его рассмотрела?
— Не очень.
Она широко зевнула, и Клаудия едва сдержалась, чтобы не стукнуть ее.
— Это был какой-то иностранец, — добавила Ева.
— То есть?
— Ну, — Ева потрогала щеку, — может, и англичанин, но цветной. Индус, в общем.
— Так, понятно, опиши его.
— Не могу, — скривилась она. — Он замотал лицо шарфом, и одежда самая обыкновенная: куртка на меху, джинсы, шапочка. Он еще такой щуплый. Он на меня тоже смотрел.
Клаудия покачала головой.
— Не понимаю.
Ева состроила довольную гримасу и объяснила:
— Он вначале выбрал меня. Но потом увидел, что я тоже смотрю на него. Похоже, ему это не понравилось. Знаешь, у него такие темные, внимательные глаза.
— Ева, почему ты никому не сказала? Ужас какой!
— Почему чуть что — сразу «ужас»? Аниэла уже большая девочка. И выглядела чертовски довольной, когда шла с ним. Он хорошо заплатил, дал денег на машину и еду. Кто бы отказался? — оправдываясь, заявила Ева. — Откуда я могла знать, что она не вернется? Может, она пошла в магазин или осталась с ним на ночь?
Клаудия ничего не ответила, резко развернулась и зашагала к кафе. Людей там оказалось меньше, чем обычно. Внутри было тепло и замечательно пахло. Она заказала кофе и рогалик. Нужно что-то съесть и успокоиться. Потом она вернется к Еве и вытряхнет из нее все, что та знает. Она села за столик и поставила перед собой стаканчик с дымящимся кофе.
— Клаудия, что-то случилось? Ты такая грустная!
Она подняла глаза и увидела перед собой вытянутое лицо Мойши. У нее была привычка сравнивать людей с животными. Мойша и повадками, и внешне напоминал ей лошадь. Особенно глаза были похожи — темные и очень умные.
— Привет. Прости, мне не грустно, я сержусь. Я волнуюсь по поводу одной из девочек.
Мойша сел за столик.
— Что произошло?
Он взял ее рогалик и откусил кусочек. Крошки упали на черное пальто.
— Она пропала.
Он кивнул.
— Давно?
Клаудия сделала глоток кофе.
— Не знаю. Я даже не знаю, пропала ли она на самом деле. Наверное, я чересчур волнуюсь.
— Наверное. — Он откусил еще кусочек и огляделся. — Ну и ну, сегодня тут тихо.
Она тоже обвела взглядом уютное кафе и с трудом уняла дрожь, когда подумала о том, что могло случиться с Аниэлой в эту холодную ночь.
— Ты прав. Пойдем наверх? — Она смогла обольстительно улыбнуться ему.
Мойша кивнул.
— Сегодня у меня мало времени.
— Семья?
— Нет, у меня еще есть дела.
Неважно. Это не ее жизнь. Зачем ей знать? Деньги, безопасность, теплота — все это было у миссис Глюк. Клаудия не завидовала, но ей было очень интересно, какой Мойша в качестве мужа. Наверное, жить с ним непросто. Она и глазом не успела моргнуть, как они уже были наверху и костлявые пальцы Мойши вцепились в ее одежду. Она собралась с мыслями и расстегнула красный кружевной лифчик. Мойше он очень нравился.
14
Выздоровление займет несколько недель, но даже сейчас было понятно: он сделал чудо! Он думал, что пересадка лица Лили была настоящим прорывом, но сейчас он превзошел самого себя. Это уже не медицина, это искусство. Адреналин бушевал в крови, когда он убрал алые капельки, выступившие на месте крошечных хирургических швов. Он размял плечи и потянулся, чувствуя, как затекла спина после восемнадцати часов, проведенных в операционной. Без сил, измученный, он чувствовал себя королем мира, Эдмундом Хиллари, покорившим свой, медицинский Эверест. Теперь он понимал, что чувствовал исследователь, стоя на вершине мира. Он сделал то, что еще никому не удавалось. Он победил! Внутри все ликовало и пело.
— Кто она? — спросила медсестра.
— Я уже говорил тебе, что не знаю, — соврал он.
Он хотел добавить, что ему все равно, но подумал, что эти слова покажутся бессердечными. Джули была лучшей хирургической медсестрой, с которой ему доводилось работать, и он нуждался в ее помощи больше, чем она думала. Ее нельзя отпускать. Конечно, он платил ей огромные деньги за готовность нарушить закон и за молчание. А еще, как ему казалось, ей нравилось быть частью команды, которая преступила одну из границ современной трансплантологии. Хотя основной причиной были карточные долги мужа, ипотека и кредит за машину. Долги и страх за семью крепко привязали к нему Джули.
— Это опасно?
— Джули, ты уже спрашивала.
— Да, но это уже пятая операция. И все эти тела… — Она покачала головой. — Я начинаю волноваться. Я видела репортаж в новостях. Что насчет полиции?
— А что насчет полиции?
— Джули, расслабься! — Анестезиолог Блейк отвлекся от приборов и вмешался в разговор. — Неужели ты считаешь, что наш блестящий хирург не придумает, как защитить собственную задницу?
— Да, но…
Блейк положил руку ей на плечо.
— Я забираю миссис М. Подготовь ее к транспортировке. Ты знаешь, что делать.
Она кивнула.
— А что делать с донором? — спросила она.
Джули явно волновалась из-за обезображенного трупа, который лежал в соседней комнате. Тело Аниэлы все еще было опутано трубками системы жизнеобеспечения. Она не знала, как ее зовут. Она была молода, с безупречным цветом лица и стала идеальным донором для двадцатишестилетней миссис М, у которой был очень богатый муж. У него хватило денег купить жене новое лицо после того, как она сильно пострадала в автокатастрофе.
Миссис М выглядела бледной, опухшей, но снова целой. Цвет кожи совпадал идеально. Потребуется несколько лет, чтобы она привыкла к своей новой внешности, возможно, ей даже понадобится терапия, но это уже вне его компетенции. Он вернул ей лицо, с которым женщина могла появиться на публике. А то, как она будет с ним жить, — это уже ее дело.
Работая, он начал напевать старую песню Рода Стюарта.
Блейк удивленно посмотрел на хирурга.
— Этот труп не должны найти, — сказал анестезиолог.
— Уже позаботился, — ответил он. — Но, Джули, еще раз проверь, чтобы все было вымыто и вычищено. И об одежде не забудь.
— Хорошо, — серьезно ответила она. — Я не хочу, чтобы нас поймали.
Он кивнул.
— Мы закончим тут сами, можешь заняться донором.
Джули выглядела очень усталой, хотя все были такими. Кроме почти нечеловеческих усилий и напряжения, операция требовала осторожности, конспирации и долгой послеоперационной терапии. Клиника находилась достаточно далеко, и это позволяло им чувствовать себя в относительной безопасности, но все равно во время операции он постоянно был настороже.
Джули вышла, мужчины остались одни. Хирург и Блейк думали об одном. Анестезиолог опустил маску и улыбнулся.
— Ты гений!
Хирург усмехнулся.
— Сам знаю.
— Первый в мире!
— Пока рано об этом говорить, — ответил он, хотя на самом деле не сомневался в этом. И миссис М была наглядным тому подтверждением. Да, он — гений.
— Уже сейчас она выглядит очень хорошо, — заверил его анестезиолог.
Он кивнул.
— Не буду спорить.
— Что дальше?
— К сожалению, нам нужно затаиться на некоторое время. Видимо, полгода или год мы ничего не будем делать.
Блейк сочувственно кивнул.
— Больше мы не будем использовать трупы, однако не волнуйся, мы не прекратим работу. — Он вздохнул. — Но ожидание оправдает себя. Миссис М должна выглядеть как можно лучше, когда мы представим ее общественности, разумеется, в американской клинике.
— И ты будешь утверждать, что ткани были взяты у трупа?
— Конечно. И я сам его подготовил, — смеясь, заметил он.
Блейк тоже улыбнулся.
— Дружище, если бы я не так устал, предложил бы выпить шампанского. У тебя все получается: клиника, телешоу, исследования, а теперь и это!
Он повернулся к приборам и проверил уровень кислорода.
Хирург принялся за уборку.
— Терпеть этого не могу!
— Потому что ты привык к слугам, которые делают за тебя всю работу.
— Гений не может быть уборщиком.
— Я помогу. Только мы должны знать, что происходит. Нам не нужны лишние глаза и уши. Я волнуюсь, как бы к нам не стали проявлять излишнее внимание.
Хирург ухмыльнулся.
— Мой партнер уважает приватность моих исследований.
— А если он начнет задавать вопросы? — Блейк щелкнул выключателем.
— Он знает, насколько я скрытный.
— И ему не любопытно?
— Нет. Я не вмешиваюсь в его исследования, а он не интересуется моими. Он работает над проблемой старения кожи и жировыми отложениями. В будущем это сослужит нашей клинике замечательную службу.
— А это? — Блейк указал на спящую миссис М. Зигзагообразные стежки, идущие вдоль линии волос, делали ее похожей на порождение доктора Франкенштейна.
— Нет, Блейк, все гораздо проще. Через десять лет мы постоянно будем делать такие операции. Мы будем мировым центром пластической хирургии. И тогда уже не нужно будет искать доноров на улицах, семьи сами будут соглашаться жертвовать лица своих родственников. Хотя, наверное, мы будем говорить «кожа», чтобы эмоционально не травмировать их.
