Джон Катценбах - Что будет дальше?
Глава 14
Во мраке, в который погрузился ее мир, Дженнифер отчаянно пыталась выстроить сколько-нибудь связную последовательность того, что с нею произошло, и понять, где же она находится. Собравшись с мыслями, девушка попробовала собрать воедино все, что ей удалось выяснить с тех пор, как она пришла в себя. Итак, она находится в каком-то, судя по всему, подвальном помещении. Похитители по какой-то причине не убили ее, а оставили в живых. Кроме того, Дженнифер прекрасно отдавала себе отчет в том, что, чему бы ее ни учили в школе, что бы ни подсказывал ей личный жизненный опыт, ни то ни другое не подготовило ее к тому, что случилось.
Она бы и рада была убедить себя, что ошибается, что сможет вспомнить какие-то инструкции относительно поведения в подобных ситуациях. Но это был, конечно же, самообман: никому и никогда не приходило в голову готовить подростка к такому кошмару.
Дженнифер поймала себя на том, что сидит, опустив руки на колени и сложив ладони, словно в молитве. Почему-то эта поза ей не понравилась; она нарочито медленно развела руки и сжала их в кулаки.
Кровать с матрасом, цепь, ошейник, походный туалет на расстоянии нескольких шагов — все это погружало Дженнифер в тоску и уныние. Но еще хуже ей становилось, когда эмоции брали верх над мыслями и боль, усталость, крайнее напряжение мысли в попытках понять, что происходит, сменялись чудовищными картинами будущего, которые рисовало девушке воображение. Волны страха накатывали на нее с новой силой. Дженнифер чувствовала, что в любую секунду может сорваться: разрыдаться, закричать, а то и вовсе потерять разум от ужаса. Ее сознание, как срикошетившая пуля, судорожно металось между поисками рационального объяснения и истерикой.
Едва ли не ежеминутно Дженнифер мысленно повторяла себе: «Ты жива. Несмотря ни на что, ты до сих пор жива».
Как только ей удавалось хотя бы немного подавить в себе страх и отчаяние, она начинала сосредоточенно прислушиваться и принюхиваться. Возможности осязательного восприятия этого нового мира были ограничены длиной цепочки, прикрепленной к ошейнику. Тем не менее девушка не оставляла попыток нащупать, услышать или учуять что-то, что объяснило бы ей, где она находится.
Дженнифер сидела на краю кровати, опустив босые ноги на прохладный бетонный пол. В желудке ныло от голода, хотя она вовсе не была уверена, что в таком состоянии смогла бы что-нибудь съесть, даже окажись в ее распоряжении стол, полный сказочных яств. И хотя ее опять мучила жажда, Дженнифер сильно сомневалась, что у нее хватит духу сделать хотя бы глоток, если даже мучители ей предложат воды.
Если не считать ее собственного дыхания, в комнате не было слышно ни звука.
«Тебе придется привыкать жить в двух мирах», — сказала себе Дженнифер. Меньшим из них было темное пространство, ограниченное объемом наброшенного на ее голову мешка. Большой же мир представлял собой подвальное помещение, в котором ее заперли похитители. Дженнифер дала себе слово, что приложит все силы, чтобы понять, как устроен каждый из этих миров. Ведь если сидеть сложа руки и сдаться на милость похитителей — ничего хорошего не выйдет: непонимание очень быстро уступит место беспросветному отчаянию.
Тогда останется только ждать самого страшного — конца.
Дженнифер приходилось буквально ежесекундно бороться с паникой и отчаянием, готовыми в любой момент полностью овладеть ее сознанием.
Сначала она было решила для себя, что вспоминать о том, что с нею случилось, не нужно: от этого становится только хуже. Затем она все же взяла себя в руки и попыталась вспомнить пережитое — хотя бы для того, чтобы сложить из обрывков воспоминаний образ своих похитителей. Дело это оказалось нелегким: стоило Дженнифер вспомнить свою последнюю прогулку по знакомой с детства улице, по тротуару, на котором она знала каждую трещинку в асфальте, как слезы наворачивались на глаза и вокруг становилось еще темнее. У Дженнифер отобрали все — все, что у нее было, и от осознания этого кошмара сердце девушки готово было остановиться. Тем не менее, преодолев очередной приступ головокружения, она собрала в кулак всю силу воли и твердо сказала себе: «Дженнифер, не отвлекайся на то, что сейчас тебе не нужно. Сосредоточься на главном». Она сама себе удивилась, улыбнувшись при воспоминании о том, что в школе ей больше всего на свете не нравилось, когда учителя обращались к ней примерно с теми же словами: «Дженнифер, сосредоточься на том, что мы сейчас проходим, не отвлекайся. Ты была бы круглой отличницей, если бы перестала отвлекаться на все подряд…»
«Ну хорошо! — с вызовом произнесла она про себя, будто бы в ответ на претензии учителя. — Я вам покажу! Я сосредоточусь!»
Она сидела на кровати и вспоминала: вот глаза того мужчины, вот вязаная шапочка на голове женщины, натянутая почти до самых глаз. «Давай вспоминай! — понукала саму себя Дженнифер. — Большие они были, эти глаза? Что вообще было на ней, кроме шапочки?»
Девушка закрыла глаза и сосредоточилась. Вскоре она вновь, как наяву, почувствовала исходивший от мужчины запах, почти физически ощутила, как ее вдавливает в пол фургона вес его тела, помноженный на недюжинную силу. Она непроизвольно стала вытирать руки, словно пытаясь таким образом снять омерзительное ощущение чужих пальцев, прикоснувшихся к ее коже. Избавиться от этого ощущения ей удалось далеко не сразу. Дженнифер казалось, что теперь не только боль от ссадин и синяков, но и прикосновения похитителя к ее телу останутся с ней навсегда, словно какое-то ядовитое растение впилось ей в кожу корнями и оплело руки и ноги. Почувствовав, что еще немного — и из едва затянувшихся ссадин вновь станет сочиться кровь, Дженнифер поняла, что нужно переключить внимание на что-то другое. Это оказалось непросто.
«Ну хорошо, займемся-ка женщиной…»
Девушка вздрогнула, вспомнив бесстрастный, бесцветный и вместе с тем властный голос. Наверняка это была одна и та же женщина — та, что сидела за рулем фургона, и та, что заходила в подвал и говорила о каких-то правилах. Дженнифер попыталась дословно вспомнить все, что ей говорили, но слова незнакомки будто бы утонули в тумане, в который погрузилось сознание пленницы, когда она выпила воды с подмешанным в нее зельем.
В одном она теперь была уверена наверняка: то, что с нею случилось, произошло наяву. Женщина, заходившая к ней в подвальную комнату, поившая ее дурманящей водой и говорившая ей про правила и про то, что от нее теперь требуется только подчинение, — все это было не плодом воображения, а пусть и чудовищной, но все же реальностью. Это действительно произошло в ее жизни, а не приснилось в кошмарном сне и не привиделось в бреду. Дженнифер знала, что нужно отбросить даже малейшую надежду на то, что она в любой момент может проснуться у себя в комнате посреди ночи и услышать через тонкую стену, как мама со Скоттом торопливо и как-то воровато занимаются любовью. Дженнифер вдруг вспомнила, как ей не нравились эти звуки и как она в то же время, сама того не желая, ждала их перед сном или просыпаясь ночью. Воспоминания о собственной спальне и ночных видениях навели Дженнифер на мысль о том, что, вполне вероятно, все эти события действительно происходят в реальности, с одним лишь уточнением: в реальности, наступившей после ее смерти, а умерла она, скорее всего, во сне, прямо у себя дома.
Дженнифер чуть наклонилась вперед и обхватила голову руками. «Я умерла, — мысленно произнесла она. — Тогда все понятно. Вот как, оказывается, это происходит. А здесь, на том свете, прямо скажем, невесело. Никакого рая, естественно, нет — этого и следовало ожидать. Никаких тебе ангелов, никакого трубного гласа, никаких райских врат над белоснежными облаками. Здесь все как в аду».
От этой мысли у Дженнифер перехватило дыхание, и она стала поспешно ее отгонять: «Нет-нет, это не так. Если у тебя по-прежнему болят синяки и ссадины, это значит, что ты жива».
С одной стороны, вроде логично. С другой стороны, стоило попытаться хотя бы чуть-чуть уточнить эту мысль — например, задавшись вопросом, почему она еще жива и надолго ли похитители сохранили ей жизнь, — как логика становилась бессильна.
Дженнифер села поудобнее и стала вспоминать, что именно ей сказала та женщина. Она постаралась сосредоточиться на этих воспоминаниях так, словно от полноты восстановленной картины зависело что-то важное. Она как будто искала в словах, стертых из ее памяти воздействием снотворного, какую-то разгадку, какой-то ключ к пониманию случившегося. Делом это оказалось нелегким: в противостоянии памяти и неизвестного химического вещества первая, увы, проигрывала последнему. Дженнифер поймала себя на том, что начала водить перед собой руками, словно пытаясь нащупать в воздухе и схватить ускользавшие из памяти слова.
«Подчиняйся, соблюдай правила — и останешься в живых».
