21 день - Анн-Кристин Гелдер
Патрик и Дэйна. Они оба показались крайне удивленными моим звонком, но это еще ничего не значит. Возможно, кто-то из них не смог справиться с событиями того времени и таким образом вымещает гнев? Но почему только сейчас? И, раз уж на то пошло, почему на мне?
Единственное, что можно сказать наверняка: все это как-то связано с трагедией тех времен, ведь параллели с тем, как мы превратили жизнь Астрид в ад, более чем очевидны. Было бы лучше, если бы я обратила внимание на этот момент, а также поискала подсказки в окружении Ника. Возможно, я смогу найти и узнать что-то, что поможет мне.
Снова беру ноутбук и вбиваю в поисковик полное имя Ника. Первое, что бросается в глаза, — это некролог, написанный, видимо, близкими друзьями. Мне становится грустно, когда я его читаю. Когда я училась в школе, Ник был одним из самых важных людей в моей жизни. Последние несколько лет я не особо о нем думала, ну а теперь уже слишком поздно. Он даже не дожил до тридцати.
Результаты следом — некрологи от его команды по плаванию и работодателя. Судя по всему, он был весьма популярен. Это меня не удивляет. Уже тогда он очаровал нас своей харизмой и вящей уверенностью в себе. Нас — о, да, а уж меня отдельно взятую — на все сто.
Копаюсь в поисковике еще минут двадцать, сама не зная точно, что ищу. Раз за разом натыкаюсь на имя женщины, которая на удивление часто отмечала Ника в соцсетях и даже выкладывала в Сеть видео, где они вместе готовят или украшают стены квартиры. Сначала я предполагаю, что это его девушка, но чем больше я читаю и просматриваю посты, тем яснее становится, что Ребекки Сталер была его соседкой. Вплоть до его смерти они делили квартиру в нашем родном городе, который Ник, в отличие от меня, никогда не покидал. Либо он должен был очень хорошо дистанцироваться от событий того времени, либо не отстраняться от них никак; нечто среднее уж точно не допустило бы такой пространственной близости.
Оказалось, что номер мобильного Ребекки легко найти в Сети, поэтому я записываю его на листке бумаги, закрываю ноутбук и решаю спуститься в столовую и выпить еще пару чашек кофе.
И вот я снова на маленьком диванчике, нерешительно двигаю мобильник туда-сюда по столешнице перед собой. Нет смысла откладывать звонок, если я хочу остановить этот ужас до наступления нулевого дня. Я хватаюсь за соломинку, и сейчас моя единственная связь с соседкой Ника — этот номер. Прошло уже два года после самоубийства, и, если, вопреки ожиданиям, у этих двоих не было особо близких отношений, велика вероятность, что предстоящий разговор не будет таким неловким, как ожидалось.
Решительно беру мобильник, набираю номер и в то же время стараюсь сдерживать нервозность.
— Сталер, — произносит женский голос после второго гудка, и я на миг закрываю глаза.
— Ребекки? — спрашиваю я. — Ребекки Сталер?
— Да. А с кем я говорю?
— Меня зовут Луиза Петерс, — начинаю я заранее подготовленный текст, — я старая школьная подруга Ника. Мы с ним давно не общались, поэтому я узнала о его смерти лишь несколько дней назад.
— Понятно, — коротко отвечает Ребекки, и на несколько секунд наступает неловкое молчание.
Но я готова к такому, кажется.
— Значит, он принял окончательное решение, — нейтрально замечаю я, понимая, что этот скрытый намек на его самоубийство звучит ужасно.
Ребекки вздыхает:
— Послушайте, фрау Петерс. Я-то знаю, что самоубийство очаровывает особый сорт людей, и вы — не первый стервятник, кружащий надо мной. В течение последних двух лет постоянно мне кто-то названивает, желая узнать какие-то пикантные подробности. Должна вас разочаровать. Во-первых, мы просто жили вместе и не были парой, хотя, конечно, это добавило бы драматизма. Во-вторых, смерть Ника не была кровавой или зрелищной, всего лишь… очень-очень грустной. Я потеряла друга, и это было чертовски больно. А этот ваш интерес… — Ребекки делает паузу, как будто внезапно вспоминая. — Вы сказали, вас зовут Луиза? — внезапно спрашивает она.
— Да, — отвечаю я, пытаясь не обращать внимания на чувство вины, которое внушают мне ее слова.
— Ник говорил о вас. — Она колеблется. — Как раз перед тем, как покончить с собой.
— И что он говорил? — Мой голос стал очень тонким. Я прижимаю телефон к уху и едва осмеливаюсь дышать.
— Думал позвонить вам, чтобы узнать, знаете ли вы что-нибудь об этих проклятых электронных письмах.
Прилив адреналина, пронизывающий мое тело, настолько огромен, что я не могу усидеть на месте. Я вскакиваю и начинаю ходить по маленькому помещению.
— Он получал какие-то письма? — хрипло спрашиваю я. — Вы знаете, что в них было?
— Сомневаюсь, что есть смысл снова ворошить все это, — уклончиво отвечает Ребекки, и мне приходится сдерживать стон.
Чувствую, что недостающая часть головоломки — где-то в пределах досягаемости. Получал ли Ник электронные письма с теми же историями, что и я? Ему тоже угрожали?
— Ник умер одной холодной ночью, — бормочу я себе под нос для проверки. Странно ставить другое имя вместо собственного.
Ребекки резко вдыхает:
— Так это… это вы писали те письма?
— Боже, нет, — протестую я. — Но я их сейчас получаю. И мне там раз за разом кто-то пророчит смерть при всяких интересных обстоятельствах.
В трубке воцаряется тишина.
— Мы должны встретиться за кофе, — наконец говорит Ребекки, и я чувствую, будто бы тяжелый камень скатывается с моего сердца. — Приезжайте.
— Конечно, — соглашаюсь я, спонтанно решив быть с ней откровенной. — Вы даже не представляете, как мне было необходимо такое предложение. Может, прямо сегодня?..
Я молчу, опасаясь быть слишком навязчивой. Но у меня нет времени. Нет совсем.
— Давайте лучше завтра днем, — говорит Ребекки, и я расстраиваюсь из-за потери еще одного дня до конца отсчета.
Тем не менее, после того как мы прояснили все необходимое и закончили разговор, у меня
