48 улик - Джойс Кэрол Оутс
Если это была уловка, чтобы разговорить меня, я на нее не поддалась. Для меня что Милдред Пирс, что Милдред Пфайффер, все одно.
Аккуратненько обезврежена. Лежит себе спокойненько, хоть и неглубоко, под уплотненным грунтом. Чтоб не воняла.
Лопата – тук-тук-тук – утрамбовала землю. Отличная работа!
– Конечно, кое-кто считает, что М. покончила с собой. Утопилась в озере.
Лицо Элка сложилось в страдальческую гримасу. Помедлив в нерешительности, он продолжил:
– Не поблизости, нет. Где-то еще. Озеро большое, глубокое. Не вычерпаешь.
Пауза. Элк снова глотнул виски, словно для того, чтобы успокоиться.
– Джорджина, М. откровенничала с вами о своей личной жизни? Намекала на то, что у нее есть мужчины – любовники, которые не догадываются о существовании друг друга?
Я молча покачала головой. Понимай как хочешь: может, да, может, нет.
Одутловатое лицо Элка вспыхнуло. На нем отразились боль и досада.
– Но М. не была склонна к самоубийству, – заявил он. – Это нонсенс! Она жила ради работы, была увлечена своим творчеством. В январе планировала участвовать в выставке в Челси. Была удостоена награды Американской академии – год стажировки в Риме. Вы знали?
– Ух ты! Нет, не знала.
Почему М. скрыла это от нас с папой? Загадка. Странно и возмутительно.
– Значит, в курсе были только декан нашего факультета и я, разумеется. А больше она никому не сказала. Какая-то проблема помешала ей согласиться на стажировку в Риме. Думаю, она хотела отсрочить поездку. Или считала, что должна отложить стажировку. Я убеждал ее, что надо соглашаться без колебаний! Сказал, что приеду к ней в Рим. Я чертовски гордился ею, ведь она была моей протеже.
– Вы это уже говорили. Несколько раз.
– Она рассказывала вам обо мне, да? Как о своем наставнике?
– Не уверена…
– Как о наставнике, друге, коллеге. Наверняка рассказывала.
– Да, пожалуй… рассказывала.
Это было далеко от истины. М. редко обсуждала своих коллег по колледжу Авроры, по крайней мере со мной. И уж Элка точно никогда не упоминала. О мужчинах она никогда не говорила.
Я не хотела спорить с Элком, чтобы не утратить его расположения. Меня беспокоило, что он теряет ко мне интерес, подобно тому, как шарик неумолимо и стремительно скатывается с наклоненного стола. Если поставить стол ровно, шарик остановится.
Некоторое время назад, сама того не сознавая, я плеснула в свою чашку виски и теперь осторожно, языком, пробовала его на вкус. Удивительное ощущение!
Элк понизил голос, словно боялся, что кто-то его подслушивает, и снова заговорил о комнатах М.
– Джорджина, я бы очень хотел побывать там. Увидеть, где она спала. Хоть одним глазком. Вы сказали, что полиция уже осмотрела ее покои. Я ничего не трону.
Я колебалась. А что тут такого? Элк будет благодарен и своей благодарностью согреет меня, как солнце. Но что-то мешало мне пойти ему навстречу.
– Вы так великодушны, что показали мне фотографии. Я это очень ценю. И видите, ничего плохого ведь не случилось – все на своих местах, в целости и сохранности. Если б можно было заглянуть в ее спальню…
– М-может быть, в другой раз. Уже поздно. Папа скоро будет дома.
В другой раз. Во время следующего визита. Возвращайся. Да!
Во взгляде Элка, который он искоса метнул на меня, промелькнула ненависть. Это произошло так быстро, что я подумала, будто мне привиделось.
Теперь, разочарованный, но улыбающийся, он старался быть славным парнем.
– Что ж. Вы очень добры, Джорджина. Я вижу, что вы сильно любите сестру и стремитесь оберегать ее личную жизнь. Как и я, разумеется.
Элк стал подниматься на ноги и случайно сшиб со стола альбомы. С десяток фотографий рассыпались по полу. Мы оба принялись их подбирать.
– Ваша сестра была красивой женщиной. То есть она красивая женщина, – поправился Элк со вздохом, глядя на одну из фотографий. – Но красота самоуверенна и порой жутко раздражает.
Я рассмеялась. Да! Я и сама частенько так думала.
– Красота слишком самонадеянна. Не то что мы.
Мы. Что это – лесть? Оскорбление? Я не знала, как это расценивать.
Чашка из веджвудского фарфора задребезжала в моей руке. Она была пуста. Не осталось ни чая, ни виски.
Ощущение на языке распространилось на весь рот, проникло в горло. Мои губы раздвинулись в глупой улыбке.
– Джорджина, я очень хотел бы встретиться с вашим отцом. Если не сегодня, тогда в следующий раз.
Чтобы попросить вашей руки.
От этой дикой разухабистой мысли я невольно рассмеялась.
– Что вас так развеселило, дорогая? – Элк холодно улыбнулся.
Дорогая. Это тоже было смешно.
Мужчины не любят, когда над ними смеются – предпочитают, чтобы смеялись вместе с ними. Я знала это инстинктивно, потому поспешила исправиться:
– Абсолютно ничего. Это я так. Конечно, ничего смешного. Напротив, вы высказали блестящую идею. Вам обязательно надо познакомиться с папой, как-нибудь прийти к нам на семейный ужин. Наша домработница Лина великолепно готовит. Я помогаю ей на кухне, у нас есть любимые рецепты. Если объяснить папе, что вы наставник Маргариты, уверена, он будет рад пообщаться с вами, – пылко протараторила я, чувствуя жгучее тепло в горле. Жар разливался и в груди, в области сердца.
Меня охватило беспокойство: нужно, чтобы гость ушел до возвращения папы.
Папина машина вот-вот свернет на подъездную аллею, обогнет дом и заедет в гараж. Он поставит автомобиль рядом с «Вольво» М., к которому никто не прикасался с апреля. Когда я услышу – если услышу – стук дверцы машины в гараже, будет поздно…
– Простите, Джорджина, можно воспользоваться ванной? Я быстро.
Элк встал со стула. Его пошатывало. Змеиные глазки лихорадочно блестели. О, почему я не выпроводила Элка десятью минутами раньше?! Виски ударило мне в голову. Затуманило разум.
Мне ничего не оставалось, как отвести Элка к одной из гостевых уборных на нижнем этаже, рядом с кухней. Он покачивался на ногах с этакой залихватской бесшабашностью, будто большой пьяный ребенок. Меня это приводило в замешательство. Я поспешила в холл, нервно высматривая папину машину.
Небо темнело. Вдалеке зажглись уличные фонари. По Кайюга-авеню приближались светящиеся фары какой-то машины. Я затаила дыхание. Фары повернули в другую сторону.
Казалось, Элк торчит в туалете целую вечность. Заснул, что ли, на унитазе?! Сумею ли я его разбудить? Я представила, как мы с Линой пытаемся растормошить пузатого художника, чтобы успеть выпроводить его из дома до прибытия папы.
На Кайюга-авеню появилась еще одна пара фар, двигавшихся в направлении нашего дома. И опять в самый последний момент машина свернула в другую сторону…
Я старалась не отчаиваться. Не терять самообладание. Предположила, что Элк уже вышел из туалета и теперь бродит по дому. Возможно, заблудился. Я не хотела думать, что слышу шаги на лестнице – шаги над головой. Крадущиеся шаги.
Он ищет комнату М., несмотря на мой запрет.
– Я ничего не услышу. Я ничего не слышу.
Я зажала уши (потными) ладонями.
Элк
