Джонатан Сантлоуфер - Анатомия страха

Он замирает на момент и начинает рисовать.

Да, сейчас он действительно продвинулся вперед.

Теперь осталось рассчитать время. На сей раз это будет что-нибудь по-настоящему большое. Грандиозное.

42

Я опять шел по коридору манхэттенского отделения ФБР, но уже в другом настроении. По бокам – агенты Ричардсон и Коллинз. Ричардсон не переставая болтал о бейсболе, политике и погоде. Коллинз молчала.

Меня пригласили в комнату без окон, где стояли только стол и два стула. Попросили подождать, сказали, что скоро вернутся. Миновало десять минут. За ними еще десять. Я ходил, мерил комнату шагами, двенадцать в одну сторону, девять в другую. Перед глазами картинка: Кордеро на полу, в луже крови. Каждую минуту поглядывал на часы. Прошло еще двадцать минут, когда открылась дверь и появилась Коллинз с каменным лицом. Она села, тщательно одернув юбку. Раскрыла блокнот, указала в сторону видеокамеры в углу под потолком:

– Наша беседа будет записана. Так положено.

Я кивнул.

Глядя в камеру, она отчетливо произнесла дату и время, затем фамилии, свою и мою, и задала первый вопрос, на который я уже отвечал раза три: во сколько я вернулся домой из Бостона. Потом спросила о моих отношениях с Мануэлем Кордеро.

– У нас не было никаких отношений, – произнес я. – Он работал управляющим в доме.

– Вы с ним ладили?

– В каком смысле?

– Успокойтесь.

Я не мог. В ее тоне и застывшем лице было что-то очень противное.

Коллинз посмотрела в камеру, в зеркало в стене, через которое за нашим разговором кто-то наблюдал.

– Итак, вы обнаружили тело Мануэля Кордеро примерно в одиннадцать тридцать.

– Да, я уже говорил это Ричардсону.

– А теперь говорите мне. – Коллинз сжала губы и прищурилась.

– Но я устал.

– Мы все устали. Вы должны повторить все перед камерой.

– Да, это было около одиннадцати тридцати.

– Почему вам это известно?

– Я посмотрел на часы.

– До или после того, как обнаружили труп?

– До. Когда еще находился у себя. Я сомневался, не слишком ли поздно спускаться к управляющему.

– И решили, что не поздно?

– Очевидно.

Коллинз бросила на меня внимательный взгляд.

– Я не считаю подобный ответ уместным.

Я промолчал.

– Значит, в одиннадцать тридцать. – Она сделала в блокноте пометку.

– Плюс-минус несколько минут.

– Когда вы обнаружили Кордеро, он лежал лицом вниз?

– Да, я это говорил сегодня, наверное, десять раз.

– Вы трогали его? Переворачивали?

– Зачем?

– Я просто спрашиваю.

– Нет. Я не трогал его. И без того было ясно, что он мертв.

– Почему?

– Он лежал лицом вниз в луже крови – большой луже – и не двигался. Для меня было ясно, что он мертв.

– Вот как? – Коллинз сделала пометку в блокноте и подняла голову. Выражение лица нейтральное, хотя треугольные мышцы рта напряглись. – Вообще-то он мог быть только ранен, но вы каким-то образом знали, что он мертв.

– Да. Я…

– Дверь его квартиры была открыта?

– Да…

– Так что вы могли заглянуть?

– Да, но…

– Что?

– Она была открыта лишь на пару дюймов, и что там происходит, я увидеть не мог. И объяснил это уже Ричардсону.

– Вы не могли бы перестать ссылаться на беседу с агентом Ричардсоном?

– Нет. – Мое сердце бешено колотилось. – Я устал повторять одно и то же.

– Я вам объяснила. – Коллинз кивнула на камеру. – Не понимаю, зачем вы все так усложняете. – Ее ледяной тон вполне соответствовал выражению лица. – Это выглядит не очень хорошо.

– А мне плевать, как это выглядит. – Я начал терять терпение.

– Итак, вы вошли.

– Что?

– В квартиру. Вошли.

– Да, вошел. И вы это знаете. Постучал, никто не ответил. Я подождал немного и опять постучал. Было слышно, что там включен телевизор, и виден голубоватый свет от экрана. Он отражался от стены в коридоре. Вы знаете, как это бывает.

– Нет, не знаю. Расскажите.

– Нечего рассказывать.

– Значит, дверь была приоткрыта, и вы вошли. Вас это не удивило?

– Что?

Коллинз пожала плечами:

– То, что дверь была не заперта. В квартире на цокольном этаже дома, в Нью-Йорке, в таком районе. Я не хочу сказать о вашем районе ничего плохого, Родригес, по все же это странно.

– Да, вы правы, у нас тут не Парк-авеню.

– Странно. Приоткрытая дверь. Разве не так?

– Так, так. Но такой ее оставил преступник, убивший Кордеро. – Я едва сдерживался. В ушах стучала кровь.

– Откуда вы это знаете?

– Сделал вывод путем логических рассуждений. Слышал, как один из технических экспертов, осматривавших место преступления, заявил, что замок взломан, и, поскольку я этого не делал, предположил, что это сделал убийца.

– Ах вот оно что.

– Что? У вас другие предположения, да? Вы предполагаете, будто Кордеро убил… я?

У меня вспотели ладони. Вам знакомо ощущение, когда на вас с подозрением смотрит охранник в магазине? Вы ничего не совершили, однако чувствуете себя виноватым.

– Я не предполагаю…

– В таком случае с меня довольно. Я ухожу.

– Садитесь. – Коллинз бросила взгляд на зеркало, затем на видеокамеру. – Успокойтесь, Родригес. Расслабьтесь.

Я глубоко вздохнул, но расслабиться не удалось.

– Еще несколько вопросов. И вам не о чем беспокоиться. – Она изобразила фальшивую улыбку, и я сел. – Теперь расскажите, что вы сделали, когда увидели Кордеро лежащим на полу.

– Позвонил девять-один-один.

– Сразу?

– Нет. Постоял минуту, потрясенный. Заметил рядом с убитым рисунок и подумал, что, вероятно, это не обычное ограбление.

– Что дальше?

– Я… захотел посмотреть рисунок.

– И подошли.

– Да.

– Поэтому подошвы ваших ботинок в крови Кордеро и следы чуть ли не по всей комнате.

Ужасно, но это правда.

– Я тогда не соображал, что делаю.

– Но у вас хватило здравомыслия приблизиться и посмотреть рисунок.

– Я член группы, ведущей расследование. Это что, не повод? – Меня снова охватила злость. – Да, я захотел посмотреть, не похож ли рисунок на остальные.

– А потом?

– Потом позвонил.

– Пожалуйста, посмотрите в камеру и повторите сказанное. Уточните, куда вы позвонили.

– Кому, черт возьми, я мог позвонить, своему брокеру?

– Сарказм здесь ни к чему. Просто у нас такой порядок.

– Послушайте, я устал. Не спал ночь и…

– Я знаю. Но убитого обнаружили вы.

В памяти всплыло правило из кодекса расследования убийств. Обнаруживший труп автоматически становится подозреваемым.

– Понятно, понятно. Я обнаружил тело, и… вы сразу допрашиваете меня, будто я убийца? Вот так? И то, что я служу в полиции, для вас не имеет никакого значения? Замечательно.

Коллинз молчала.

– Да, я его обнаружил. И совершил глупость – всюду наследил. Но убийца никогда не станет этого делать.

– Хорошо, – произнесла Коллинз.

– Что именно?

– Все хорошо.

– Я не убивал его.

– Вот я и говорю: хорошо.

Я стал чувствовать себя персонажем Кафки.

– Нет, вы понимаете, что к убийству Кордеро я не имею никакого отношения? Это какой-то абсурд.

Она молчала, но по судорожному сокращению лицевых мышц и суженным глазам было заметно, что я ее не убедил.

– Сколько раз я должен повторить? Я член группы, которая ведет, вернее, вела дело Рисовальщика. Вот почему я захотел – мне понадобилось – посмотреть его рисунок!

Я услышал в своем голосе пронзительные визгливые нотки и осекся.

– Зачем повышать голос? Я вас отлично слышу.

Пришлось разыграть классическую мизансцену, хотя очень не хотелось.

– Может, мне следует позвонить адвокату?

– Звоните, это ваше право, но я провожу обычную процедуру опроса свидетеля. Как положено. – Коллинз откинулась на спинку стула и сплела пальцы. – Вы ужасно нервный, Родригес.

Я не ответил, продолжая соображать, не позвонить ли мне Хулио, или это только укрепит их подозрения. Хулио занимается недвижимостью, но у него есть приятель, хороший адвокат по уголовным делам. Неужели он мне действительно нужен? Неужели дело дошло до этого?

Коллинз расплела пальцы и подалась вперед.

– Еще несколько вопросов, и вы пойдете домой. – Ее голос звучал спокойно, но лицо свидетельствовало об обратном.

А может, все в порядке и я зря нервничаю? Усталость не давала сосредоточиться, я плохо соображал.

– Почему, выдумаете, Кордеро выключил отопление?

– Не знаю. Наверное, для экономии.

– Он это делал прежде?

– Да. Можете спросить у владельца дома.

– Мы спросим, – произнесла она тем же ледяным тоном. – А пока давайте уточним некоторые детали.