Джонатан Сантлоуфер - Анатомия страха
Кроме рта, пририсованного сбоку.
Я закрыл глаза, вспоминая вагон метро и молодого чернокожего парня напротив, разговаривающего с приятелем. Кажется, он тогда догадывался, что я его рисую.
Вот они, мои рисунки. Десятки похожих лиц, но того парня среди них нет. Я тасовал их и так и сяк, раскладывал по столу, швырял на пол, отчаянно искал, зная, что не найду.
Я никогда не выбрасывал свои рисунки. Никогда. Даже неудачные. Такая у меня привычка. Рисунок взял он. И теперь ясно зачем. Я представил Кордеро, мертвого, на полу в луже крови, рядом рисунок, выполненный в моем стиле. А по телевизору показывают какую-то дурацкую комедию с идиотским закадровым смехом. Пришлось скрестить руки, так они дрожали. Необходимо успокоиться. Я объясню им, и они поймут, что это подстава. Так что беспокоиться не о чем.
Я пошел в ванную комнату, умылся холодной водой, бросил взгляд на эту чертову татуировку на руке и покрылся потом. Вернулся, раскрыл блокнот с незаконченным лицом убийцы. Заточил карандаш, глубоко вздохнул и попробовал рисовать. Ничего не получалось. Попробовал еще, закрыл блокнот, однако сидеть спокойно не мог. Нужно выйти. Что-то сделать. Но что?
Я позвонил бабушке, сказал, что приеду. Надел джинсы, чистую белую рубашку, чтобы не расстраивать ее. По этой же причине решил побриться, протер лицо лимонным лосьоном. Причесался. Посмотрел в зеркало. Все равно вид ни к черту. Глаза покрасневшие, и вообще.
Сунул блокнот для рисования в сумку и вышел.
– Que pasa, Nato?[38] – Это были ее первые слова, как только я вошел в дверь.
– Ничего, бабушка.
Она взяла мое лицо обеими руками.
– Ты плохо выглядишь.
– Устал. Ездил в Бостон, не выспался.
Она смотрела прищурившись. Я попытался придумать что-нибудь интересное.
– Познакомился там со стариком, известным кинорежиссером.
– Собираешься сниматься в кино?
– Обязательно. – Я заставил себя улыбнуться. – Скоро буду звездой.
– Estas burlando de mi?[39] – Она наставила на меня палец.
– Ничего, бабушка. Клянусь. – Рядом с входной дверью я увидел кувшин с раковинами, четки и камни. Это был Элегга, защищающий дом. – Тебе понадобилась защита?
Она махнула рукой.
– Твоя мать рассказывала, что иудеи тоже ставят что-то такое у двери.
– Ты имеешь в виду мезузу?[40]
– Наверное.
В гостиной на боведа было полно раковин и бокалов с водой.
– Что происходит?
– Хочешь пива? – спросила бабушка, уклоняясь от ответа.
Я знал, давить бесполезно. Если она сочтет нужным, то расскажет, что ее тревожит. А потом я поведаю ей, что тревожит меня.
– Пошли в кухню, я тебя покормлю.
К отбивной котлете она наложила мне в тарелку отварного риса, фасоли и гренок. Все было очень вкусно, тем более что я не ел со вчерашнего дня. Бабушка смотрела на меня и качала головой. Ее что-то определенно беспокоило.
– Что-то произошло? – спросил я.
– Давай ешь. – Она слабо улыбнулась.
К процессу еды моя бабушка относилась очень серьезно и важных разговоров за столом никогда не заводила. Она лишь упомянула, что недавно говорила с моей мамой, и я почувствовал себя виноватым, потому что не звонил ей с тех пор, как начал работать в группе Терри. Обычно мы созванивались раз в неделю.
– Позвони маме. – Бабушка укоризненно покачала головой.
Я пообещал. Когда я закончил есть, она встала и сделала знак следовать за собой. Значит, разговор предстоял серьезный, если посуда осталась невымытой. Бабушка очень редко оставляла грязные тарелки на столе – боялась, что разведутся тараканы и мыши.
Мы двинулась по коридору. Миновали гостиную, где работал телевизор, шел «мыльный» сериал на испанском, но бабушка им не заинтересовалась и продолжила путь к последней комнате, которая одно время служила главной спальней.
– Мы будем беседовать здесь, в «комнате святых», – объявила она.
Мы вошли. Я не был тут с тех пор, как комната перестала служить бабушке спальней, и был потрясен.
Повсюду стояли импровизированные алтари. Один – с камнем на блюде, похожим на тот, что у двери, но тщательнее отшлифованным, украшенным красным и белым бисером, а также с инкрустированным драгоценными камнями распятием и кукольным домиком, задрапированным увядшим виноградом. Неподалеку другой – с заправленными в цветной целлофан картинками святых и небольшим распятием, покрытым розовым бисером. Там находились также алтари с куклами, украшенными павлиньими перьями и искусственными цветами, фруктами, игрушками, свечами, картинками святых и даже Буддой. Я не заметил только звезду Давида, но, наверное, присутствовала и она.
У бабушки всегда было несколько скромных алтарей со свечами и картинками святых, но такого я не ожидал.
– Я вижу, ты серьезно потратилась.
Она заметила, что насмешничать грех и почти все это принесли люди, которые приходили к ней за советами.
В центре комнаты располагались три деревянные церковные скамьи, со щербинками и потертостями. Они, видимо, простояли несколько месяцев на улице после сноса какой-нибудь церкви. Я не стал спрашивать, где бабушка приобрела их. Усадив меня на скамью, она коснулась рукава моей белой рубашки.
– Ты ее надел. Это хорошо, добрый знак.
– Она оказалась у меня единственной чистой рубашкой.
– Это тоже знак.
Бабушка сообщила, что недавно видела во сне комнату, где присутствовал злой дух. По описанию комната очень походила на мою гостиную, которую она никогда не видела.
Затем бабушка сказала, что у нее был еще сон и его необходимо нарисовать.
45
– Как видите, вопрос деликатный, поэтому я и решила вас потревожить, шеф Дентон, – закончила Коллинз.
– Спасибо, Моника, что ввели в курс дела. И зовите меня, пожалуйста, Перри. – Дентон попытался представить агента ФБР без одежды, но не смог.
– Слишком много совпадений, но ничего конкретного, – продолжила она. – Для ареста недостаточно. Но мы взяли его под наблюдение.
– Я понял. – Дентон сдерживал себя, чтобы не улыбнуться. Самая лучшая новость задень!
Агент Коллинз попыталась сконцентрироваться, но пронзительные голубые глаза шефа полиции смущали ее. Она не предполагала, что ею может заинтересоваться такой мужчина, но на совещаниях он часто клал ладонь на ее руку, пару раз заговорщицки подмигивал, а вот сейчас наклонился слишком близко и прошептал:
– Лично я был против этого с самого начала. Руссо настояла. Наверное, Родригес убедил ее, что поможет. – Дентон пожал плечами. – Но поймите меня правильно. Руссо – хороший детектив. Конечно, в прошлом у нее было несколько проколов, но кто от них застрахован?
– Родригес оставил свои отпечатки повсюду в квартире Кордеро, – произнесла Коллинз. – Хотя неизвестно, когда именно. Мы исходим из предположения, что это случилось, когда он обнаружил труп.
– Что ж, вполне резонно, Моника. – Дентон улыбнулся.
Коллинз откинулась на спинку стула.
– Мне не нравится, что он шлялся по квартире. Зачем копу намеренно загрязнять место преступления?
– Да, странно.
– Он утверждает, будто захотел увидеть рисунок поближе, но…
– Если нужно, я приставлю следить за ним одного из наших.
Коллинз удивленно округлила глаза, и Дентон забеспокоился, не слишком ли далеко зашел, поддерживая ее подозрения против одного из своих сотрудников. Он наклонился еще ближе.
– Моника, я хотел бы установить за Родригесом наше наблюдение, чтобы сразу знать, если окажется, что он… хм… как-то с этим связан.
– Думаю, вам не нужно беспокоиться. Если что-нибудь произойдет, я вам немедленно сообщу.
Рисовать не получилось.
– Это… взрыв, – повторила бабушка, не открывая глаз. – Но больше я ничего сказать не могу. Не вижу.
– Где он произошел, этот взрыв?
– Неясно.
Мы посидели еще немного, и я закрыл блокнот. Затем сообщил о своих подозрениях, что в моей квартире кто-то побывал. Бабушка перекрестилась, но, кажется, не удивилась. Заявила, что чувствовала это уже несколько дней, советовалась с оришами и создала для меня боведа. Затем попросила рассказать обо всем подробно. Я убедил бабушку, что рассказывать особенно не о чем, поскольку не хотел посвящать ее в эти дела с гибелью Кордеро и всем остальным. Она посмотрела мне в глаза и приложила ладонь к тому месту, где у меня сердце.
– У тебя не все благополучно. Иногда мы гневим оришей, сами не ведая. Порой не по своей вине, но боги на нас сердятся.
Я точно знал, чем прогневил богов, но не признавался.
– Злых духов отогнать можно, Нато. – Бабушка надела мне на шею ожерелье из бусинок, и я не противился. Странно, но это успокаивало. – Она коротко улыбнулась. – Но у меня нет такой силы. Нужен Бабалу, жрец самого высокого ранга, имеющий власть над будущим.
