Павел Астахов - Продюсер
Агушин вздохнул и снова мысленно переложил пасьянс из подозреваемых. Среди семи человек были трое, которые так и не вышли из подъезда, включая Шлица. Наверное, жильцы. Старухи не знали всех поименно и в лицо. Четверо зашли и вышли, их сейчас и разыскивали по всем ориентировкам. Но и они ушли раньше, чем грохнул выстрел. Выходило, что или бабки еще кого-то пропустили, или убийца дождался, пока они поднимутся к его жертве, и проскочил мимо них незамеченным. Или ушел другим путем. Или вообще был жильцом дома, что не подтверждалось пока.
«А вот Медянская вполне могла действовать и не сама, — признал Агушин и вздохнул, — но тогда зачем ей второй пистолет, когда можно было вообще сымитировать самоубийство дома?»
— Дэ-а-а-а! Загадки, — вслух произнес он, и водитель тут же подхватил:
— Не говорите, Геннадий Дмитриевич, все только и обсуждают с утра до вечера.
— Что обсуждают? — не понял Агушин.
— Да убийство этого Шлица. Говорят, бабки у него немереные и теперь все вдове достанется.
— А много? — заинтересовался следователь.
— Много! Аж сто миллионов. Во как! — Водитель резко затормозил перед новым кирпичным домом в районе зоопарка. — Приехали, Геннадий Дмитриевич. Вот этот дом. Адрес, как вы сказали. Мне с вами?
— Нет. Со мной только опера идут. Сам буду задерживать. А ты, Саш, осмотри машину!
Агушин легко выскочил из отодвинутой в сторону двери и сразу же увидел, отчего потешались прохожие. Какой-то шутник привязал к антенне пиратский флаг, так называемый «Веселый Роджер». С недавних пор их почему-то стали продавать на всех московских перекрестках цыгане, мальчишки и уличные попрошайки. Кто-то не пожалел ста рублей и напроказничал. Агушин сам не смог сдержать улыбку, представив, как они неслись с сиренами по столице, а сзади лихо развевался череп с костями.
— Да, бл… джентльмены удачи. Сними сейчас же и сдай дежурному. Пусть заведет дело.
Два коренастых опера тоже засмеялись, но, увидев, как начальник метнул в них сердитый взгляд, затихли.
— Какое дело? — удивился водитель Саша, отвязывая кусок черной тряпицы.
— Такое! Это оскорбление работников правоохранительных органов. Давай действуй. Пока я вернусь, чтобы бумага была! — Агушин жестом приказал операм сопровождать его и решительно зашагал к знакомому уже подъезду.
Первое, что он увидел, было тело Медянской, лежащей у порога родного подъезда. Агушин в два прыжка добежал до ступенек и наклонился над одетой во все черное вдовой. Она не двигалась, а от головы текла тонкая струйка крови. Лица было не видно. У следователя внутри все оборвалось, он повернулся к операм:
— Вот вам и «черная вдова». Еще один труп. И это за несколько дней. На пороге одного дома. Что за хрень?!
— Да уж! Неувязочка.
— Форс-мажор полный, Дмитрич, — синхронно почесали опера стриженые затылки.
— Парни, вызывайте «Скорую» в любом случае. Пусть осмотрят. Дальше по обстановке. Если труп криминальный — один вопрос. Если нет — другой.
Агушин вздохнул и выпрямился, шаря по карманам в поисках давно брошенных сигарет.
В этот момент Виктория застонала и пошевелилась, и Агушин подпрыгнул и аккуратно повернул ее за плечи:
— Виктория Станиславовна? Вы живы?
— А? — она открыла глаза, но увидела лишь расплывчатые силуэты.
— Спокойно лежите. Сейчас врачи подъедут. Что случилось с вами?
— А где я? Что со мной? Кто вы?
Агушин лишь тяжело выдохнул:
— Фу! Ну, слава богу! Кровь вроде из носа идет. Видимо, гипертонический криз.
— А? Вы доктор? — Медянская щурилась, пытаясь рассмотреть, кто это в белом склонился над ней.
Агушин по случаю теплой погоды действительно надел все светлое.
— Ага! Травматолог! — съязвил он. — Вправляю мозг и возвращаю сознание. Очнулись, Виктория Станиславовна? Вот и славно! Где пистолет?
Медянская непонимающе моргнула, и Агушин усадил ее на ступеньки и склонился, чтобы видеть ее глаза и мимику. Пока она пребывала в полутрансе, врать не могла.
— Пистолет? В сейфе. У мужа. Там был.
— Отлично! Тогда прошу вас все-таки пройти к вам домой. Обыск-то мы делали у вас. Но сейф вы и не показали. Как же так? Зачем? Идти можете?
— Наверное, могу, — неуверенно отозвалась Виктория.
— Если нет, мои парни вас донесут, — он кивнул операм, — ребята, помогите даме проследовать до дому, до хаты.
Адвокат
Пятый час оперативники, следователи и два криминалиста ворошили лист за листком, шмотку за шмоткой, обыскивая квартиру Медянской-Шлица. Первый обыск был достаточно поверхностным, потому что Агушин, честно говоря, не хотел травмировать вдову. Но теперь, после заявления Ротмана об угрозах и пистолете, он твердо решил без вещдоков не уходить. Если уж вдову и арестовывать, то надо делать это безукоризненно. Вот только пистолета в указанном сейфе не оказалось. Медянская не отрицала, что он был, и даже добровольно открыла сейф, однако внутри оказалась лишь пустая коробка и памятная бронзовая табличка.
— Виктория Станиславовна, вы понимаете, что вас подозревают в убийстве собственного мужа? Иосифа Давыдовича Шлица. Понимаете? — который час подряд задавал Агушин одни и те же сначала напугавшие Медянскую, а затем и наскучившие ей вопросы.
— Угу, — односложно отреагировала она.
— Нет, вы отвечайте, — настаивал Агушин, — идет допрос во время обыска. Я имею право задавать вам вопросы. Допрашивать вас.
Геннадий Дмитриевич не привык, чтобы его вопросы оставались без ответов. Он славился особым умением доставать истину из самых потаенных областей подсознания.
— А я? — Медянская смотрела на него немигающим равнодушным взглядом.
— Что вы?
— А я на что имею право?
— Вы имеете все права, гарантированные вам законом. Например, давать показания собственноручно. Хотите, я дам вам время и лист с ручкой? Может, вам так будет проще вспомнить?
Но Агушин обнадеживался напрасно.
— Не-а! Пусть контора пишет. А я никогда не писала доносов и не буду.
— Господи! Виктория Станиславовна, какие еще доносы?! Вы можете написать то, что сказать вам тяжело. То, что боитесь, что я не пойму или перепутаю. Это же ваше право.
— А еще что? Кроме доноса на себя саму я могу?
Агушин мысленно чертыхнулся.
— Я вам, Виктория, расскажу анекдотец один забавный. К адвокату приходит клиент и спрашивает: «Я имею право?» Он говорит: «Да, имеете!» Тогда тот в ответ: «Ага. Значит, я могу?» Тот отвечает: «Нет! Не можете…»
В следующий миг Агушин пожалел обо всем — Виктория вдруг вся подобралась и четко выговорила:
— Я знаю! Я имею право на адвоката. Хочу адвоката! Не-мед-лен-но!
— Ну, вот… — обиженно протянул следователь, — а так хорошо начали: «Пистолет дома, в сейфе…» А теперь что? Адвокат, пятьдесят первая, имею право, могу. Ну, как знаете. Я хотел вам по-человечески помочь.
Следователь сделал вид, что даже обиделся. Он пытался победить вдову, сыграв на ее женских чувствах, но глубоко ошибался. Чем больше пытались с Хозяйкой Медной Горы говорить на «женском языке», давить на слабости, тем сильнее в ней проявлялось волевое начало. Оно было заложено отцом, который всегда мечтал о мальчике и воспитал ее соответственно. Даже звал ее часто «Виктор», делая ударение на «о».
Виктория закурила и, глядя прямо в подбородок Агушину, жестко повторила:
— Немедленно пригласите адвоката. Я настаиваю. Ни слова не скажу без него. Жду!
Агушин, сдаваясь, махнул рукой:
— Будет вам адвокат. Будет. Не спешите. Сейчас запросим дежурного…
— Мне не нужен дежурный. Мне нужен либо Резник, либо Павлов.
— Во как?! А Перри Мейсона вам не вызвать из Штатов? — продемонстрировал неплохое знание классики современной адвокатской прозы Агушин, однако, наткнувшись на два лазерных луча, исходящих из глаз вдовы, не стал продолжать эту перепалку.
— Эй, ребята, позвоните-ка в адвокатскую палату и запросите Резника и этого Павлова. Скажите, что за-дер-жан-ной Медянской требуется бес-плат-ный защитник.
Он произнес два последних слова, которые должны были унизить Викторию, предельно отчетливо, но вдова не отреагировала на это никак, а минут через десять к Агушину подошел сотрудник:
— Геннадий Дмитриевич, Резник в Питере. Павлов здесь, в городе. Просит переговорить с Медянской, прежде чем ответить. Как быть?
— Ишь ты! С каких пор нам адвокаты стали условия выдвигать? — начал заводиться Агушин. Он даже начал исполнять известную песню о «продажных и лживых» защитниках, которые только мешают следствию и путают клиентов. Но Виктория резко его оборвала:
— Дайте мне трубку. Два слова. Тогда будем работать. Я все расскажу.
Агушин замер… и кивнул:
— Это меняет дело. Держите.
Он протянул ей мобильный телефон с ожидающим на связи адвокатом, и вдова схватила аппарат:
