Джон Коннолли - Гнев ангелов
Когда она поцеловала меня, мою кожу увлажнили ее слезы, и их же соленый вкус я ощутил на губах. «Как же давно меня не целовали», — подумал я и решил принять этот скромный дар, этот эпизод с мимолетным проявлением нежности.
Лиат… лишь позднее я выяснил, что означает ее имя. Лиат в переводе с иврита означает «ты для меня».
Проснулся я в начале восьмого утра. Место на кровати рядом со мной опустело. Приняв душ, я оделся и спустился вниз. В квартире было тихо. Когда я вошел в кухню ресторана, то увидел среднего возраста повара, готовившего какие-то блюда. А в зале ресторана варила кофе официантка лет шестидесяти, она подавала кофе с рогаликами редким ранним клиентам. За тем столиком, где мы вчера ужинали с Эпстайном, теперь сидела пожилая пара, читая экземпляр «Форварда».
— А где Лиат? — поинтересовался я у женщины за стойкой.
Пожав плечами, она порылась в кармане передника и достала записку. Не от Лиат, а от Эпстайна. Записка гласила:
«В деле появились кое-какие подвижки. Пожалуйста, задержитесь еще на одну ночь.
Э.»
Я вышел из ресторана. Один из амбалов Эпстайна сидел за уличным столиком, попивая мятный чай. Мое появление абсолютно не привлекло его внимания, он даже не пытался следовать за мной. Я выпил кофе в булочной на Хьюстон-стрит, размышляя о Лиат. Интересно, где она сейчас может быть? И я пришел к выводу, что знаю ответ.
Полагаю, отправилась докладывать Эпстайну о моих ранах.
Утро я посвятил прогулке: порылся на полках книжных магазинов, заглянул в парочку умудрившихся выжить в этом городе музыкальных ателье — «Другая музыка» на углу Четвертой и Бродвея и «Классические записи» на Восемнадцатой Западной улице, — а потом мы, как и договаривались, встретились за ланчем с Ангелом и Луисом в «Адской кухне» в районе Брик-ярда.
— А тебя не узнать, — заметил Ангел.
— Неужели?
— Ага, выглядишь как налопавшийся сметаны кот; вернее, как задумчивый кот, заподозривший, что сметанка могла быть отравлена. Ты ночевал у той дамочки, у Лиат? Ну, и как она, игрива?
— Стара, — бросил я.
— Правда?
— И седа, как мир.
— Да ты врешь! Держу пари, что она крепкая бабенка.
— Более чем.
— Так и знал. Значит, она не имеет ничего общего с той стройной темноволосой красоткой, что потчевала вас винцом вчера вечером?
— Ни малейшего.
— Что ж, звучит весьма убедительно. Тогда, подозреваю, нам не удастся отпраздновать окончание твоей самой длинной тоскливой засухи со времен Пыльного котла.[16]
— Увы, — сказал я, — отпраздновать нам нечего. Вы уже заказали цыплячьи крылышки?
— А то.
— Постарайся не подавиться костями. Сомневаюсь, что мне захочется спасать тебя от удушья.
Губы Луиса дрогнули. Это могло означать улыбку.
— Для человека, который переспал с одной из богоизбранных, ты выглядишь не слишком счастливым, — заявил он.
— Смелое предположение.
— Хочешь сказать, что я ошибаюсь?
— Я ничего не хочу сказать.
— Ладно, приятель, давай, играй в скромника.
— Неужели ты имеешь в виду, что я пытаюсь отвертеться от идиотских вопросов, изображая скромника?
— Верно, так и есть.
— Чудесно. Тогда я предпочитаю быть скромным.
— В общем-то, неважно, спал ты с кем-то или не спал, потому что выглядишь ты по-прежнему не слишком радостным.
Луис попал в точку. И при всем желании я сам не смог бы объяснить причину своей неудовлетворенности. Я не узнал о Лиат почти ничего, за исключением запаха ее тела, изгиба спины и вкуса поцелуев, хотя чувствовал, что она буквально видит меня насквозь. И мое детективное фиаско не имело никакого отношения к ее немоте, равно как и к ее широко распахнутым глазам, тонким пальцам, касавшимся моих застарелых, глубочайших ран, ее взгляда, выискивавшего шрамы на моей душе, и я осознавал, что она и их запоминает, чтобы потом поделиться с кем-то своими открытиями.
— Я провел странную ночь, только и всего, — пояснил я.
— Бесполезно тратить на тебя пыл страстных красоток, — выразительно подытожил Ангел. — Пропащее дело.
Глава 17
На мой мобильник пришло сообщение от Эпстайна, он приглашал меня встретиться в «нашем обычном месте» в девять вечера. Я сомневался, удобно ли будет опять воспользоваться квартирой Лиат. Не то чтобы я так уж возражал против секса, мне просто не хотелось под предлогом секса опять подвергаться странному прощупыванию. Я позвонил Уолтеру Коулу, моему бывшему шефу и напарнику по службе в полиции Нью-Йорка, и сообщил, что, возможно, сегодня мне придется воспользоваться его любезным приглашением на ночь. Он, в свою очередь, сообщил, что на ночь они выгонят собаку на улицу, поэтому я смогу занять ее лежанку. По-моему, Уолтер все еще сердится на меня за то, что я назвал своего пса его именем, хотя песик был очень симпатичный.
И вновь на встречу меня сопровождали Ангел и Луис, и так же маячили поблизости парни Эпстайна. Когда я подошел к ресторану, у входа торчал все тот же суровый темноволосый страж, и он по-прежнему парился в теплой, не по погоде, куртке, крепко сжимая рукоятку спрятанного под ней пистолета. Разве что выглядел он еще более мрачным, чем вчера.
— Вам лучше бы приобрести более легкую и свободную одежду, — посоветовал я. — Или сменить пушку на более миниатюрную.
— Пошел к дьяволу, — процедил он, даже не взглянув на меня.
— Вас обучали языку в еврейской школе? Да, уровень образования падает.
— Отвянь, придурок, — буркнул он, не глядя на меня.
Его неразговорчивость соперничала с враждебностью. Ежели вам вздумается критиковать кого-то с пушкой или без пушки, то мудрее будет не маячить у критикуемого перед носом. Хотя я не рассматривал возможность удара в челюсть или по почкам. А опасался лишь, что он может сгоряча прострелить себе ногу. А еще больше опасался, что он может прострелить ногу мне.
— Неужели я чем-то вас огорчил? — поинтересовался я.
Парень не ответил, просто моргнул и нахмурился еще больше. Как ни странно, но мне показалось, что он едва сдерживает слезы.
— Вам надо бы последить за своими манерами, — порекомендовал я.
И тут же увидел, как парень стиснул зубы и заиграл желваками. Казалось, он готов наброситься на меня с кулаками или даже вытащить пушку, но ему удалось совладать с собой; он лишь с шумом выпустил воздух и выдавил:
— Рабби ждет вас.
— Спасибо. Приятно было поболтать. В другой раз, может, и не придется.
Я вошел в ресторан. Лиат еще не появилась. Зато за стойкой суетилась пожилая дама, вручившая мне утром записку, и Эпстайн сидел за тем же столиком. Когда я занял свое место напротив него, рабби поднял указательный палец, сделав знак женщине. Она принесла нам две чашки крепкого черного кофе по-восточному и два стаканчика с талой водой, а потом удалилась на кухню. Через минуту-другую до меня донесся звук захлопнувшейся где-то наверху двери. Видимо, сегодня у нас не будет никакого ужина с кошерным винцом.
— У меня такое впечатление, что я израсходовал лимит вашего гостеприимства, — сказал я.
— Ничего подобного, — возразил Эпстайн. — Если вы предпочитаете вино, то бутылочка охлаждается в ведерке за стойкой, а если голодны, то вам принесут закуски.
— Не стоит беспокоиться, я с удовольствием выпью кофе.
— О чем вы там говорили с Адивом?
— Просто обменялись любезностями.
Глаза Эпстайна блеснули.
— А вы знаете, что его имя в переводе с арабского и еврейского как раз и означает «любезный»? Более того — «приятный» и «благодарственный»!
— Что ж, оно ему на редкость подходит. Его вполне может ждать карьера любезного вышибалы в приятном ресторане.
— Он неровно дышит к Лиат, — коротко бросил Эпстайн.
Странно, парень ведь моложе, намного моложе Лиат. Такая разница очень мешает, когда вы молоды. Впрочем, если вы старше, возраст мешает куда сильнее.
— А какие чувства испытывает к нему она?
— Она не говорит, — отозвался рабби, позволив себе двусмысленный ответ.
— И где же сейчас Лиат?
— Занята. Она вскоре присоединится к нам. Сначала ей надо кое-что доделать.
— По вашему поручению?
Он кивнул.
— Она рассказала мне о ваших ранах.
Значит, больше у меня не осталось никаких тайн.
— Не знал, что вы владеете языком жестов.
— Мы с Лиат знакомы очень давно. И научились общаться всеми возможными способами.
— И что же она рассказала вам о моих ранах?
— Удивилась, что вы все еще живы.
— Ну об этом мне говорили не раз.
— Слишком много ран. Слишком много раз вы могли умереть, но не умерли. Интересно, что вас оберегает?
— Может, я бессмертный.
— Вы не первый человек, высказывающий такое предположение. Я и сам еще надеюсь, несмотря ни на что, победить старость. Однако нет, не думаю, что вы бессмертны. Когда-нибудь вы умрете: вопрос только в том, возродитесь ли вы к новой жизни.
