Алексей Зубко - Сначала было весело
Нет. Нужно действовать осторожнее и попытаться убедить одного из врачей вызвать полицию.
– Ваша карточка, – отложив ручку, поднимает на меня взгляд терапевт. Молодой парень с перехваченными резинкой в конский хвост волосами и в кожаных штанах, выглядывающих из-под халата.
Открыв рот, я шевелю губами, пытаясь заговорить, но не решаюсь. Что-то в его облике показалось мне подозрительным. Может быть, бегающие блудливые глазки, может, непрерывно ласкающие подбородок пальцы.
– Можете идти.
Я беру карточку и молча выхожу в коридор.
Господин Кнут, прогуливающийся дальше по коридору, бросает на меня взгляд. Уняв дрожь, я утыкаюсь носом в карточку, словно бы выискивая, в какой кабинет мне идти.
Остался последний. Сейчас или никогда.
Только бы не ошибиться.
Открыв дверь, заглядываю.
– Проходите.
За столом сидит молодая женщина с миловидным лицом, на котором особо выделяются изумрудные глаза, и длинными стройными ногами, не скрываемыми расстегнутым халатом.
Взяв протянутую карточку, женщина пробегает глазами по заглавной странице.
– Анастасия… красивое имя.
– Спасибо, доктор.
– Я не доктор, – тепло улыбается женщина, – я медсестра.
– Извините.
– Не за что. Снимите халат и ждите меня вон там.
Кивок на закрытый ширмой уголок.
Раздевшись у специальной вешалки, захожу за ширму. Свет мощной лампы придает телу оттенок нездоровой белизны, на фоне которой рубцы кажутся зловеще багровыми.
Меня начинает колотить нервная дрожь. Рискнуть или нет? Другого шанса может и не быть.
Войдя ко мне за ширму, медсестра интересуется:
– Кожными заболеваниями болели?
– Нет.
На ходу поставив соответствующую пометку в медицинской книжке, девушка поднимает на меня взгляд.
При виде спины, носящей следы плети, медсестра вздрагивает.
– Боже мой.
Хмурясь, осматривает бедра, живот. Здесь плеть тоже отметилась, хотя и не так интенсивно, как на спине.
Я сглатываю. Рискнуть? Страх мешает сделать последний шаг и довериться незнакомому человеку. Но глаза у медсестры добрые…
– Они удерживают нас силой, – глотая от волнения и страха слоги, шепчу я. – Помогите…
Некоторое время девушка рассматривает меня с неуверенной улыбкой, но постепенно становится понятно, что я не шучу.
– О боже.
Зажав рот, она с ужасом смотрит на дверь, за которой слышен голос карлика. Наконец в ее голове созрел план.
– Иди за мной, – произносит женщина, толкнув дверь, частично загороженную шкафом с какой-то медицинской литературой. Проход ведет в длинное и темное подсобное помещение, единственным освещением которого является падающий сквозь узкие зарешеченные окна лунный свет.
Не сомневаясь ни секунды, следую за медсестрой.
Одежда остается в кабинете, но вернуться за ней не решаюсь: есть шанс, что сопровождающий заглянет и заподозрит неладное.
Сердце колотится так, что ощущаю толчки, с которыми оно качает кровь.
Обратившись к медсестре, я надеялась максимум на обещание позвонить в полицию или моему отцу и сообщить о том, что нас удерживают силой. На побег я даже не надеялась. И вот теперь…
Пробираемся темным коридором, единственное освещение которого – блики индикаторов сигнализации на дверных замках.
Нереальная картина, словно сошедшая с экрана столь любимого японцами фильма ужасов.
Коридор резко поворачивает и утыкается в лестничный пролет. Проход наверх закрыт решеткой.
Следуем вниз.
Веет прохладой.
Похоже на то, что мы спустились в подвал.
Под ногами чавкает грязь, хрустят мокрицы…
Тусклый фонарь над дверью едва рассеивает тьму. Воздух затхлый, пахнет плесенью. Утеплитель пластами сполз с водопроводных труб, обнажив кривые швы сварки.
Сворачиваем в боковой проход. Узкий, явно не рассчитанный на частые визиты. Приходится протискиваться между стеной и покосившимися шкафами, которые спустили сюда доживать свой век.
К телу липнет омерзительно сальная паутина. Кожа зудит.
Медсестра останавливается перед железной дверью и, достав из кармана связку ключей, засовывает один в замочную скважину.
Два оборота, толчок.
Дверь со скрипом открывается.
Обмираю.
Если нас услышали…
– Заходи, – предлагает медсестра.
Скользя ладонью по стене и нащупывая пол ногами, шагаю во мрак. Тусклый свет подвала не проникает в дверной проем.
– Жди меня здесь.
Пресекая попытку задать вопрос, скрипит дверь.
Несколько растерявшись, замираю. Наверное, так нужно. Может, девушка пошла за ключом или посмотреть, не охраняется ли запасной выход… Нам нужно бежать отсюда. По крайней мере мне. Ведь как только обнаружат исчезновение, бросятся искать. И делать это будут очень старательно. И чем дальше отсюда я окажусь к тому моменту, когда начнутся поиски, – тем больше шансов обрести свободу. Что делать потом, я еще не придумала. Куда идти? Обнаженная, без документов, за несколько десятков километров от дома…
Стою – не шелохнусь. Лишь сердце бешено стучит, да дрожат пальцы.
Секунда за секундой убегают в невозвратимое прошлое. К зуду добавляется озноб. Холод сквозит по обнаженному телу и вытягивает остатки тепла ледяными устами бетона. Переминаясь с ноги на ногу, на какое-то мгновение создаю иллюзию согревания. Она быстро развеивается. Холод набрасывается с новой силой. А медсестры все нет. Быстрее, пожалуйста.
Вожу по сторонам руками. Очень осторожно. Главное не задеть чего. А то упадет, загремит…
Ничего.
Перевожу дыхание.
Одна, в темноте… восприятие времени нарушено, но однозначно в подвале я уже не пять или десять минут, а значительно больше.
Может, медсестру поймали и сейчас пытают, выведывая мое местонахождение?
От одной этой мысли сердце несется вскачь.
Желание бежать становится невыносимо мучительным. Не прав тот, кто говорит, будто бы самое плохое – это ждать и догонять. Во сто крат легче рвать жилы в порыве преследования, когда мозг занят анализом непрерывно меняющейся обстановки. Ждать же… мысли сводят с ума. А время тянется, словно резина.
Слух обостряется. Слышны шорохи мокриц под ногами, далекое журчание воды в водопроводных трубах, стук сердца… ту-дух, ту-дух.
А медсестры все нет. Ну, сколько времени нужно на то, чтобы сбегать на разведку? Десять минут, двадцать…
Прошло много больше. Что могло ее задержать? Может, ей пришлось вернуться на рабочее место и она вызовет полицию? Или выведет меня позже?
Напрягаю мышцы, чтобы усилить циркуляцию крови в венах, это хотя бы немного согреет. Ненадолго. Тру руки, бедра, но холод настойчиво вытягивает оставшиеся крохи тепла. Зубы цокают. Сжав челюсти, унимаю дрожь, но она минуту спустя возвращается.
Нужно было рискнуть и вернуться за халатом.
Гоню эту мысль прочь.
Доносится скрип. Сделав стойку, словно гончая, почуявшая лису, прислушиваюсь. Медсестра или карлик?
Но скрип оказывается одиноким звуком, не слышно шагов, никто не спешит открыть дверь…
И вновь время течет в медленном замерзании и безнадежной борьбе с ним.
Охватывает оцепенение. Мозг, словно превратившись в кисель, впадает в прострацию.
Дверь открывается. Скрип пронизывает до мозга костей, и я, подпрыгнув, чувствую, как кусок льда скатывается в желудок.
Свет мощного фонаря бьет по глазам, ослепив меня.
– Набегалась? – голос карлика звучит почти ласково.
Застонав, сползаю на пол. Ноги не держат.
Господин Кнут, злорадно посмеиваясь, хватает меня за ногу и тащит на себя. Сильный, не смотри, что мелкий. Бетонный пол дерет голую спину.
Сил сопротивляться нет. Лишь слезы текут по щекам. Горькие, жгучие…
Медсестра на прощание делает ручкой. Все такая же красивая, элегантная.
Назад нас везут тем же способом, если не считать ударов рукоятью плети по ягодицам и бедрам.
Разминается. Даже с завязанными глазами не сомневаюсь – бьет карлик.
Машина останавливается и, дождавшись, когда нас высадят, мчится прочь.
– Пошли.
Мы возвращаемся туда, где у меня была надежда больше не появляться.
Двигаясь запутанными коридорами, я с ужасом думаю о предстоящих мучениях. Надежды на то, что попытку побега оставят без наказания, у меня нет.
– Стоять на месте! Замерли дружно!
Препоручив Нинку и Федю надсмотрщику с незнакомым голосом, карлик ставит меня руками к стене и защелкивает на шее ошейник.
Сорвав повязку, он отходит на пару шагов.
Железное кольцо, которое в качестве ошейника использовал низкорослый садист, крепится небольшим куском цепи к массивному костылю, забитому по самую головку в стену. Не берусь предположить, для каких целей могли использовать древние шахтеры этот крепеж. А судя по толстому слою ржавчины, он находится здесь с зари освоения подземных богатств донбасских степей.
Посадили на цепь, как шелудивого пса.
Свет фонаря «летучая мышь», стоящего у ног карлика, неприятно режет глаза. Жмурюсь.
