Потапыч - Павел Юрьевич Беляев
Теперь оставалось понять, что со всем этим делать?
Во-первых, надо было как‐то передать информацию Вике и надеяться при этом, что её снова не обкололи снотворным. Во-вторых, и это уже было дело скорее для Хали-Гали, надо было придумать, как вызволить Вику из-под конвоя. Потому что ясно, что она тут пострадавшая сторона, так же хорошо, как и то, что в это всё равно никто из взрослых ей не поверит. А потому дорога девчонке куда‐нибудь в колонию.
Ни за что.
А вернее, за то, что до последнего боролась за себя, а потом спасла сестру от съедения потусторонней зелёной тварью.
И никому ничего не докажешь.
Несправедливо.
7
Сон мертвецкий
1
Новый полицейский появился во время обеда. Когда мы возвращались из столовой, он уже сидел на кушетке рядом с тринадцатой палатой и пристально рассматривал каждого больного, что проходил мимо него, как будто что‐то подозревал. Я ощутил, что волосы на загривке встают дыбом, лишь только поймал на себе этот пронизывающий липкий взгляд.
Ничего удивительного, что весь сон-час мы с пацанами обсуждали, мог ли он уже что‐то знать об отравлении или у нас просто, что называется, «на воре и шапка горит»? Как водится, Глюкер паниковал больше всех. Собственно, он и доказывал, что полицейским давно всё известно и скоро нас всех арестуют. И впаяют по полной по статье «Покушение на жизнь сотрудника полиции при исполнении, совершённое группой лиц по предварительному сговору» номер какой‐то там.
Если верить толстому, то грозило вплоть до пожизненного. Мы с Михой уверяли, что это глупость и что так быстро ничего этого нельзя было узнать. Впрочем, мы успокаивали больше сами себя, чем Глюкера.
Сразу после тихого часа к этому паникёру кто‐то пришёл, и он чуть не бегом умчался вниз. Мы же с Михой долго торчали в палате, опасаясь лишний раз высунуть оттуда носы.
Страху добавил Хали-Гали, который пришёл и стал рассказывать, как новый полицейский расспрашивает ребят, кто что видел перед тем, как его коллеге стало плохо. Из того, что удалось подслушать этому Шерлоку, на нас пока ничего не наводило. Пока.
Хали-Гали страдал тяжёлой формой ДЦП, он с трудом передвигался и не всегда мог справиться с руками. А ещё он заикался, но уверял, что это по другой причине, хотя его диагноз, как говорили постовухи, подразумевает и нарушения речи в том числе. Но ХалиГали продолжал настаивать на своём. Обычно всё это мешало парню жить, но сегодня заболевание в кои‐то веки сыграло ему на руку. Он несколько раз ходил до чайника с водой, который, как известно, стоял в непосредственной близости от тринадцатой палаты. Передвигался Хали-Гали исключительно медленно, сегодня в особенности, и за время своего пути туда и обратно успевал подслушать два, а то и три разговора полицейского с кем‐нибудь из обитателей нашего отделения. С самим умником полицейский, разумеется, пытался говорить тоже, но Хали-Гали напустил на себя такое заикание, что сидевшая неподалёку медсестра с первого поста не выдержала и отчитала мента за допрос больного ребёнка. А заодно напомнила, что вообще‐то подобные вещи следует делать исключительно в присутствии законного представителя. Полицейский расплылся в гадкой улыбочке и ответил, что они просто болтали. Но от Хали-Гали отстал. А сам наш сыщик решил больше не рисковать и около водопоя больше не появлялся. Вместо этого он заглянул к нам.
Выслушав Хали-Гали, Миха вытянул губы трубочкой и с шумом выпустил воздух.
— Вот попали… И чё теперь делать?
— Не п-паниковать. И над-д-еяться, ш‐то с тем п-по-лиц… цейским всё н-орм.
— Надо предупредить Глюкера, — задумчиво проговорил Мишка. — Если на обратном пути его тормознёт мент, то расколет, как не фиг делать.
И с этим трудно было спорить.
— Клас-с-сная ид-ея, — одобрил Хали-Гали. — С-сгоняешь?
— Я? — опешил Мишка. — А чё я?
— Ну, ты ж придумал! — сказал я.
— Слышь, Диман, одному как‐то стрёмно. Давай со мной?
В общем‐то действительно, почему нет? Вдвоём и спокойнее, и в случае чего проще выкручиваться. Главное, в показаниях не запутаться.
— Да без проблем. Только давай по пути Вике записку закинем? Ну, типа, что сестра жива и находится здесь.
Миха вздохнул и задумчиво почесал затылок.
— Надо бы. Да только как? С таким‐то бульдогом на посту?
— Д-а, — согласился Хали-Гали, — с эт-им б… б-будет т-трудно. П-п-придётся каво-т-та от-дать в ж…
— В жопу? — предположил Миха.
Все заржали.
— В ж-жертву.
Это было уже не так смешно.
Жертвой согласилась быть Софа, тем более что она обещала мне узнать, как там дела у нашего отравленного, но пока так ничего и не выяснила. С этими расспросами она и пошла к новому полицейскому.
Когда мы с Михой убедились, что она крепко присела менту на уши, то медленно двинули в сторону лестницы. Перед тринадцатой палатой Мишка так ловко подставил мне подножку, что я растянулся во весь рост на самом деле, хотя изначально планировалось, что я это разыграю. Записка при этом едва не вылетела у меня из кулака — удержал буквально чудом.
Уже вставая, я как мог незаметно просунул сложенный вчетверо листок под дверь. Оставалось надеяться, что новенькая не лежит сейчас в очередной раз обколотая снотворным и сможет добраться до записки.
Моё падение сопровождалось таким грохотом, что когда я поднялся, то обнаружил, что полицейский смотрит прямо на меня. Софа что‐то тараторила у него практически перед лицом, но ощущение было такое, что тот её не слушает.
Как и следовало ожидать, мент попросил нас с Михой подойти к нему.
Блин же!
— Здорово, пацаны! — полицейский приветствовал нас в общем‐то дружелюбно, но что‐то не то в его тоне, не то во взгляде, не то в чём‐то ещё, каком‐то безотчётном чувстве, которое он вызывал, говорило нам, что никаким дружелюбием тут и не пахнет. Этот человек, будь его воля, с удовольствием приковал бы нас наручниками к железному стулу, а потом натянул на голову полиэтиленовый пакет, который не снимал бы до тех пор, пока мы не выложили бы ему всё, как на духу.
Короче, мы подошли и тоже поздоровались.
Ни я, ни Миха почему‐то не могли заглянуть полицейскому в глаза. Я смотрел себе под ноги, а мой друг бегал взглядом туда-сюда.
Мент криво усмехнулся и подмигнул Софе.
— Давай, девочка, беги к себе в палату. А мы тут с пацанами пока поговорим. По-нашему, по-мужски.
Софа бросила на нас испуганный взгляд, но что мы могли сделать? Я кивнул, и девушка ушла.
— Хорошо, — кивнул полицейский,
