Джеффри Линдсей - Деликатесы Декстера

— Давайте я, сержант.

Деб задумчиво посмотрела на нее и кивнула.

Николь улыбнулась ребятам с Гаити.

— У вас очень хороший английский, — заговорила она. — Я задам вам несколько простых вопросов, хорошо?

Больная Нога с подозрением посмотрел на нее, но она продолжала улыбаться и он пожал плечами:

— Ладно.

Николь начала задавать вопросы, которые казались мне, мягко говоря, расплывчатыми. Я наблюдал за ней с интересом, поскольку слышал, будто она хороша в своем деле. Сначала мне показалось, что слухи о ее профессионализме сильно преувеличены. Она задавала вопросы вроде «Что в его внешности вам запомнилось?», и когда Больная Нога отвечал, она кивала, царапала что-то в альбоме и произносила: «Ага, правильно». Она заставила его дать полное описание визита неизвестного в их гараж с «порше» Тайлер, о чем они говорили с ним, и так далее во всех деталях. Я совершенно не мог понять, как на основании всего этого можно нарисовать чей-то портрет, и, судя по всему, Дебора была того же мнения. Она почти сразу же начала нервно ерзать, а по мере развития беседы все чаще покашливала, будто собиралась вставить слово. И каждый раз при этом покашливании оба свидетеля начинали нервничать.

Но Николь не обращала на нее никакого внимания и продолжала задавать свои безнадежно общие вопросы. Постепенно я начал осознавать, что у нее получилось добыть очень неплохое описание. В этот момент она перешла к более частным вопросам.

— А какой у него был овал лица? — спросила она.

Свидетель посмотрел на нее непонимающим взглядом.

— Овал… что?

— Отвечай, — сказал ему Худ.

— Я не знаю, — смутился тот, и Николь злобно посмотрела на Худа. Он ухмыльнулся и вновь прислонился к стене. Она повернулась к Больной Ноге.

— Давайте я покажу вам несколько примеров. — Она достала большой лист, на котором были нарисованы несколько овалов. — Какой-нибудь из них напоминает вам форму его лица? — опять спросила она, и арестованные наклонились, чтобы повнимательнее изучить лист.

Брат Больной Ноги что-то тихо сказал ему. Тот кивнул и указал:

— Этот. Наверху.

— Этот? — переспросила Николь, указывая на один из овалов карандашом.

— Да, — подтвердил он, — этот.

Она кивнула и начала рисовать быстрыми и уверенными штрихами, прерываясь только на то, чтобы задать вопрос и показать картинку: какой у него был рот, уши, их форма. И так далее, пока на бумаге не начало проступать вполне определенное лицо. Дебора притихла и позволила Николь спокойно расспрашивать обоих мужчин. После каждого вопроса они тихо совещались на креольском, тот, который говорил по-английски, отвечал, а его брат подтверждал правильность сказанного кивком. Все это: двое в наручниках, тихо переговаривающиеся на креольском, и как по волшебству проступающее лицо — было поразительным зрелищем, и мне стало грустно, когда оно закончилось.

Но все же оно подошло к концу. Николь подняла альбом так, чтобы арестованные могли изучить получившийся портрет, и тот из них, который не говорил по-английски, согласно закивал.

— Это он, — сказал его брат и внезапно широко улыбнулся Николь. — Как магия. — Он произнес «мажия», но смысл был ясен.

Дебора до этого момента сидела в кресле, предоставив Николь возможность спокойно работать. Теперь она поднялась со своего места, обошла стол и заглянула в альбом.

— Сукин сын, — сказала она и подняла взгляд на Худа, который все еще прохлаждался поблизости с мерзкой ухмылочкой на лице. — Дай мне ту папку. Вон ту, с фотографиями.

Худ подошел к дальнему краю стола, где рядом с телефоном грудой были сложены папки. Он успел просмотреть первые пять или шесть, когда Дебора начала терять терпение:

— Быстрее, черт бы тебя побрал.

Худ кивнул, поднял одну из папок и принес ей.

Дебора рассыпала стопку фотографий по столу, быстро просмотрела их и, вытащив одну, протянула ее Николь.

— Неплохо, — сказала она, наблюдая, как художница сравнивает фото со своим наброском. Николь кивнула.

— Да, неплохо, — согласилась художница и посмотрела на Дебору с улыбкой. — Я молодец, черт побери. — Она кинула фото Деборе, которая схватила его и показала арестованным.

— Этот человек продал вам «порше»?

Парень с заплывшим глазом кивнул и сказал «Oui»[19] еще до того, как она успела задать вопрос. Зато его брат устроил целое представление: он пристально рассматривал фотографию, наклоняя ее для более детального изучения. В конце концов и он тоже сказал:

— Да. Точно. Это он.

Дебора посмотрела на них и еще раз спросила:

— Вы уверены? Оба?

И они оба решительно кивнули.

— Воп, — сказала Деб, — trés beaucoup bon[20].

Ее собеседники улыбнулись, и тот, у которого заплыл глаз, сказал что-то по-креольски.

Дебора посмотрела на его брата в ожидании перевода.

— Он просит вас говорить по-английски, чтобы он мог вас понять, — перевел он, улыбаясь еще шире.

Винс с Худом сдавленно фыркнули.

Однако Дебора слишком радовалась успеху, чтобы позволить такой мелочи испортить ей настроение.

— Это Бобби Акоста, — сказала она, глядя на меня. — Попался, маленькая сволочь.

Глава 20

Коп в форме увел арестованных в камеру предварительного заключения. Николь собрала вещи и ушла. Дебора опять села в свое кресло и уставилась на фотографию Бобби Акосты. Винс дернул плечом и посмотрел на меня, будто спрашивая: «И что дальше?» Дебора взглянула на него.

— Ты все еще здесь? — спросила она.

— Нет, я ушел минут десять назад.

— Убирайся.

— В твоем бардаке? — не сдавался Винс.

— Пойди и убей себя об стену, — сказала Деб, и Винс вышел, издав на прощание один их своих жутких искусственных смешков. Дебора смотрела ему в спину, а я, зная ее, догадывался, что сейчас произойдет, и не удивился, когда оно все-таки случилось.

— Ладно, — сказала она секунд через тридцать после ухода Винса, — пошли.

— О, — попытался я притвориться, будто не предвидел этого, — хочешь сказать, что не собираешься ждать своего напарника, как того требуют правила участка и специальное указание капитана Мэттьюза?

— Шевели задницей.

— А что делать моей заднице? — спросил Худ.

— Можешь пойти и сесть ею на плиту, — ответила Дебора, выпрыгивая из кресла в направлении двери.

— Что сказать твоему напарнику? — крикнул Худ ей вслед.

— Пусть поговорит с дилерами. Пошли, Деке.

Внезапно до меня дошло, что я провел слишком много времени, покорно следуя повсюду за моей сестрой, но, к сожалению, не придумал, как прервать эту практику, поэтому и сейчас пришлось поступить так же.

Дебора ехала по скоростной дороге Долфин, а затем на шоссе 95 свернула на север. Она не была расположена делиться информацией, но не требовалось большого ума, чтобы понять, куда мы направляемся, и я просто для поддержания разговора спросил:

— Ты каким-то образом догадалась, как поймать Бобби Акосту, пока рассматривала его фото?

— Ага, — очень сердито ответила она — у нее всегда были проблемы с сарказмом. — Вообще-то догадалась, а что?

— С ума сойти, — сказал я и задумался. — Список зубного? Ты имеешь в виду ребят с вампирскими клыками?

Дебора кивнула, объезжая потрепанный пикап с фургоном на прицепе:

— Ты прав.

— Разве вы с Диком не пообщались со всеми?

Она повернулась ко мне — не сказать чтобы это было хорошей идеей на скорости девяносто миль в час.

— Кроме одного, — ответила она. — И это именно тот, кто нам нужен. Я знаю.

— Следи за дорогой, — предупредил я, и она последовала моему совету как раз вовремя, чтобы успеть объехать бензовоз, водитель которого ни с того ни с сего решил сменить ряд.

— То есть ты думаешь, что последний из списка может сказать нам, где скрывается Бобби Акоста?

— У меня было такое чувство с самого начала, — сказала она, одним пальцем поворачивая руль, чтобы перестроиться в крайний правый ряд.

— Поэтому ты оставила его напоследок? — спросил я, глядя, как нас подрезает пара мотоциклистов.

— Ага, — ответила она, возвращаясь в средний ряд.

— Ты хотела нагнать драматизма?

— Дело в Дике, — пояснила Дебора, и, к моей радости, я заметил, что она смотрит на дорогу. — Он просто… — Она осеклась, а затем выпалила: — Он приносит несчастья.

Я всю жизнь провел рядом с копами, и, думаю, ее остаток пройдет в той же компании, особенно если меня в конце концов поймают, поэтому я знаю, что их суеверность дает о себе знать в самые неожиданные моменты. Тем не менее от моей сестры я подобного не ожидал.

— Приносит несчастья? — переспросил я. — Деб, может, мне позвать сантеро[21]? Он принесет в жертву курицу, и тогда, может быть…

— Я знаю, как это звучит, черт бы его подрал, — сказала она, — но какие тут еще могут быть объяснения?