Сабина Тислер - Я возьму твою дочь
Была почти полночь, когда София и Йонатан наконец добрались до Ла Пассереллы. Аманда была вне себя. Ее волосы были растрепаны, глаза заплаканные и покрасневшие. В руке она держала стакан, наполненный самбукой, который сжимала крепко, словно собираясь выдавить, как спелый лимон.
— Что вы себе думаете? — всхлипнула она. — На улице какой-то конец света, а вас все нет!
— Аманда так беспокоилась… — пробормотал Риккардо и раздраженно посмотрел на Йонатана. Он не понимал, зачем Йонатан по такой погоде поехал с его дочерью на прогулку.
— Мы были в Сиене, мама. А когда начался снег, отправились назад, но у нас не получилось добраться быстрее.
— Ах! — Аманда снова разразилась слезами.
— Мне очень жаль, но когда мы уезжали, то и представить не могли, что будет такой сильный снегопад.
Йонатан надеялся, что на этом дискуссия закончилась. В конце концов, ни Софии, ни ему было уже не шестнадцать лет. Он хотел выпить горячего чаю, может быть, постоять под душем и лечь спать. Просто уснуть.
Риккардо встал и молча вышел из кухни. Его дочь снова была здесь, и для него вопрос был решен.
Аманда уже не обращала внимания на Йонатана и Софию. Она держала в руке стакан и, обращаясь к нему, произносила монолог, о котором завтра даже не вспомнит.
— София, — бормотала она, — мой ангелочек, мое сокровище, мой солнечный луч, что же мне делать, чтобы ты не убегала? Я же не могу тебя привязать или посадить под замок. Я не могу смотреть за тобой целый день. Зачем ты заставляешь маму беспокоиться? Я тут умираю тысячью смертей, а ты где-то развлекаешься! Это нехорошо, ты слышишь? Ты меня поняла? Слушай внимательно, дорогая моя: речь идет не о том, что хочешь ты. Мы не будем плясать под твою дудку. Здесь живут также и другие люди.
Аманда замолчала, но лишь для того, чтобы собраться с силами.
— Давай уйдем, — прошептала София, — так будет продолжаться бесконечно, а я не могу этого переносить. Спокойной ночи, мама, — сказала она громко, — хорошего тебе сна. До завтрашнего утра.
Йонатан и София тихо покинули кухню. Аманда этого не заметила.
— Мне кажется, я покончу жизнь самоубийством, — говорила она. — Да, я так и сделаю. Это хорошо. Меня все равно никто не любит. Никто. Я для вас пустое место. Я вам только мешаю. Черт возьми! Долой Аманду! Так всем будет легче. Не будет никого, кто вам мешает. Porcamiseria!
Ее голова отяжелела. Аманда уронила ее на стол и плакала до тех пор, пока не уснула.
Это не было похоже на дежа вю, скорее на постоянно возвращающийся сон.
«Где я?» — подумал Йонатан.
Темнота была такой же непроницаемой, как стена.
— София? Ты здесь?
— Да, — выдохнула она, — да, я здесь.
Он включил ночник и в неверном желтоватом свете увидел ее. Она стояла недалеко от кровати, и на ней был новый брючный костюм.
Он проснулся, или, по крайней мере, подумал, что проснулся.
Она не сказала ни слова, лишь улыбнулась, и стала медленно расстегивать жакет. Под ним было только голое тело.
Она сняла жакет.
«Нет, — подумал он, — нет, пожалуйста, не надо».
Потом она расстегнула застежку-молнию, и медленно, как танцовщица, выбралась из брюк. Она была полностью обнажена и шла к нему. Он заморгал, его пульс участился. Было похоже на то, что она выходит из портрета.
— Сейчас я — твоя жена, — сказала она.
Йонатан распахнул объятия, и она легла к нему. Он притянул ее к себе, нежно погладил безукоризненное, прекрасное тело и встретился взглядом с изображением на портрете.
Нет.
Его желание было неописуемо сильным, и она чувствовала это. Она прикасалась к нему, и он мечтал ощутить ее, приласкать ее, обладать ею. Но вместо этого отвернулся к стене.
— Что случилось? Что с тобой? — спросила она и провела языком по его затылку.
— Не получится, София. Пожалуйста, оставь меня. Я люблю тебя больше жизни, но я не могу.
Она молчала. Разочарованная и обиженная.
— Я всегда буду с тобой, я все буду делать для тебя, не сомневайся. Но никогда ни о чем меня не спрашивай.
София ощутила острую боль в сердце, и то, что несколько дней назад было теплым и живым, теперь стало холодным и мертвым.
16
Аманда проснулась. Что-то произошло. Какой-то шум. Совершенно однозначно.
Она лежала как каменная. Голова болела так, что даже думать было больно. Язык был толстым, сухим и приклеился к глотке. Мочевой пузырь раздулся и посылал позывы сходить в туалет. О том, чтобы спать дальше, нельзя было и думать.
Она со стоном выкатилась из кровати, включила свет, надела тапочки и потащилась к двери. Аманда дрожала, не зная, вызвано это алкоголем или тем, что она внутренне настроилась на то, что через пару секунд столкнется лицом к лицу с грабителем.
Она включила свет в коридоре и увидела, что София выходит из квартиры Йонатана.
— Ты что тут делаешь? — прошипела она.
София вздрогнула и приложила палец к губам, умоляя мать вести себя тихо.
— Ты откуда явилась? — продолжала допрос Аманда. — От Йонатана?
София кивнула.
— Что это значит?
— Пожалуйста, поговорим об этом завтра, ладно? — прошептала София. — Buona notte, мама.
Аманда сделала два шага и загородила ей дорогу. София наткнулась на массивное тело матери, издававшее горько-кислый запах перегара, пота и давно не стиранной ночной сорочки, и невольно вздрогнула.
— Пропусти меня! — вскрикнула она, протиснулась мимо матери и поспешила по лестнице вниз, в свою комнату.
Ага, так, значит! Аманда, собственно, давно уже должна была обо всем догадаться. Это было ясно еще в первый вечер. Конечно, этот тип остался здесь лишь для того, чтобы затащить ее дочь в постель.
Ничего не выйдет. С Амандой этот номер не пройдет. Тут он просчитался.
Следующее утро было сияющим, прекрасным и безоблачным. Ла Пассереллу завалил снег глубиной в полметра — девственно чистый, ослепительно белый и искрящийся под утренним солнцем. Кипарисы согнулись под его тяжестью, а укутанная этим белым одеялом садовая мебель была словно частью картины, которая символизировала полное уединение.
Время, казалось, остановилось, храня покой столь необычного для Тосканы утра. Ничто не нарушало этого спокойствия — ни звуки автомобилей, ни снегоочиститель. Ни единого следа от шин или чьих-то ног не портило эту редкую картину.
Риккардо проснулся, как всегда, в шесть утра, увидел, что снега за ночь стало больше и он не тает, и повернулся на другой бок, чтобы еще поспать, потому что при такой погоде на улице ему делать было нечего. Что-то подобное было последний раз лет восемь назад, когда в феврале выпало много снега.
Необычная тишина в доме разбудила Аманду непривычно рано, в восемь утра. Ее первой мыслью была благодарность за то, что она еще жива. Потом она стала раздумывать, что же в это утро было иначе, чем обычно. Обязательных головных болей не было, и это ее удивило. Она уже так привыкла по утрам ощущать тупое покалывание в висках, которое приводило к тошноте и головокружению, что была просто поражена. Ей даже удалось сесть на кровати, и комната не закружилась перед ее глазами, а осталась там, где и была.
Она прилегла еще на минутку, чтобы насладиться этим приятным моментом, и постепенно к ней вернулись воспоминания о минувшей ночи.
Аманда сидела уже за вторым капучино, когда София зашла в кухню.
— Доброе утро, дитя мое, — сказала она подчеркнуто радостно.
— Что случилось, мама, почему ты не спишь?
— Потому что мне есть о чем подумать. Йонатан, например, этот немец… Я считала, что он просто наш постоялец и ничего больше, но, похоже, ошибалась.
София молча выпила стакан воды.
— Я что, ошиблась?
— Может быть, немножко.
— Ты спишь с ним? Немедленно отвечай!
— Я люблю его, мама.
— Об этом я не спрашивала! Я хочу знать, спишь ли ты с ним, черт возьми!
— Да.
У Софии на глазах выступили слезы. Если мать начинала разговор, то он чаще всего оказывался допросом.
— Вот это здорово! — сказала Аманда и хлопнула ладонью по столу так, что чашка задребезжала. — Над этим нам придется подумать, потому что так дело не пойдет, моя дорогая! По крайней мере, не в моем доме!
— Мне двадцать девять лет, мама, не пятнадцать.
— Ну и что?
— Я могу делать то, что хочу.
— В том-то и дело, что нет. — Аманда встала, распахнула дверь и заорала: — Риккардо!
— Дай ему поспать!
София не понимала, почему мать подняла такой шум. Видимо, она просто хотела устроить скандал, другой причины не было, иначе она могла бы подождать, пока Риккардо проснется сам.
— Нет, я сейчас хочу поговорить с ним. Это важно, черт возьми! Как по мне, он может каждый день спать сколько угодно, но сегодня — нет! Риккардо! — крикнула она еще раз, и ее голос разнесся по всему дому.
