Сабина Тислер - Я возьму твою дочь
Риккардо был одним из немногих людей, которые знали, как сильно Донато страдал оттого, что его понизили в звании, поломав ему карьеру. В конце концов он оказался в Амбре. Сначала его в качестве наказания перевели из Рима в Монтеварки, потому что он при расследовании убийства маленькой девочки совершил тяжелую ошибку. В Монтеварки у него появился второй шанс, когда в одиноко стоящем доме в лесу был найден труп женщины. Он тогда был комиссаром, руководящим расследованием этого дела, и арестовал не того человека, заподозрив в нем убийцу, а между тем убийства продолжались. После этого его спихнули в Амбру, в самое маленькое отделение полиции вообще. Здесь обычно бывали только мелкие конфликты, однако Донато пришлось столкнуться с женщиной-убийцей, которая закопала своего мужа в саду, после чего заявила о его пропаже. И снова он остался в дураках.
Но последствий для его профессиональной карьеры это дело не имело, потому что все равно ниже падать было уже некуда.
Его жена Габриэлла, красивая и гордая римлянка, больше всего на свете любившая свой родной город и тосковавшая по нему, не могла смириться с тем, что ей приходится жить в маленьком городке и быть «заживо погребенной», как она это называла. От недовольства Габриэллы и постоянно преследовавших Донато неудач страдал их брак, и поэтому походы в лес были по-настоящему мирными и счастливыми часами.
Однако этим утром Риккардо выглядел каким-то не таким, как обычно. У него был нервный и рассеянный вид, что-то тяжким камнем лежало у него на душе, и Донато это сразу почувствовал. Когда они шли к своей сиже, расположенной выше Вергайе, он заговорил с ним.
— Что случилось, Риккардо? Что с тобой?
— Хм…
Даже в скудном свете раннего утра Донато увидел, что Риккардо сдвинул брови и у него на лбу появилась глубокая вертикальная складка.
— Если я чем-то могу помочь тебе, скажи. Ты знаешь, у меня много возможностей…
— Я знаю, — перебил его Риккардо, — дело в том, что… ну, как тебе сказать… тут такое дело, которое я никак не могу себе объяснить, и от этого я как больной. Я думаю об этом день и ночь.
Донато стало разбирать любопытство:
— Может быть, я могу это объяснить, если буду знать, о чем идет речь.
Риккардо молчал. Очевидно, он боролся с собой, думая, стоит ли рассказывать свою историю. Но поскольку он уже, как говорится, «слишком далеко высунулся из окна», Донато будет снова и снова доставать его своими вопросами и не оставит в покое.
Риккардо сел на камень, снял с плеча свое ружье и положил на землю рядом с собой. Донато сел рядом.
Небо становилось все светлее.
Наверное, это была самая длинная речь в жизни Риккардо. Он рассказал о своем зимнем постояльце из Германии, который жил в холодной, влажной комнате, изучал итальянский язык как одержимый, а над его кроватью висел портрет Софии, написанный маслом.
— Откуда он взял ее портрет, черт возьми? — спросил он и посмотрел на Донато. — Такого просто не может быть. Он случайно очутился здесь и при этом у него с собой был портрет моей дочери! Скажи-ка, разве тут не пахнет чертовщиной?!
Донато самодовольно усмехнулся. Он не видел во всем этом никакой проблемы.
— Порой происходит такое, чего быть не может, — ответил он. — А некоторые случайности бывают настолько глупыми, что их и придумать-то невозможно. И при этом они оказываются правдой. Я скажу тебе так: всему этому существует какое-то очень простое объяснение. Может быть, твой гость… Кстати, как его зовут?
— Йонатан.
— Так вот, скорее всего, этот Йонатан случайно увидел портрет в Ареццо на рынке антиквариата. Ему сразу бросилось в глаза сходство с Софией, и он его купил. Я бы на твоем месте вообще ни о чем не задумывался. Я когда-то на рынке увидел портрет женщины, которая как две капли воды была похожа на мою тещу.
— Ну? И что ты сделал?
— Я купил этот портрет и сжег. Еще чего не хватало — чтобы я вешал портрет тещи над своей кроватью! — расхохотался Донато.
— А зачем ты вообще покупал его?
— Потому что на первый взгляд мне очень понравилось это сходство. А на второй взгляд, уже дома, оно начало действовать мне на нервы. — Донато встал и дружески похлопал Риккардо по плечу. — Идем. Все в порядке. А почему ты просто не спросишь Йонатана, где он взял этот портрет?
— Он закрыл его тканью. Я ремонтировал краны, и ткань упала. Он не знает, что я видел портрет. Возможно, он разозлится, если узнает об этом, иначе бы он его не скрывал.
Донато кивнул.
— Тогда забудь обо всем этом. Важно то, что наконец-то у Софии есть друг. Ничего лучше для нее и быть не может, правда?
— Да, ничего лучшего с ней случиться не может.
Риккардо повторил его слова, но сам далеко не был убежденным в этом. Донато немного успокоил его, однако сомнения остались.
15
Сразу же после Рождества выпал снег.
В обед еще ничего не предвещало этого. Небо было слегка затянуто облаками, и казалось, что в любой момент выглянет солнце. Однако на улице значительно похолодало.
Йонатан зашел в кухню. София стояла возле мойки и мыла посуду после обеда. Она делала это медленно и аккуратно, проводя рукой по каждой тарелке до тех пор, пока не чувствовала ни малейшего сопротивления на поверхности, а значит, тарелка была чистой. И она очень редко ошибалась.
С тех пор как Йонатан стал частым гостем в кухне семьи Валентини, она стала мыть посуду очень тщательно. Ей было неприятно, что сковородки, которые висели на стене за плитой, были липкими от жира. Она чувствовала запах плесени на варенье и на pecorino.
Она работала на ощупь, принюхиваясь, и постепенно, хотя и медленно, навела в кухне порядок. Но это было делом трудным и заняло много времени.
— Поедешь со мной? — спросил Йонатан. — Я собираюсь в Сиену.
Ее лицо просияло.
— Да, с удовольствием! Тебе там что-то нужно?
— Ничего определенного. Мне просто захотелось немножко прогуляться, а заодно купить кое-что для тебя. Что-нибудь красивое из одежды. У тебя только дешевые вещи с базара, а мы, может быть, найдем там что-нибудь особенное.
— О…
София не знала, как реагировать на его слова, и смущенно стояла перед Йонатаном, как маленькая девочка. Через двадцать минут они отправились.
— Пахнет снегом, — сказала София, когда они ехали по аллее кипарисов.
— Ты помнишь, как бывает, когда идет снег?
— Да, — сказала она, — да, помню немного. Но гораздо лучше я помню, как пахнет снег и как тихо становится, когда он покрывает все. Тогда наступает тишина. Ни одна птица не поет, лес капитулирует. Двигатели машин мурлычут тише, потому что никто не ездит быстро, и больше нет шума, когда воздух как будто лопается между шинами и асфальтом. Потому что воздух успевает уйти через легкий снег.
— Я этого и не знал.
— Да, так оно и есть.
— А что тебе приходит в голову, когда ты думаешь о снеге?
— Ничего. Я думаю о белой мягкой ткани, которая останавливает время, заглушает шум и суету. А потом я слышу гортанные песни инуитов и печальную музыку аккордеона, нижу орлов, парящих над заснеженными горами, и слышу, как воют волки. Это все бывает не в этой стране, а там, далеко, наверху, на севере, где я никогда не побываю.
— Может быть, я однажды повезу тебя туда.
София улыбнулась. Когда Йонатан свернул на асфальтовую дорогу возле Сан Гусме, она тихо сказала:
— Я влюбилась в тебя, Йонатан.
Он ничего не ответил, только сжал ее руку.
Два дня назад он позвонил в банк и узнал, что на его счет поступили пятьсот евро, которые перевела Яна. Его первой мыслью было вернуться за итальянскими сказками, напечатанными для слепых, и сцепив зубы заплатить за них двести семьдесят евро, но потом он передумал. Красивое платье — это, конечно, идея получше.
Полтора часа Йонатан ходил с Софией из магазина в магазин, но не нашел ничего, что ему понравилось бы.
Незадолго до того, как София решила объявить забастовку, потому что устала и у нее уже не было желания еще куда-то идти, Йонатан увидел брючный костюм, который понравился ему с первого взгляда. Он был серо-голубого цвета, с отливом, с зауженными брюками.
— Надень, пожалуйста, этот костюм, — сказал он, — он чудесный.
София ощупала материю.
— Что это такое? Шелк?
— Восемьдесят процентов хлопка и двадцать шелка. Пожалуйста, примерь его!
Он провел ее в примерочную и задернул занавеску.
Когда София вышла оттуда, у Йонатана перехватило дыхание. Именно так она и выглядела. Именно так.
Ему пришлось сесть, потому что закружилась голова. Похожий костюм был на Жизель в день его рождения. Тысячи раз он желал, чтобы время повернуло вспять, чтобы не случилось ничего из того, что произошло, и чтобы он смог с ней потанцевать. Танец с дочерью-красавицей в день рождения.
