Бумажные самолёты - Максим Кощенков
Когда я возвращаюсь домой, постель уже пустует, а в гараже доживает последние дни ржавый велосипед. Джордж уехал на работу, не заперев ни одну дверь. Странно чувствовать себя вором в собственном доме, но, по правде говоря, так оно и есть. Я украла отсюда счастье для человека, который продал его на аукционе, словно какую-то безделушку.
«Вот ты и призналась», — злорадствует внутренний голос.
Я никогда не боялась признаться, отвечаю я ему. Я лишь надеялась, что кто-то будет ценить его так же, как я.
Из ванной Майка доносится шум воды. Бросив дождевик на кровать, я торопливо стягиваю с себя полицейскую куртку и прячу её в шкаф. Воспоминания о том дне, когда Эл помогал мне избавиться от одежды в собственном доме, захлёстывают меня с головой. Ровно на этом же месте, всего несколько месяцев назад я тонула в его объятиях и считала за честь захлебнуться. Кажется, я никогда не порву эту крошечную нить, связывающую меня с любимым мужчиной — даже если она останется неразрешимым клубком проблем.
Мой психолог неоднократно говорил, что мне пора жить дальше. Но иногда мне так хочется нырнуть в пучину воспоминаний, что я едва себя сдерживаю. Я не прощу Эла, но отрицать, что он был лучшим человеком в моей жизни, просто бессмысленно. Сейчас мне как никогда не хватает его уверенности в следующем шаге. Иногда мне казалось, что у него перед глазами висела невидимая маркерная доска. Вот, кто умел отделять работу от личной жизни. Я же устроила здесь балаган.
Мне нужно связаться с Николасом. Но как это сделать, не впутывая в это Майка?
«Ты снова собираешься хитрить, — нашёптывает внутренний голос. — Как и всегда».
Как бы мне ни хотелось, чтобы он оказался не прав, другого выхода попросту нет. Я больше не могу терять ни минуты — я должна увидеться с Николасом прямо сейчас. Всё, что мне нужно, — лишь несколько слов, которые бы заполнили пробелы в этой истории. И даже если ради них придётся пойти на хитрость, я готова.
Ничего лучше, чем написать ему с номера Майка, не приходит мне в голову.
Набравшись смелости, я тихо поворачиваю дверную ручку и вхожу. Комната Майка медленно погружается во мрак: небо грозится с минуты на минуту обрушиться на Лос-Анджелес проливным дождём. Я должна действовать, пока ни одна тень не легла за моей спиной, но один только вид голубых обоев, которые мы с Джорджем вместе выбирали в строительном магазине, пока я была беременна, заставляет меня замереть на месте. Стена над рабочим столом украшена десятками грамот. В сетке над кроватью сдувается старый баскетбольный мяч. Мы с Джорджем вложили сюда больше, чем несколько сотен долларов. Мы вложили сюда любовь. И вот я снова собираюсь лишить этот дом самого дорогого, что у него было.
«Прямо как настоящийвор», — шепчет внутренний голос.
Я знаю: мне под силу это остановить. Но какой тогда смысл в том, через что я прошла, если в конечном счёте я просто сдамся? Сейчас, когда от Эмили осталось лишь бездыханное тело, от моих волос — жалкая опаленная солома, а от брака — только осколки, не время останавливаться. Я рискнула слишком многим, чтобы давать заднюю.
Игнорируя неприятное чувство в груди, я на носочках подхожу к рабочему столу и шарю рукой в поисках телефона. В конце концов, я бы не стала делать этого без причины. Без очень, очень весомой причины. Перебрав все тетради и книги, карандаши и ручки, я наконец-то нащупываю смартфон под стопкой учебников. Холодок металла обжигает пальцы. «Вот и всё», — шепчу я.
После очередного раската грома в комнате повисает тишина. Я слишком поздно понимаю, что в ванной больше не льётся вода.
Выглянув в коридор, я замечаю, как на дверной ручке, словно в замедленной съёмке, поворачивается маленький замок. Через открытую дверь вырываются клубы горячего пара. Майк выходит с перебросанным через плечо полотенцем, в чистой одежде и с тёмными от воды волосами, и останавливается в конце коридора. Кажется, что я даже слышу, как у его ног разбиваются соскользнувшие с лица капли.
— Мам?
Лёгкое удивление сменяется недоумением. Я представляю, как выгляжу со стороны с его смартфоном в руках, и мне хочется зарыться головой в песок. Надеюсь, он хотя бы заметил мелькнувшее в моих глазах сожаление перед тем, как они наполнились слезами. «Нет, не сейчас», — приказываю я себе. Для опытного полицейского меня стало слишком легко сломать. Майк делает шаг и неуверенно спрашивает:
— Что… ты делаешь?
«Просто пытаюсь узнать правду», — мысленно отвечаю я. Разве это преступление? Одна часть меня рвёт глотку на слове «да», другая — «нет». Меня захлёстывает стыд. Если бы Майк только знал, чего мне это стоило, он бы точно посмотрел на меня другими глазами. Может быть, даже такими же, как на Джорджа. Уверена, в его сердце ещё найдётся уголок для такой женщины, как я. Ведь найдётся? Прижимая его смартфон к груди, я молча возвращаюсь в спальную и закрываю за собой дверь.
— Ничего, — отвечаю я слишком тихо, чтобы Майк смог разобрать мои слова.
— Мам! Открой дверь!
В коридоре раздаются быстро приближающиеся шаги. Я поворачиваю защёлку, тихо повторяя: «Так надо. Так будет лучше. Прости». Если это шутка, то это самая жестокая шутка из всех, что я когда-либо слышала.
С той стороны доносится шумное дыхание Майка, как будто он только что пробежал марафон. Его нарастающая злость чувствуется даже через закрытую дверь. Интересно, он так же хорошо чувствует мой страх?
— Возвращайся к себе, Майки, — продолжаю я, хотя слова и даются непосильным трудом. — Мне надо… поработать.
— Поработать в моём телефоне? — возмущается он.
Стук крови в висках становится громче, чем стук капель по подоконнику. Кажется, что сердце сейчас выпрыгнет из груди. «Я бы не стала делать этого, если бы ты сразу всё мне рассказал, — мысленно отвечаю я. Почему-то в голове это звучит гораздо смелее и убедительнее, чем в жизни. — Но ты предпочёл обо всём умолчать. Ты не оставил мне выбора, Майки. Я должна завершить начатое». Тяжело выдохнув, я повторяю, как мантру: «Так надо. Так будет лучше».
— Ты думаешь, я убийца? — неожиданно спрашивает он, и это разбивает мне сердце.
— О, Господи, Майки…
— Ты думаешь, что я бы столкнул Эмили с крыши? — вскрикивает он.
