Бумажные самолёты - Максим Кощенков
— Майк! Что там с Эмили? Что произошло?
Я пропускаю его вопросы мимо ушей.
— Выглядишь неважно, — продолжает он. — Что-то пошло не так?
— Надо поговорить.
— Может, вернёмся к Эмили, а то она там одна стоит.
— Никуда не нужно, — останавливаю я его.
— Тогда в чём проблема?
От нервов я заламываю пальцы у себя за спиной. Хруст кажется мне слишком громким. Как будто я держу в руках пакет с попкорном.
Ник тоже нервничает. Покачиваясь вперёд-назад, он ожидает моего ответа. Забавно видеть, как этот смехотворный «крик» сам готов завизжать от нетерпения.
За моей спиной открытая дверь, и я могу закончить разговор в любую секунду, просто выйдя. Лестница в трёх шагах, все двери открыты. Кто знает, куда меня приведут коридоры или ночные улицы, если я уйду.
— Я обо всём догадался.
— Обо всём? — в недоумении спрашивает Ник. — И о чём же?
— Откуда Эмили знает, что мы… сделали?
— Без понятия. К чему такие вопросы? — он догадывается и, как мне кажется, прикидывается белой вороной.
Николас придерживается самой отвратительной позиции, которая называется «не пойман — не вор». Все его вопросы, которые звучат один за другим, невинный взгляд, в котором потухло любое желание веселиться, — я вижу его насквозь. И я ловлю его на лжи.
— Неужели я говорю непонятно?
— Да ты вообще едва шевелишь губами, — Ник берёт меня за руку, но я отстраняюсь. Он, скрывая свою обиду, подходит к тумбе, берёт небольшое зеркальце и поворачивает его ко мне. — Посмотри, ты как призрак.
Он прав. Мне хватает одного кроткого взгляда на отражение, чтобы понять, что я не в лучшем виде. Пускай моё тёмное тело обрамляет свет из коридора, пускай в вечерних сумраках почти ничего не разглядеть, но я улавливаю каждую деталь. Кожа белее обычного, с синевой, как будто я только вышел из ледяного душа.
— Убери. Ты ей всё рассказал? Рассказал ей о Роуз, о том, как мы с тобой катаемся по городу, о том, что у тебя нет прав? — ещё не услышав ответа, я продолжаю: — Ты ей всё рассказал?
— Эй, полегче, — видя, как я приближаюсь, парень ступает назад. Ещё шаг, и он ударится о ножку кровати.
Любое его слово не по теме, его увиливание от ответов — каждая мелочь раздражает меня. Внутри всё кипит, мой лоб раскалён до тысячи градусов. По спине бегут ручьи пота, я весь взмок. Нет ничего ужаснее, чем жар, темнота и предатель перед тобой вместе взятые.
— Ты будешь отвечать?
Ник всё-таки ударяется о кроватную ножку и падает назад. Быстро поджав ноги под себя, он берёт в руки первую попавшуюся подушку.
— У нас тут разговор или покушение? Расслабься! Тебя не понять, Майк, ты то на ногах не держишься, то бросаешься с кулаками.
Я оглядываю себя — действительно, ладони сжаты в крепкие, свинцовые кулаки. Только сейчас они начинают казаться мне настолько тяжёлыми, что моя спина прогибается под их весом. Самое страшное, что я не припоминаю, чтобы доставал руки из-за спины.
Возмущения Ника быстро возвращают меня к реальности:
— Ты же не даёшь мне слова вставить, чёрт тебя подери! Пришёл весь недовольный, полуживой, так ещё и обвиняешь в чём попало!
— Это не что попало, — я весь на взводе. — Я доверял тебе, а ты взял и воспользовался мной!
Мы замолкаем. Я уверен, что раскусил Ника, поймал, как провинившегося щенка, и пролил свет на его тайны. Торжественное самодовольство овладевает мной, и улыбка напрашивается сама собой.
— Клянусь родительской машиной, я с Эмили даже не пересекался нигде, кроме школы, — оправдывается Ник.
— Бросай валять дурака.
— Нет, это ты бросай, — он встаёт с кровати и выпрямляется. — Вместо того, чтобы поблагодарить меня, ты взялся за старое. Проще простого обвинять всех вокруг в своих проблемах. Но обвинять того, кто помогает тебе их решать… это последнее, что ты мог сделать.
— Помог так помог, — усмехаюсь я. — Скоро весь район будет знать, что ты разъезжаешь без прав. Напомню, моя мама коп.
После моих слов что-то меняется в лице Ника.
— Значит, заботишься только о себе? — непривычно тихо спрашивает он. Слова становятся похожи на тот рассыпающийся звон, какой я слышу каждое утро. Сначала он громкий, затем еле слышимый, а после от него и вовсе ничего не остаётся, когда я отключаю будильник.
Может, я задел Ника?
— Чтоб ты знал, я делаю то, что хочу, — он проходит мимо меня и встаёт в дверном проёме. Я оборачиваюсь. — А ты, — парень указывает на меня. — Только и делаешь, что лежишь под каблуком своей любимой Роуз!
Глава 25
Каролина
Однажды Майки вскользь упоминал вечеринку, после которой они с Николасом не разговаривали несколько месяцев, но я думала, что мальчики давно оставили это в прошлом. Подростки ведь часто ссорятся из-за ерунды. Да и стали бы они общаться дальше, если бы Эмили действительно была преградой?
Вряд ли она была красоткой на всю голову, но у неё точно была пара тайных поклонников. Она обезоруживала, но не красотой своего тела, а красотой своей души.
Как бы я поступила, если бы оказалась на месте влюблённого семнадцатилетнего парня, соперничающего с лучшим другом? В моём идеальном мире всё просто: я бы дала Эмили самой решить, с кем ей быть. Но проблема в том, что такой мир только в моей голове. Стали бы два влюблённых эгоиста слушать кого-то, кроме себя? И уступил бы хотя бы один из них?
Мистер Симпсон считает, что Николас не выдержал конкуренции и убил Эмили, чтобы она не досталась никому. Эта версия, конечно, имеет место быть, но моих обрывочных воспоминаний недостаточно, чтобы делать выводы. Но если моя задача — рассмотреть всевозможные варианты, то мне стоит попытать удачу, даже если неизбежен провал.
Вопрос в другом — станет ли Николас делиться со мной секретами? Пытаться заставить его говорить всё равно что бороться с ветряными мельницами. Пока на мне полицейская форма, он не подойдёт ко мне ни на шаг. Так как же вывести его на чистую воду?
Единственный, кому доверяет Николас, — это Майк. Но попросить Майка самому узнать правду — значит подставить его перед лучшим другом. Нет, этим должен заниматься кто-то другой. Этим должна заниматься я.
Распрощавшись с мистером Симпсоном, я спешу домой, пока мелкий дождь не успел разгуляться. Плывущие с побережья тучи не сулят ничего хорошего. Но, несмотря на непривычный
