Ребекка Джеймс - Красивое зло

Фотография намеренно порвана посередине, а над ней — большими буквами, вырезанными из газет, составлено предложение: «А вы знаете, кто рядом с вами?»

Следующая страница заклеена случайными выдержками из газет того времени, когда Рейчел была убита. Хотя они все из разных статей, Элис склеила их вместе, чтобы получилось что-то вроде связного текста. Из газетных букв составлен и заголовок.

«Осуждены невиновные? А виновный остался на свободе?

Но кто на самом деле несет ответственность? Сейчас, в наше просвещенное время, мы не можем считать виновными только тех, кто непосредственно совершил преступление.

Тот, кто совершил преступление, немало страдал в детстве. Отец алкоголик избивал его, а мать бросила. Неудивительно, что он вырос без каких-либо понятий о морали.

А вот сестры Бойделл вели жизнь, полную богатства и привилегий. У них был большой удобный дом, прекрасный сад, теннисный корт и бассейн.

Но прекрасное образование и воспитание не помешало Кэйти Бойделл без разрешения родителей взять свою четырнадцатилетнюю сестру на вечеринку и позволить ей напиться.

Так кто же виноват на самом деле?»

Я чувствую, как сжимается сердце. Мне хочется кричать, оправдываться, просить защиты.

Следующие страницы заполнены фотографиями и статьями из разных газет, беспорядочно разрезанными, но во всех этих отрывках большими буквами набраны слова: трусость, убийца, предательство, безответственность, ревность.

На последней странице наклеена моя цветная фотография, совсем недавняя. Я смеюсь, откинув голову, и кажусь совершенно счастливой. Под фотографией подпись:

«Кэтрин Паттерсон теперь живет без сестры».

На обложке — заключительная надпись: «Так кто же Кэтрин Паттерсон — Кэйти Бойделл — жертва или убийца?»

— Выкинь это! — Мик выхватывает альбом из моих рук и яростно швыряет его через всю комнату. — Не смотри больше!

Я молчу. Не могу говорить. Я просто поворачиваюсь, иду к кровати и ложусь, свернувшись в клубок.

Мик садится рядом и кладет руку на мое плечо.

— Может, нам следует позвонить в полицию? — предлагает он. — Она зашла слишком далеко.

— Нет.

— Но мы должны как-то остановить ее.

— Я не хочу привлекать полицию.

Я боюсь, что все начнется сначала. Снова полиция, расследование, газетчики, как стервятники.

— И к тому же они ничего не сделают. Не смогут.

Мик крепко обнимает меня.

Я тоже обнимаю его, и в конце концов мы засыпаем.

Когда я просыпаюсь утром, альбома уже нет.

Следующие несколько дней, пока Мик работает, я готовлюсь к переезду. Я прихожу в квартиру Вивьен и упаковываю вещи. Мне нравится думать о будущем, я мечтаю о жизни с Миком. Надо же, он так понравился моим родителям, и мама так обрадовалась, что у нас будет ребенок. У меня больше нет никаких сомнений: мы все делаем правильно, мы же любим друг друга, и все будет хорошо.

Я отправляю Вивьен письмо по электронной почте и сообщаю, что уезжаю. Обещаю забирать ее почту и присматривать за квартирой, пока она не приедет. В конце я прошу прощения за такой свой поступок. Она немедленно отвечает.

«Не извиняйся! Я знала, что есть какая-то причина твоему счастливому виду, и очень рада, что ты встретила человека, которого по-настоящему полюбила. Не могу дождаться, когда вернусь домой и увижу тебя и твоего Мика.

Три вечера уходит на то, чтобы упаковать все мои вещи и прибрать квартиру. Я хочу оставить ее в безупречном порядке, поскольку очень благодарна Вивьен за кров. Я заканчиваю в половине одиннадцатого вечера и собираюсь пойти посмотреть окончание концерта Мика. Он обещал позвонить, но не позвонил, и я решаю, что публика никак не может отпустить его.

На улице дождь, я иду медленно и прихожу в клуб только к одиннадцати. В клубе тихо, на сцене никого нет.

Мика нет и в баре, и я иду за кулисы. Я слышу его голос, подхожу к дверям и вижу в комнате Элис.

Она сидит на столе, вытянув свои длинные ноги.

— Ради бога! — говорит она, ее голос звучит неразборчиво, очевидно, она выпила. — Что тут такого особенного? Никто и не узнает.

Мик поворачивается и отрицательно качает головой.

— Ты сошла с ума. Я не хочу об этом говорить! Уходи.

— Ну подожди! — Она смеется и вызывающе встряхивает волосами, но жест потрачен впустую. Мик даже не смотрит на нее. — Всего-то разовый секс. Почему ты не хочешь? А, Мик? Что ты за человек?

Мик коротко смеется.

— А ты что за человек? Вы же были подругами…

Тут он поворачивается и видит меня.

— Кэтрин!

Элис тоже поворачивается. На мгновение она теряется, но быстро приходит в себя.

— Кэйти!

Я стою в дверном проеме и смотрю на Элис.

— Что ты тут делаешь?

— Да просто увидела объявление и решила прийти послушать. — Она улыбается и берет Мика за руку. — Я думала, что ты тоже тут. Тебя что-то не найти в последнее время.

Я пытаюсь понять, почему она так себя ведет, но быстро одергиваю себя. Во всем этом нет никакого смысла. Не хочу слышать ее объяснений, мне совершенно неинтересны ее мотивы, я просто очень хочу уйти отсюда.

— Ты готов? — спрашиваю я и смотрю на Мика.

— Да.

— Отлично! — Элис хлопает в ладоши и встает. — Пошли?

— Я не знаю, куда идешь ты, — ледяным тоном заявляет Мик и обнимает меня, — а мы идем домой.

— Я пойду с вами. Будет весело. — Она идет за нами до самой машины, продолжая болтать: — Трое лучше, чем двое. Ты так не думаешь, Кэтрин?

Мы доходим до машины, Мик открывает пассажирскую дверцу и поворачивается к Элис.

— Топай домой. Уходи. Оставь нас в покое. Мы очень от тебя устали. Прости, но тебе следует обратиться к врачу.

Элис в недоумении качает головой и растерянно улыбается.

— Вы устали от меня? Но этого не может быть. Да это у тебя проблемы, Кэйти, это ты бросила свою сестру…

— Кэтрин! — Голос Мика звучит настойчиво. Он уже сидит на водительском месте. — Садись и закрывай дверцу.

Я быстро сажусь в машину, Мик блокирует дверцу и смотрит в зеркало заднего вида. Элис стоит перед лобовым стеклом и глядит прямо мне в глаза, и я не могу отвести взгляд. Мик отъезжает от обочины, Элис улыбается холодной, пустой улыбкой и делает шаг вперед.

Я дико кричу:

— Мик, остановись! Подожди!

Но уже слишком поздно, слышен глухой удар от падения тела.

— Черт возьми! — Мик бьет по тормозам и выскакивает из машины.

Я не могу выйти из машины, не могу заставить себя посмотреть. Мое сердце колотится. Вот и все, все кончено. Это именно то, чего она хотела. Она все разрушила. Все кончено.

— Элис! — слышу я испуганный голос Мика. — С тобой все в порядке, Элис? Ты сильно пострадала? Элис!

И тут я слышу ее визгливый, истеричный смех.

Когда это случается, я распаковываю коробки в нашей новой кухне. Я поднимаюсь и чувствую, что по ногам течет какая-то жидкость. Я не понимаю, что происходит, удивляюсь, потом бегу в ванную и снимаю штаны. Кровь.

Я аккуратно вытираю ее туалетной бумагой и иду к Мику. Он расставляет по полкам наши книги и напевает какую-то мелодию. Увидев меня, он улыбается.

— У меня кровь.

— Что? — Он подскакивает. — Черт возьми! Что это значит? Это плохо?

— Не знаю. Думаю, да.

— Надо срочно в больницу.

Я подкладываю старое полотенце, Мик берет ключи, и мы направляемся к машине.

В приемном покое огромная очередь, и медсестра говорит, что ждать нам придется долго.

— Но она может потерять ребенка, — восклицает Мик. — Ей надо к доктору прямо сейчас.

— Мне очень жаль, но у нас такая система. И боюсь, что на таком раннем сроке мы все равно ничего не сможем поделать. — Она любезно улыбается. — Но скорее всего, ничего страшного тут нет. Очень многие женщины в течение всей беременности мучаются кровотечениями, а потом рожают совершенно здоровых малышей. Садитесь и постарайтесь не волноваться.

Мы идем к стульям. Двух свободных рядом нет, но какая-то женщина бросает на нас понимающий взгляд и пересаживается, чтобы мы могли сидеть вместе. Мик благодарит ее, а она смотрит на меня и сочувственно улыбается. Я не хочу, чтобы мне сочувствовали незнакомые люди. В помещении полным-полно народу, и все слышали нашу беседу с медсестрой.

Я сажусь и закрываю глаза, положив голову на плечо Мика.

Через сорок минут медсестра называет мое имя. Она просит Мика подождать, но я начинаю плакать, и она позволяет ему пойти со мной. Медсестра подводит меня к кушетке и просит сесть.

— У вас было много крови?

— Не знаю. Показалось, что много.

Она что-то быстро пишет на листе бумаги.

— А сейчас кровь все еще идет?