Максим Шаттам - Хищники
— Или до послезавтра, никто ничего не знает об этом, это война, дамочка, и солдатам не надо успокоительного!
— Хороший отдых прибавит им энергии, капитан. Ну, хорошо, не буду настаивать. По крайней мере, могу предложить им витамины, не возражаете?
Моррис тряхнул головой. Потом проговорил:
— Нет, я хочу спать…
Энн подбоченилась, показывая, что она раздражена.
— Послушайте, мне совсем не хочется быть нянькой, чтобы поднимать моральный дух в войсках. Если хотите знать, наша настоящая цель — не всучить таблетки вашим солдатам, а дать им понять, что о них заботятся. А присутствие женщины прогонит черные мысли у них из головы. Впрочем теперь, если у вас возникнут проблемы, обращайтесь не ко мне, а в штаб.
После театральной паузы она добавила:
— Итак, я могу идти?
Моррис, которого привели в замешательство тон медсестры и мысли о том, что штаб затевает какой-то маневр, кивнул. И Энн вышла под полуденное солнце.
Теперь она решила заняться сбором информации посредством общения с тем, кто либо окажется ее союзником, либо станет худшим врагом: Энн шла к медбрату третьего взвода Паркеру Коллинсу. Высокому брюнету с красивыми зелеными глазами. Он аккуратно укладывал медикаменты в свою сумку. Вероятно, в третий или четвертый раз после побудки, подумала Энн. Он пересчитывал компрессы, дозы морфия, перевязочный материал… Чтобы отвлечься и успокоиться.
— Вам всего хватает? — осведомилась она.
— Что? — Коллинс вздрогнул.
— В вашей медицинской сумке всего достаточно? Если нет, я могу принести вам дополнительный запас.
Коллинс посмотрел на медсестру с интересом.
— Э, да все нормально, у меня всего в избытке. — Он нахмурился, приглядываясь к ней. — Мы ведь уже виделись, да?
Кивнув, она ответила:
— На ходу.
— Очень забавно, — заметил он с легким раздражением.
Вероятно, не союзник.
— Меня зовут Энн Доусон, — сказала она с улыбкой. — Мы встречались на «Чайке», перед началом штурма. Я пришла к вам во взвод, чтобы передать вам кое-какие таблетки, практически бесполезные, но которые убеждают солдат, что о них заботятся. Вы можете указать мне тех, кто больше всего нуждается в этом…
Коллинс, раздумывая, почесал бровь.
— Вот уже не ожидал, что медсанчасть ведет такую коварную стратегию! — дерзко ответил он. — Вам стоит повидать Клампса, Рисби и Уилкера, вид у них не слишком уверенный.
— После вчерашней атаки?
— С тех пор, как началась эта проклятая война.
— Я… Мы стараемся предотвратить у солдат приступы тоски, депрессии. Некоторые симптомы — это уход в себя, желание уединиться или, наоборот, чрезмерная общительность, грубость, постоянные стычки с товарищами. Вы замечали что-то подобное?
Он поднял брови.
— Ну, Траудел… его вчера утром прямо-таки трясло, но он снова пришел в себя, я его знаю, внутри он стойкий. Кроме него… я даже не знаю.
— А есть во взводе нелюдимы?
— Нелюдимы? Я бы сказал, что это капрал Режи, он мало разговаривает, Влад, пардон, Хришек, но этот по большей части молчит потому, что он… немного сдвинутый.
— Сдвинутый?
— Очень грубый тип, правда! Он рассказывал нам, что, когда был маленьким, ему нравилось убивать кур, отрубая им головы! Вот так мальчишеские игры! Да, вы не должны обойти его вниманием, это высокий блондин, помятый такой. А на позиции он поднимается далеко не последний!
— Кто еще?
— Одиночки? Это все. Нет, из офицеров, например, капитан Моррис или лейтенант Даррингтон, они тоже мало разговаривают. Хотя им это и не требуется. Достаточно рявкнуть в нужный момент. Они знают, как заставить себя уважать.
— А есть горячие головы?
— О, даже трудно выбрать! Весь третий взвод — это сборище сорвиголов. Многие прошли не одну войну, все знают друг друга, вместе и сражались, и выживали, у них друг с другом очень прочная связь! Среди них, надо заметить, есть двое или трое горлопанов. Тот же Джазинни. Самый языкатый во взводе.
— Жестокий?
— Он? Нет! Но я не хотел бы быть по другую сторону фронта, когда он идет в наступление. Но это уже другое… Нет, у Джазинни прозвище Две Тысячи Шуток. Они всегда у него на кончике языка. Есть еще Костелло, этот любит прихвастнуть, что он мастер на все руки.
— А Харрисон? Я слышала, что он был арестован ВП?
— Кол очень резкий, это правда. А ВП хотела заставить его обоср… Извините. Вот и все. Но он не злой. Но ему, как и Костелло, бесполезно предлагать таблетки, только время потеряете. Они не станут ничего глотать, не станут прятаться за таблетками.
Энн приняла это к сведению и проверила, хорошо ли сидит на ее золотых волосах ее медсестринская шапочка.
— Кажется, вы хорошо осведомлены обо всех. С кем мне еще поговорить, чтобы все-таки раздать медикаменты?
— Можете попытаться разговорить «писателя», Стива Рисби.
— Писателя?
— Да, его так называют потому, что он хорошо пишет. Некоторые просят его писать за них письма семьям, особенно женщинам. Рисби и стихи сочиняет! Он знает все обо всех.
— А где я его могу найти?
— Я вам покажу палатку. Вы его сразу узнаете. Он, конечно, не гора мускулов! Но со снайперской винтовкой один положит батальон врагов!
Энн двинулась в направлении, указанном Коллинсом, и нашла Рисби сидящим за деревянным столом перед палаткой: он что-то писал. Это оказался парень среднего роста, едва ли старше двадцати, темно-рыжий, круглолицый, с длинными и худыми руками и ногами, его вены выделялись больше, чем мышцы. Краснота глаз свидетельствовала о постоянном недосыпе.
— Стив Рисби? Я Энн Доусон. Мне сказали, что вы именно тот человек, который мне нужен.
Он захлопал ресницами, глядя на нее, и отодвинул блокнот, на верхнем листе которого он успел написать несколько строчек буквами с завитками. Затем отложил ручку. Левша, отметила Энн.
— Что вы хотите? — спросил он тонким голосом, полностью соответствующим его сложению.
Энн села на скамейку напротив него.
— Я должна убедиться, что в вашем взводе все чувствуют себя хорошо после… вчерашней битвы. Я ищу кого-то, кто хорошо знает своих товарищей.
— Вчера мы потеряли немало друзей, и сегодня многие, конечно, не в форме. Вот это и надо иметь в виду, мэм.
Он смотрел ей в глаза, не отводя взгляда, и эта искренность понравилась Энн. Кроме того, он не был правшой и… здоровяком. Этот молодой человек должен был найти во взводе поддержку, чтобы все пропустить через себя и многое понять о каждом человеке во взводе.
— Мне сказали, что вы «писатель»! — с улыбкой сказала она.
Рисби присвистнул, находя это забавным.
— Вы видите перед собой человека, который может связать три слова и один из всей компании грубых мужиков любит читать, поэтому они считают его писателем!
— Грубые мужики? Лестное для них определение, наверно, и вы не один из них?
— Я? Посмотрите на меня. У каждого своя роль, мэм. Я играю на расстоянии, оставляя другим право драться врукопашную.
Свои слова он сопроводил жестом, имитирующим стрельбу из ружья.
— Перо и оптический прицел, а время шпаги уже прошло, — добавил он, хохотнув.
Энн заметила край повязки под коротким рукавом его футболки, ей даже показалось, что под тканью темнеет пятно.
— Вы ранены?
— Ерунда. Слегка задела пуля.
— Этого достаточно для проникновения инфекции. Позвольте мне посмотреть.
Рисби поднял руку, давая понять Энн, чтобы она не приближалась.
— Не стоит, все в порядке.
Энн не стала настаивать. Она сразу приступила к основной теме.
— Вы можете рассказать мне о ваших товарищах? Не вел ли себя кто-либо из них в последние дни неадекватно?
Он скрестил руки на груди.
— А что, собственно, вам надо? По мне, например, Уилкер не совсем в себе, значит, надо пойти и напичкать его всякой гадостью?
Энн почувствовала, что тает последний шанс установить с «писателем» доверительные отношения. И она немедленно пошла в контратаку:
— Совсем наоборот! Именно поэтому я пришла к вам за помощью! Я совсем не хочу задевать ничьих чувств, просто хочу узнать, чего стоит избегать и как подступиться к другим. Мне сказали, что вы тонкий человек и хорошо знаете всех.
Он мгновение смотрел на медсестру, затем, привстав, подался вперед и доверительно сказал:
— Вы знаете, почему третий взвод такой особенный?
Энн покачала головой.
— Потому что мы не только воинское подразделение в составе роты. Нет. Мы образуем братское единство. — Рисби угрожающе поднял указательный палец. — Мы — секта, мэм. Третий взвод — это секта. И, если не являетесь ее членом, вы ничего не узнаете. — На его лице появилась гримаса, означающая отказ. — Абсолютно ничего.
22
Крэг Фревен был виден на пляже издалека. Он стоял, прислонившись спиной к огромному пустому бункеру.
