Томас Перри - Собака Метцгера
Китайчик Гордон с чашкой прошел в мастерскую, чтобы открыть фургон и полюбоваться своим детищем. Все было исполнено как надо, конечно, можно совершенствовать и дальше, но он удержался усилием воли. Детали обрабатывались и подгонялись с такой тщательностью, что казались единым целым. В данном случае все должно быть сделано с расчетом, чтобы при эксплуатации быстрое наращивание и осаждение сажи не приводило бы к заклиниванию оружия или тепловым деформациям.
В отменном исполнении своей части работы он не сомневался. Ему частенько удавалось преуспеть там, где даже асы терпели крах. С законной гордостью пробегая глазами деталь за деталью, он чувствовал удовлетворение: дульный тормоз с мощными возвратными пружинами, гладкий цилиндрический кожух патронника и длинный черный ствол. Он восстановил все это совершенство вплоть до мельчайших подробностей: вот она — работающая М-39А-1, автоматическая авиационная пушка.
Протянув руку, Гордон еще раз проверил подающий механизм, качнув зубчатое колесико в ряду других, и натяжной ремень. Затем на счастье слегка толкнул большим пальцем выбрасыватель, прежде чем закрыть дверцу фургона.
Наслаждаться чувством гордости мастера и обладателя мешал холод, идущий от цементного пола к босым ногам. Китайчик побрел наверх поискать, во что одеться, и по пути увидел Доктора Генри Мецгера, возвращающегося тем же путем. Оба остановились.
— Ладно уж, — мирно сказал Китайчик, — что с тебя взять, дерьмо лохматое, все-таки ты зверь. Вот в чем твоя беда. Ты даже не сообразил, что сегодня суббота, башка дерьмовая. А я по субботам не ношу комбинезон — вот так! Ладно, может, и я бы на твоем месте помочился на твои джинсы и рубаху.
Он засмеялся и направился в спальню.
Когда он вернулся, застегивая рубашку на ходу, Доктор Генри Мецгер как раз закончил испражняться на валяющийся комбинезон и деловито зарывал кал, скребя по штанам задними лапами.
Напевая «Старый Дэн Такер», Китайчик Гордон гнал фургон по автостраде Грушевый Цвет, потом резко свернул на дорогу номер 18 в Викторвилл. Когда проскочили Музей Роя Роджерса, где огромная статуя Триггера овевалась горячим зноем пустыни Мохаве, Кеплер опрокинул пиво Иммельмана прямо в башмаки Гордона. Теперь всякий раз, когда Китайчик поддавал газу, раздавался хлюпающий звук. Гордон приступил к исполнению следующего коронного номера:
Та девушка из доли-и-ны —Она опасней лави-и-ны!
Кеплер и Иммельман терпели, но когда уже миновали «Дерево Джошуа» и двинулись к приюту «Двадцать девять пальм», Иммельман начал поглядывать на Китайчика, а уж «Бонго, Бонго, Бонго, Бонго — не уеду я из Конго» вывело из себя и Кеплера. Китайчик Гордон сначала не понял почему, но потом сообразил, что в 1965-м Кеплер был наемником в восточных землях близ озера Танганьика, и заткнулся.
Не притормаживая, они промчались мимо «Пальм» прямо к Пинто-Бейзин. Наконец подъехали к промоине у самого подножия гор Хекси, где с запада на восток тянулись безлюдные песчаные равнины с пожухшей от зноя растительностью.
— Здесь? — спросил Иммельман.
Китайчик Гордон не ответил, но деловито съехал с шоссе и двинулся вдоль пустыни по высохшему руслу. Неделями раньше он нашел отличное местечко. В двухстах ярдах ржавел корпус брошенного пикапа «Форд-Ф-100». Когда Гордон обнаружил его, то никак не мог понять — то ли какой-то идиот припарковал его здесь перед самым наводнением, то ли просто бросил, сняв покрышки.
— Местечко — что надо, — объявил Китайчик Гордон. — В радиусе пятидесяти миль ни души.
— Еще бы — тут и микроб не выживет, — заворчал Кеплер, засовывая банки с пивом под мышки. — Шевелитесь, чтоб до темноты успеть.
Но Китайчик Гордон спешить не собирался. Он аккуратно развернул фургон и поставил его на одну линию с пикапом.
— Итак, — начал он. — Я прицеливаюсь, пользуясь зеркальцем на приборном щитке, но для этого мне нужно соответствующим образом поставить фургон.
— Ага, — зевнул Кеплер. — Ты поставить поставишь, но попадешь самому себе в зад.
— Ошибаешься — у меня все схвачено, — терпеливо пояснил Гордон, щелкнув выключателем под щитком. Панель фургона отворилась, и показалось дуло М-39.
— Ой, держите его! — И Иммельман с Кеплером выкатились из фургона и встали на безопасном расстоянии.
— Валяй дальше, — скомандовал Иммельман.
— Слушаюсь. — Китайчик Гордон повернул второй выключатель, и заработал усовершенствованный кондиционер. — Вот так удаляются продукты сгорания и дым. Врубаем генератор! — При третьем щелчке послышался какой-то вой. — Напряжение зажигания — триста десять вольт переменного тока, так что батарейками здесь не воспользуешься.
Приятели переглянулись. Иммельман хлебнул пива, глубокомысленно рыгнул и сообщил:
— Надо было на двух машинах ехать. До Ван-Ньюса две сотни миль как-никак.
Но Китайчик Гордон пропустил эту реплику мимо ушей. Надев наушники, он зажал в руке пульт, болтавшийся на конце телефонного шнура. Затем опять переставил фургон, чтобы кабина брошенного пикапа хорошо была видна в переднем зеркальце, далее переключатель скоростей был поставлен на нейтраль, и Китайчик с нежностью надавил на основную кнопку пульта.
Жуткий грохот длился целую секунду. В своих наушниках Гордон слышал только рев ОООУООУ. На мгновение показалось, что и фургон взорвался, но это была просто отдача автоматической пушки, толкнувшая машину вперед раньше, чем он ударил ногой по тормозу. Еще до того как его голова резко дернулась назад, он увидел, что попал точно в цель. Пикап, находившийся в центре зеркальца, вдруг скрылся в языках огня и клубах пыли. Казалось, что прямо под ним взорвалась бомба.
Гордон поставил фургон на ручной тормоз и гордо воззрился на своих приятелей. Ошеломленный Иммельман сжался в комок, закрывая ладонями уши, а Кеплер уже мчался к пикапу, на месте которого зияла обугленная яма с кусками искореженного металла по краям.
— Я знал, что получится! — сообщил Китайчик Гордон, подходя к Иммельману.
Тот зашевелил губами, но Гордон не слышал ни звука. Он сообразил, в чем дело, и, срывая наушники, завопил:
— Ну?!
— Как слон пердит, — пояснил Иммельман.
— Чего?
— Ну как будто слон пердит, — восхищенно тряся головой, разъяснял Иммельман, — не пук-пук-пук, а ПУУУУУУУУУК!
К ним, улюлюкая, мчался Кеплер.
— Китайчик, ты — гений! Что это так долбануло?
— Пятьдесят разрывных патронов. Такое мог бы сделать аммонал, но у нас его нет.
Иммельман встал, отшвыривая пивную банку.
— Страшная штука. Ты, как я погляжу, не джентльмен удачи, а трахнутый ботаник. Не обмыть ли нам в Палм-Спрингс твоего будущего Нобеля?
— Отлично, — загордился Гордон, — заодно заглянем в парочку банков.
Глава 4
Офисом президента фонда Сейелла служило помещение пятидесяти футов в длину и сорока — в ширину. Сводчатый потолок высотой в восемнадцать футов отражался в отполированной поверхности огромной антикварной столешницы, которая поначалу показалась Портерфилду окровавленным бильярдным столом.
Офис полностью реконструировали, чтобы он выглядел точь-в-точь как при Теофилусе Сейелле — «Зовите меня просто Тед», — когда он сел за этот стол, чтобы одним росчерком пера уволить три сотни служащих в первый день нового, 1932 года. Абсолютно все: мебель, старинные персидские ковры, выстроившиеся по стеллажам книги в кожаных переплетах — перевезли из старого здания в Нью-Йорке, снесенного в 1946-м. Здесь, в Вашингтоне, была полностью воспроизведена обстановка, хранившая печать незаурядной личности Теофилуса Сейелла, влиятельного магната, который ближе к концу перестал видеть смысл жизни в одних лишь банковских счетах.
В 1904 году он основал частную компанию «Новые продукты творчества». Поначалу Сейелл в одиночку выпиливал фигурки из дерева по вечерам, отработав день кассиром в банке. Через год сумел нанять в помощь нескольких рабочих, затем переключился только на продажу, увеличивая число нанятых. Компания НПТ процветала, удачно размещались прибыли, и к 20-м годам многие служащие уже не помнили, с чего начинал основатель, а некоторые ни разу не видели его, хотя по традиции называли Наш Просто Тед. Во времена первой мировой войны компания перешла на изготовление деталей для винтовок, а после отмены сухого закона поставляла оборудование для перегонки спирта. После второй мировой компания еще теснее законтачила с армией, проводя различные исследования для военных, и ко времени смерти Сейелла ее деятельность уже полностью соответствовала преобразованию, намеченному еще при жизни основателя. В совет директоров вошли опекуны и душеприказчики, активы сделались цифрами в приходно-расходных книгах благотворительного научного фонда, в который Сейелл завещал преобразовать свое предприятие. Не нашлось ни акционеров, ни родственников, чтобы выдвигать возражения и претензии: аббревиатура компании НПТ теперь всеми расшифровывалась Наш Просто Тед.
