Томас Перри - Собака Метцгера
Это положило начало блистательной карьере Донахью. Уже двадцать лет ему во всем сопутствовал успех, и его офис в корпусе общественных наук был во всем отделении социологии наироскошнейшим.
Моррисон уселся в кресло. Ему были видны лужайки и деревья кампуса, который напоминал парк, разбитый в сердцевине неуютного каменного мешка.
— Уже ноябрь, — бросил он задумчиво. — В Вашингтоне всегда ноябрь. А здесь всегда август.
— Да уж, — отозвался Донахью. — Отчет получите к первому декабря, честное слово. Будет лежать на вашем столе до Дня Благодарения, ежели со мной ничего не случится.
— Я здесь не по поводу отчета, — отмахнулся Моррисон. — Мне нужно уладить кое-какие дела в конгрессе, но я решил предварительно увидеться с вами и нанести еще один незапланированный визит.
Донахью понимающе кивнул. Он читал в прессе, что специальный комитет при конгрессе осуществил проверку командировочных расходов правительственных чиновников, так что теперь даже начальник ранга Моррисона должен отчитываться за каждую поездку как за максимально деловую.
— Дело в том, — продолжил Моррисон, — что финансирование исследований по Латинской Америке заканчивается к первому января. Что вы об этом думаете?
— Да ничего. — Донахью пожал плечами. — Отчет будет готов на месяц раньше. Обратитесь насчет возобновления субсидий. Мы сейчас в самой плодотворной стадии — у вас отпадут все сомнения, как только увидите отчет.
— Да, конечно, Ян, но вы меня не поняли. В январе заканчиваются выплаты не только по вашему гранту. Прикрывают все программы по Латинской Америке. Неделю назад подкомитет Белого дома по науке и технологии послал запрос по этому поводу.
— Но так бывает сплошь и рядом, — спокойно заявил Донахью, — а потом вмешивается администрация и деньги приходят — вы сами сто лет назад объясняли мне этот механизм.
— Только не на этот раз. — Моррисон покачал головой, глядя в окно. — Администрация сейчас преследует другие цели. Теперь все внимание переключают на Африку.
— Так вот оно что! Проклятье, теперь я знаю, с кем вы беседовали в конгрессе. С этим надутым кретином Грэхемом Бейкером, да?
Моррисон молча вглядывался куда-то вдаль, поверх университетских деревьев.
— Понимаю, — продолжал, помолчав, Донахью. — Он моложе меня. Ведь в этом причина?
— Нет, Ян, что за чушь! Такое случается только в химии или физике. Все дело — в идее. Это африканская идея, Ян. Проект «Латинская Америка» в этом году слишком много пересматривали. А африканская идея — это что-то новенькое, нуждающееся в первоочередных вливаниях.
— Ясно. Но сразу предупреждаю: ученый из Бейкера — никакой, не знаю, что он там сделает для вас.
— Я тут ничего не решаю. Вы же в курсе, что я не играю в политику, отчего порой страдаю. Посудите сами — в будущем году десятая часть вверенного мне бюджета пойдет на разработку лингвистических методик: как побыстрее обучить американцев говорить на языках сомали, бэмба, тсвана, люо и динка…
— Бред какой-то, — пробормотал Донахью, — забирают у меня средства, чтобы вложить их в какие-то сомнительные методики изучения никому не нужных языков. Джон, да испаноязычное население одного только Лос-Анджелеса превышает количество говорящих на языке люо во всем мире!
— Мне это известно. И не только мне. Я тут пообщался кое с кем из частных фондов — они-то не пляшут под дудку субкомитетов. У меня есть для вас парочка предложений. — Моррисон извлек карточку. — Слыхали о фонде Сейелла? На вашем месте я бы туда немедленно позвонил. Думаю, это ваш лучший шанс. — Он протянул визитную карточку Донахью. — Бенджамин Портерфилд, новый президент фонда. Я давно его знаю. Он у них нечто вроде консультанта по Латинской Америке. Будет рад с вами познакомиться.
Донахью взял квадратик картона, на котором жирным шрифтом были напечатаны лишь фамилия и номер телефона.
— Благодарю! Это по-дружески. Как насчет обеда в «Скандии»? Хочу вас познакомить кое с кем — дипломница, работает вместе со мной над отчетом, Грейс Уорнер.
— Я позвоню вам попозже, Ян. — Моррисон встал, чтобы откланяться. — Мне нужно вернуться в отель на пару часиков и сделать несколько звонков. Возможно, удастся решить некоторые вопросы по телефону.
В лифте Моррисон думал о Яне Донахью. Ничего, через пару недель он возьмет себя в руки, позвонит Портерфилду и будет приятно удивлен. Там собираются выделить для его исследований самый большой грант в истории фонда. Яну наверняка понравится спокойный Бен Портерфилд — мужчина с солидной внешностью бизнесмена, которому сильно за пятьдесят. Он с радостью удовлетворит все запросы Донахью. Ага, так вот почему передали сообщение прямо на театр военных действий… Ангелы.
В былые дни Портерфилд возглавлял подразделение особого назначения в Гватемале, и звали его Эль Анджел де Муэрте — Ангел Смерти, а боевиков, соответственно, ангелами. Но Ян Донахью никогда не узнает об этом. Тот, кто вздумает собрать информацию о Портерфилде, выяснит, что сей исполнительный администратор провел основную часть своей жизни сначала в кресле президента небольшой авиалинии, а затем стал вице-президентом продовольственной корпорации, одновременно будучи членом правления директоров фонда Сейелла. Кому придет в голову, что фонд уже несколько лет как сделался дочерней компанией ЦРУ? Только не Донахью — напротив, после стольких лет жестокого руководства с постоянными ревизиями и отчетами, он получит исследовательский грант от частной компании, где к нему отнесутся с тактом и пониманием. Здесь решат все его проблемы — даже отпадет необходимость поиска дипломниц, чтобы составить на один вечер компанию важному визитеру из Вашингтона. А жаль, подумал Моррисон. Но что поделаешь — поступило распоряжение затормозить финансирование всех проектов по Латинской Америке, в том числе исследований Донахью.
Закончилось многолетнее взаимовыгодное партнерство. Никогда теперь Лос-Анджелес не будет таить для Джона Нокса Моррисона столько прелести… Чиновник, сочинявший приказы в Лэнгли, удивился бы, если б узнал, что одним росчерком пера он оборвал лучшую пору сексуальной жизни Моррисона, начавшуюся весной 1948-го в Гарварде. Окончилась и карьера Донахью как незаурядного сводника, чьи способности может оценить лишь человек со вкусом и настроением, но уж никак не застегнутый на все пуговицы Портерфилд с его железной хваткой. Он в жизни не примет приглашения премилых дипломниц Донахью уже из одной необходимости объяснять происхождение длинного шрама на спине. Поговаривали, что он счастливо женат на пятидесятилетней даме, но Моррисону как-то не верилось. Портерфилд не имел нормальных человеческих чувств, он обладал душой советского красного комиссара, таких засылали в самые заброшенные уголки Земли в пятилетнюю командировку для подготовки террористов.
Жаль миленьких дипломниц Донахью — им будет его не хватать.
Глава 3
— Доктор Генри Мецгер! — орал Китайчик Гордон. — Ах ты, психопат недоделанный!
Вне себя от гнева, он потрясал своим комбинезоном на балконе. Генри Мецгера он застал восседающим на рабочем верстаке у стены в мастерской, где солнечные лучи уже нагрели металлические поверхности. Он швырнул в кота мокрый вонючий комбинезон, затем туда же полетела какая-то подвернувшаяся под руку тряпка, но все упало на полпути к верстаку. Доктор Генри Мецгер на минуту поднял презрительный взор на Гордона, а затем вернулся к вылизыванию своего хозяйства.
Китайчик Гордон поискал, чем бы еще запустить в проходимца, но почувствовал, что при первом броске слегка растянул плечо. Он злобно завопил, перевешиваясь через перила лестничной площадки:
— Еще мурлычешь, сукин кот!
Генри Мецгер потянулся, медленно прошествовал до конца верстака, мягко вспрыгнул на подоконник и исчез в окне.
Китайчик Гордон отправился на кухню варить кофе. Плохо начинаю, огорчился он. Мало было ночных посетителей, а тут еще и это! Просто не верилось, что Доктор Генри Мецгер придавал значение такой ерунде. Ну, бывают разногласия в вопросах тактики, но чтобы опуститься до мести… Ожидая, пока вода закипит, Гордон анализировал смысл поступка Доктора. Человеческая одежда представляется коту подобием шерсти животного, как же глубоко надо презирать хозяина, чтобы помочиться на его комбинезон!
Лучше уж не думать об этом. Сегодня слишком важный день, чтобы забивать его личными проблемами. Много месяцев он ждал этого момента, измерял и рисовал эскизы, шлифовал, сверлил, придавая форму стальным деталям, затем смазывал и полировал их. Наконец, вручную приводил механизм в действие, скользя взад-вперед эксцентриком, чтобы заставить цилиндр повернуться. Он исследовал деталь со всех сторон, анализируя царапины и заусенцы, означавшие дисбаланс или ошибку в наладке. Китайчик Гордон был мастером по изготовлению инструментов, единственным специалистом, способным сделать такую вещь, вопрос лишь во времени. Но сделает ее только он, и сделает хорошо.
