Doll Хаус. Собиратель кукол - Джулс Пленти
Бет снова прикуривает, и мы просто сидим на кровати и дымим. Она время от времени скашивает на меня глаза. Я кожей чувствую сканирующий взгляд. Делает вид, что знает меня от и до, но на самом деле пытается понять, что я за пациент.
Тушит окурок в пластиковой упаковке от пудинга и, вскочив на ноги, выдает:
— Сейчас избавлюсь от лишнего и помогу вам встать!
Она снимает халат, под которым обнаруживается что-то типа формы для йоги. Обтягивающий черный нейлон, что позволяет оценить почти идеальную спортивную фигуру. Облизываю пересохшие губы. Я не был с женщиной целую вечность, и только сейчас осознал, как соскучился по моментам близости, по прикосновениям к теплой коже.
— Если я встану, эта хрень разлетится, — предупреждаю я.
— Эта хрень, как вы выражаетесь, гораздо крепче, чем кажется. Давайте, Фрэн, будьте мужиком! Придется попотеть, если хотите обратно значок и нормальную жизнь!
Она придерживает меня за предплечье, и я медленно поднимаюсь, понемногу перенося вес тела на ноги. Колени предательски дрожат, а кости пронзает боль.
— Это нормально, что больно?
— Вполне. — Ее пальцы сжимаются на моем плече. — Не думаю, что это больнее, чем два ранения за одно утро.
Ее язвительный тон меня только подстегивает. После ранения все только и делали, что жалели меня, а Бэт решила сыграть на других чувствах. И не прогадала.
— Беритесь за ходунки, Фрэнсис, — почти приказывает она.
Я кладу ладони на рукоятки. Я уверен, что сейчас рухну вместе с этой конструкцией, но Бэт страхует меня. Ее рука крепка и уверена.
Я судорожно вцепляюсь в ходунки. Руки потеют настолько сильно, что ладони скользят по металлу. Мне тяжело даже стоять, а она говорит:
— А теперь сделайте шаг здоровой ногой. Или я лишу вас привилегии курить в палате.
Я делаю шаг, продолжая трястись и потеть как лошадь.
— Давайте, Фрэн, как в детстве, правой, левой, — подгоняет Бэт.
Она отпускает меня и, встав напротив ходунков, отступает на пять шагов.
— Я не могу! — шепчу я, чувствуя подходящую к горлу дурноту.
— Ты все можешь! — говорит Бэт так твердо, что я слышу в ее голосе металл. — Это жалкие пять шагов! Даже моя младшая с этим справилась бы. А вы офицер полиции и трусите!
Я медленно переставляю ногу, пронзенную железными штырями — она подгибается, и мне кажется, что я сейчас встречусь с полом. Бэт стоит, не двинув даже бровью. В душе разгорается страшное желание утереть ей нос. Нет, деточка, ты не увидишь меня скулящим на полу у твоих ног! В этот момент я вновь становлюсь собой, человеком, который привык подминать жизнь под себя, а не прогибаться под весом проблем.
Я переставляю ходунки, фиксируюсь и делаю шаг здоровой ногой. Подтягиваю переломанную конечность, которая мерзко лязгает, задев за ходунки, и чтоб не рухнуть, судорожно вцепляюсь в поручни. Она стоит как немой укор, нетерпеливо постукивая носком белоснежной кроссовки. Я толкаю ходунки вперед, делаю очередной шаг и подтаскиваю калечную ногу. Еще несколько корявых шагов, и я почти врезаюсь в Бэт. Она удовлетворенно кивает и фиксирует ходунки руками. Ее горячие ладони ложатся на мои мокрые скользкие руки.
— А теперь я помогу тебе повернуться, и ты сам дойдешь до уборной.
В тот момент я понял, что Бэт — это та женщина, которая в своем упорстве может сдвинуть планету или вернуть из мертвых. Рыжая бестия с улыбкой, которая будила желание жить. Мы много времени проводили вместе и потихоньку перестали быть просто доктором и пациентом, а ожидаемо стали любовниками. Этот переход произошел так резко. И так естественно.
Все изменил вечер накануне выписки. Я ковылял по палате с тростью, пребывая в полной уверенности, что через полгода пущу ее на растопку и пробегу чертов кросс. Время было позднее, и я уже не ждал гостей, но после отбоя в палату проскользнула Бэт с бутылкой шампанского и двумя картонными стаканчиками.
— Ну что, Фрэнни, самое время отметить начало новой жизни!
— Да ладно тебя. Бэт, тут ещё работы непочатый край, — смеюсь я.
— Главное, что старт удался. Откроешь? — Протягивает мне бутылку.
— Да. Ты со всеми пациентами так отмечаешь выписки?
— Нет, только с особенными! — кокетливо улыбается она.
Я открываю бутылку и наполняю стаканчики бурлящим напитком, который тут же переливается через край, заливая ее футболку.
— Прости.
— Да брось ты! — улыбается она и стаскивает с себя облитый верх.
Я отвожу глаза и выпиваю свою порцию залпом. Она хватает меня за подбородок и поворачивает лицом к себе. Мне уже никуда не деться от горящих глаз и трепещущей груди в полупрозрачном бюстгальтере.
— Что-то не так? — спрашивает Бэт, таким тоном, словно мы подростки, которые обжимаются на заднем сиденье машины и свободны, как ветер.
— У тебя есть муж, и я женат.
Вместо ответа ее губы кипятком обжигают мою шею. Волна жара поднимается выше, пока не встречается с мочкой уха. Ее зубки смыкаются, и эта легкая боль побуждает меня к активным действиям.
Я обхватываю пальцами лицо Бэт и впиваюсь в красные губы поцелуем. Отрываюсь от них, только чтоб поиграть с ней и растянуть удовольствие. Провожу кончиком языка по ее губам, и Бэт с готовностью приоткрывает рот, чтоб мой язык скользнул внутрь. Я практически пожираю ее, а Бэт призывно стонет, укладываясь под меня. Одна ее рука судорожно вцепляется в мою шею, не позволяя отодвинуться и ни на миллиметр, а другой она уже стягивает с себя шорты и трусики. Я ненадолго отрываюсь от ее рта, чтоб глотнуть немного воздуха и приласкать шею и грудь. Бэт помогает мне избавиться от джинсов и скрещивает ноги на пояснице.
После той ночи я пропал — в Бэт нашел смысл жизни, а все остальное послал к чертям. Я просто проигнорировал Кэтрин, и из реабилитационного центра
