Джим Хоган - Шифр Магдалины

— Ты можешь ему позвонить?

Она отрицательно покачала головой:

— Не думаю, что у него есть телефон. И я даже не знаю его фамилии.

Плечи Данфи опустились.

— Да, тогда найти его будет трудновато.

— Напротив, очень легко.

— Каким образом?

— На рынке в Кэмден-Лок. У его родителей что-то вроде палатки. Торгуют сантехническим оборудованием, старой военной формой. Обычным барахлом.

— Ты меня познакомишь с ним? — спросил Данфи.

— Если пообещаешь купить мне куртку сержанта Пеппера, то конечно.

Воскресенье выдалось холодное, из подземки тянуло жуткой стужей. Поднимаясь вверх по длинному эскалатору, Данфи и Клементина прижались друг к другу, защищаясь от сильнейшего вихря, поднятого кондиционерами.

— Сущий ад! — воскликнула Клементина. — Я замерзаю, а мы ведь еще даже не на улице!

Она обеими руками обхватила правую руку Данфи так, словно он пытался от нее убежать, и приплясывала, чтобы хоть немного согреть замерзающие ноги.

Клементине удавалось быть красивой без малейшего усилия, как это часто удается моделям, когда они проходят по аэропортам Нью-Йорка, Парижа и Милана. Она надела первое, что попалось ей сегодня утром под руку: старенький хлопчатобумажный свитер (черного цвета); джинсы (тоже черные, протертые на коленях); сапожки из мягкой кожи с отворотами и тонкую кожаную куртку, которая совсем не спасала от холода. Ветер разметал ее волосы, и то накрывал ими лицо, то поднимал вверх. Ей не хватало времени на косметику, да, собственно, она в ней и не нуждалась. На чистой бледной коже Клементины от холода появился легкий румянец. Стоя рядом с ней на эскалаторе, с легким грохотом поднимающемся на поверхность под наклоном в сорок пять градусов, Данфи периферийным зрением отметил взгляды по меньшей мере полудюжины мужчин.

Ветер прекратился, едва они вышли из метро, слившись с толпой на Кэмден-Хай-стрит. Боковые улочки были заполнены обкуренного, нервного вида парнями в кожаных куртках, африканскими торговцами, наркоманами, металлистами, яппи, панками, пьяницами, шизофрениками, туристами, артистами пантомимы. Воздух представлял собой мешанину из сладковатых и кислых ароматов, запаха жареных каштанов и прокисшего пива, колбасы, лука и пота. И все это двигалось под перекрывающие друг друга ритмы регги, рэпа, зуки, Билла Хейли и «Перл джем». Клементина с сияющим, радостным лицом крепко держала Данфи за руку, а толпа несла их по улице мимо хлипких палаток, загруженных свитерами, бесчисленными вешалками с грошовой одеждой и коробками с контрабандными записями.

— Такое впечатление, что у них здесь лето любви,[26] — сказала она. — А на самом деле ведь вокруг зима и мороз. И люди выглядят совсем иначе.

Данфи хмыкнул.

— Да, ты права. Но что ты знаешь о «Лете любви»? Ведь тебя тогда даже в проекте не было.

— Я видела документальный фильм.

Они нашли Саймона в магазине его родителей, который оказался просто открытой витриной посреди хитросплетения тупичков, ниш, комнатенок в зданиях, когда-то, много лет тому назад, служивших городскими конюшнями. Худой как палка, двадцати с чем-то лет, Саймон, несмотря на вполне зимнюю стужу, стоял в пинк-флойдовской майке, голубых джинсах и «док-мартенсах».[27] Татуировка с изображением Бетти Буп[28] украшала то место, где должен был бы располагаться бицепс. Неподалеку электрообогреватель светился ярко-оранжевым огоньком, похожим на тот цвет, который охотники носят в сезон охоты на оленей.

Заметив Клементину, Саймон сразу расцвел.

— При-вет! — крикнул он и зашагал к ней, протянув руки для объятия.

Обнявшись, они, по мнению Данфи, слишком уж долго раскачивались из стороны в сторону. Наконец Саймон заметил его и робко отступил на несколько шагов.

— Может быть, чашку чаю? Для тебя и для твоего друга?

— Нет…

— Конечно, конечно, да! — воскликнул он и исчез за занавеской с кисточками.

Данфи бросил взгляд на Клементину.

— Кажется, ты говорила, что не очень хорошо его знаешь.

Клементина покачала головой.

— На самом деле я сказала, что не знаю его фамилии.

Несколько мгновений спустя из-за занавески появился Саймон с парой щербатых чашек, в которых дымился горячий чай.

— «Тэтли». Лучшее, что у меня есть. Зато горячий. — Он протянул чашки Данфи и Клементине и плюхнулся на один из множества стульев, что в беспорядке заполняли помещение. — Итак, — произнес он, потирая руки с видом человека, жаждущего услышать что-то интересное, — что я могу вам сегодня предложить? Душ, совсем как новенький? Вибратор, которым почти не пользовались? Или что-то еще?

— Спасибо, не сегодня. Джека интересует тот профессор… которого пришили.

— Шидлоф?

— Да-да, Шидлоф, — подтвердила Клементина. — Я сказала Джеку, что ты слушал его лекции.

Саймон пристально взглянул на Данфи.

— Значит, вы полицейский?

— Нет, — ответил Данфи.

— Друг семьи?

Данфи покачал головой.

— Просто друг Клем.

Саймон кивнул:

— Да, ведь у нее явно больше друзей, чем у Билла.

Данфи улыбнулся:

— Подозреваю, что так. Но ведь… вы действительно посещали его лекции?

— Да, посещал. Ну и что?

— Я надеялся, что у вас могли сохраниться конспекты.

— Что? От лекций Шидлофа?

— Да.

— Маловероятно. Да если бы они и сохранились, их бы уже забрала полиция. Ведь так?

— Не знаю. А с какой стати?

— Потому что полицейские приходили ко мне. Я удостоился их визита за посещение лекций Шидлофа.

— И они конфисковывали студенческие конспекты?

— Говорили, что собирают информацию. «Информацию о чем?» — спросил я их. «Не твоего ума дело!» — ответили они. Мне преподнесли великолепный урок на тему академических свобод.

— И все-таки, — настаивал Данфи, — вы можете что-нибудь рассказать о его лекциях?

— Что конкретно?

— О чем были лекции?

Саймон взглянул на Клементину, и в глазах его читался вопрос: «Что это за парень?» Клементина пожала плечами, словно хотела сказать: «Давай-давай, делай, что тебя просят».

— Ну… — ответил Саймон, — все было довольно сложно, верно?

— Я не знаю. Меня там не было.

— Зато я был. И все было очень-очень сложно.

— Может быть, ты расскажешь что-то более конкретное, Саймон? — предложила Клементина.

Парень тяжело вздохнул:

— Ну ладно. — Он повернулся к Данфи. — Знаете что-нибудь о Юнге?

Данфи отрицательно покачал головой:

— Очень немного.

— Тогда будет действительно трудновато. Ведь это был не базовый курс, а семинар.

— По Юнгу?

— Он назывался «Разметка поля архетипов» и был посвящен… — Саймон беспомощно взглянул на Клементину, и та весело подмигнула ему. Улыбнувшись, он снова глубоко вздохнул, откашлялся и повернулся к Данфи. — Ладно! — повторил он. — Семинар был посвящен Юнгу. Основателю аналитической психологии. Коллеге Фрейда. Теперь к нему относятся с определенной долей подозрительности за его, как некие критики полагают, несколько неумеренный интерес к volkisch[29] проблемам. Проще говоря, парня подозревают в том, что ему звонили напрямую из бункера. Не говоря уже о том, что ходили слухи, будто он придумывал истории болезней своих пациентов. В качестве примера могу привести историю «Человека с солнечным фаллосом».

— Чью историю?

— «Человека с солнечным фаллосом».

— И кто это такой?

Саймон пожал плечами.

— Псих. Но он не имеет особого значения. По крайней мере для нас. Потому что подробно его историю мы не изучали. Я просто пытаюсь ввести вас в курс дела. Ведь данная тема весьма обширна и сложна. У старика Юнга было множество разных идей: о религии, мифологии, алхимии. О синхронизме.

— Это еще что? — спросила Клементина.

Саймон нахмурился.

— Смысл упомянутого термина состоит в том, что совпадения чаще всего не просто совпадения, а нечто большее, — объяснил Данфи.

— Очень точно! — воскликнул Саймон. — Совершенно верно. Синхронизм есть не что иное, как то, что вы сказали — идея значимого совпадения.

— Именно на эту тему и проводились семинары? — спросил Данфи.

— Нет, — ответил Саймон. — Предполагалось, что они должны были представлять исследование коллективного бессознательного, которое… — Парень снова впал в задумчивость, а пар от его дыхания на холодном воздухе напоминал кучевое облако. Джек уже собирался нарушить молчание, когда молодой человек поднял палец вверх, взглянул на своих гостей и начал цитировать по памяти: —…которое есть… «матрица»… образов и снов, воплощающая… Я надеюсь, вы внимательно меня слушаете, потому что каждое слово здесь — настоящая жемчужина… воплощающая филогенетический опыт всего человечества, соединяющая все со всем и воздействующая на все и вся.