Родриго Кортес - Фармацевт
Ещё часом позже, когда все распоряжения были отданы, камердинер подошёл к Ричарду и почтительно обратился к нему:
– Сэр Ричард! Волею судьбы вы стали моим хозяином. Вы очень молоды, сэр, но это не мешает мне глубоко уважать вас. Я многое повидал в жизни, сэр, и я могу сказать: в ваших жилах течёт настоящая кровь Стэнфордов, вы во многом напоминаете мне своего отца, моего лорда, в ту пору, когда граф Уильям тоже был молод. Шесть поколений моей семьи, семьи Киттингов, верно и преданно служили роду Стэнфордов. Это стало для моих предков доброй традицией, делом наследственной чести. У слуг ведь тоже есть понятие о чести, сэр! И вот…
Тут голос его смущённо пресёкся, и пожилой Джон Киттинг откашлялся, чтобы прочистить горло. Или – кто знает? – для того, чтобы собраться с силами и продолжить. На его лице появилось странное выражение – точно камердинер держал во рту что-то горькое, а выплюнуть из вежливости не мог.
– Я вынужден умолять вас, сэр, освободить меня от моих обязанностей. Я прошу вас об увольнении. Мне горько и трудно говорить вам это, тем более в такие минуты. Мне очень стыдно оставлять вас, пережившего такие испытания и горе. Но я боюсь, очень боюсь, и мой страх сильнее меня! Смерть слишком полюбила Стэнфорд-холл. Это место, этот дом – они стали недобрыми, проклятыми. Я мечтаю оказаться подальше отсюда. И я бы почтительнейше рекомендовал вам, молодой лорд, также покинуть ваше родовое поместье. Поверьте немало пожившему человеку: какая-то злая сила ополчилась на Стэнфордов, а ведь вы, сэр Ричард, – последний в роду. Может быть, уехав отсюда, вы спасётесь от преследования…
– Чего? Или кого? – Ричард успокаивающим жестом положил руку на плечо пожилого слуги.
– Не знаю, – беспомощно развёл руками тот. – Именно поэтому мне особенно страшно. И не только мне. Я опасаюсь, что некоторые из ваших слуг последуют моему примеру.
«В одном он прав, – сказал себе Дик. – Мне нужно покинуть это место. Пора перебираться в Лондон. И вот об этом стоит поговорить с мистером Лайонеллом. Но не сейчас. Позже».
И вот снова утром понедельника в Стэнфорд-холле появился пожилой коронер из Йорка. Прибыл и доктор Оливер Хогарт, а к вечеру в Стэнфорд-холле оказался и мистер Лайонелл, которого известили о случившемся несчастье. Ситуация приобретала черты какого-то ирреального déjà vu, всё повторялось, точно время вернулось вспять, на две недели назад, вот только трупов на этот раз было не три, а только один. Плох, очень плох тот дом, в котором столь часто появляются врач, коронер и адвокат! Все три невольных гостя Стэнфорд-холла были сумрачны и подавлены. Пребывание в этом угрюмом месте, самый воздух которого казался словно бы пропитан запахом гибели, вызывало у Лайонелла, Хогарта и коронера чувство тоскливого отвращения.
Опросив Ричарда, слуг и выслушав заключение доктора Хогарта о причинах смерти Питера Стэнфорда, коронер пришёл к выводу, что имел место несчастный случай.
– Он сам накликал на себя беду, – мрачно сказал коронер Генри Лайонеллу. – Да, да, сам! Беспробудное пьянство никого не доводило до добра. И вот сначала слепота, – а ведь мистер Хогарт говорил мне, что если бы Стэнфорд не пил так сильно, его нервная система не стала бы столь истощена! – а теперь эта нелепая смерть. Куда он мог идти в столь ранний час? Ясно, что только за бутылкой. Вы согласны со мной?
– Увы! – печально отозвался Лайонелл. – Мне тоже всё представляется предельно ясным. Несчастный молодой человек! Я неплохо знал его. Не скажу, чтобы я был в восторге от его характера и поведения, от его образа жизни, но такой конец… Значит, чей-то злой умысел, возможное преступное посягательство на Питера Стэнфорда вы исключаете?
Коронер нахмурил брови, задумчиво покачал головой:
– Преступление? Не вижу оснований для такого предположения. Нет, если кто и способствовал этому жалкому финалу, то разве что дьявол. Бесспорно, существует принцип «Cui prodest»…
– Кому выгодно… – кивнул Лайонелл.
– Вот именно. Конечно, можно при желании усмотреть у младшего Стэнфорда мотив, согласно которому он мог бы хотеть смерти брата. Наследство. Но я не верю в то, что из-за наследства юноша, почти ребёнок, мог пойти на такое злодеяние, как братоубийство. Это уж чересчур! Подобные злодеи разве что в романах мистера Диккенса встречаются. Я прав? Какие, кстати, отношения связывали братьев Стэнфордов? Ведь вы хорошо знали эту семью, приятельствовали со старым графом…
«Что ответить? – подумал Лайонелл. – Сказать, что братья, мягко говоря, недолюбливали друг друга? По крайней мере, Питер терпеть не мог Ричарда. Полагаю, что Ричард отвечал ему взаимностью. Но зачем мне говорить об этом коронеру, чужому для семьи Стэнфордов человеку? Ведь я же ни на миг не допускаю мысли, что Ричард мог быть причастен к смерти старшего брата! Из-за неприязни людей не убивают, иначе земля давно бы обезлюдела. Наследство, как мотив? Нет, такого быть не может. Я, как ни говори, неплохо знаю Дика. У него всегда была чистая душа и добрые помыслы, он не пошёл бы на преступление из корысти».
– Отношения? – переспросил он. – Взаимное безразличие, пожалуй.
Генри Лайонелл ни на десятую долю дюйма не погрешил против своей совести. Ведь он-то не знал о зловещей роли Питера Стэнфорда в трагедии двухнедельной давности! А значит, не мог предполагать у Ричарда первый и главный мотив, никак не связанный с корыстными интересами. Желание осуществить возмездие! Как не знал адвокат и о том, что у младшего сына графа Уильяма имелись серьёзные основания опасаться за свою собственную жизнь. Ведь Ричард был совершенно прав: рано или поздно Питер непременно попытался бы уничтожить его. Словом, добрейший и кристально честный Генри Лайонелл не знал, что сам Питер Стэнфорд вынудил младшего брата стать безжалостным. Пойти до конца.
– Кроме того, – решительно произнёс коронер, – на теле погибшего Питера Стэнфорда не обнаружено никаких следов борьбы. Его висок проломлен не каким-либо оружием или чем-то подобным, а шишечкой перил, при падении. Не вызывает сомнений, что к месту своей гибели он пришёл совершенно добровольно, причём в очень ранний утренний час. Кто и под каким предлогом мог бы заставить его отправиться туда? Кто и каким чудом мог догадаться, что несчастный пьяница окажется именно в этом месте и точно в это время? Далее. Ни единый человек в Стэнфорд-холле не слышал ни криков, ни призывов о помощи, вообще никаких подозрительных звуков. Кстати, камердинер Джон Киттинг утверждает, что когда Ричард Стэнфорд отпер дверь на его стук, он выглядел как только что проснувшийся человек. Киттинг готов подтвердить свои показания под присягой. Какие у меня основания не верить ему? Нет, надо обладать маниакальной подозрительностью, чтобы допустить сговор между Ричардом Стэнфордом и камердинером.
– Одним словом… – начал Лайонелл.
– Одним словом, муниципальное полицейское управление и суд Королевской Скамьи графства, которые я представляю, получат моё заключение. Несчастный случай со смертельным исходом. Виновных нет. Разве что сам погибший Питер Стэнфорд. Да ещё тот, о ком к ночи упоминать не подобает.
– Днём тоже бы не надо! – передёрнулся мистер Генри. – Вы не ощущаете, что зло словно бы разлито в здешней атмосфере?
– Как ещё ощущаю! – кривовато усмехнулся коронер. – Только вот противостояние такому злу и его… гм-м… хозяину выходит за пределы возможностей коронного следователя. Я свои дела здесь закончил. И вы представить себе не можете, с какой радостью я покину это жуткое место, вернусь в Йорк.
Генри Лайонелл печально улыбнулся.
– Как ещё могу! – ответил он в тон собеседнику. – А мне вот придётся задержаться здесь на два-три дня. Негоже сейчас бросать Ричарда одного. Бог мой! Снова похороны… И осталась последняя веточка могучего родословного древа Стэнфордов – Ричард.
…Редкий мокрый снег падал лениво и как-то нехотя. За оконным стеклом графского кабинета медленно, вкрадчиво сгущались синие тени декабрьских сумерек. Из приоткрытой форточки доносилось карканье ворон, отдалённый собачий вой. Утром тело Питера Стэнфорда было захоронено в склепе, рядом с гробами отца и мачехи. Граф Уильям недолго дожидался своего первенца!
«Ах, как же я не хотел, чтобы Питер обрёл последний приют рядом с отцом и моей матерью, погибшими по его милости, – думал Ричард, продолжая рассеянно слушать сидевшего напротив адвоката. – Но тут ничего поделать нельзя. Особенно печально, что, когда настанет и мой черёд, меня похоронят там же. Традиции! Остаётся надеяться, что это случится не скоро. Впрочем, что тела? Пустые оболочки, прах и тлен. А души наши, я уверен, окажутся в разных местах».
– О чём вы задумались, Ричард? Я понимаю, сейчас вы устали и подавлены, но предмет нашей беседы исключительно важен! – Генри Лайонелл пододвинул к себе ещё одну пачку бумаг. – Крайне желательно, чтобы вы хорошенько осознали особенности своего теперешнего положения, свой юридический, имущественный и социальный статус.
