Родриго Кортес - Фармацевт
…Вольфганга фон Клаусберга нашли в его кабинете, за рабочим столом. Почерневшее лицо мертвеца было исполнено невыразимой муки, в окровавленных глазницах не было глаз, Клаусберг выдавил их пальцами. Лиловый, как у висельника, язык оказался прокушенным насквозь. Теперь Клаусберг выглядел уже не обычным блондином, его волосы стали белыми, как снег. А ещё кто-то сомневается, что можно поседеть за минуты!..
Не лучше были лица и позы у других восьмидесяти пяти мертвецов, которых берлинская полиция обнаружила в мрачном четырёхэтажном особняке, стоящем за глухим забором в саду на Кайзерштрассе. У иных – так много хуже. И все, у кого на голове оставался хоть пучок волос, поседели. Только у одного темноволосого мужчины на лице застыло выражение неземного блаженства… Это показалось нашедшему его труп полицейскому особенно жутким.
Ни один человек в округе не знал, кто занимал уже четвёртый год загадочный особняк и чем там занимались. Страшную картину смерти обнаружили случайно: утром второго июня бродячая собака выскочила из сада с чьей-то отгрызенной кистью в зубах, благонамеренные свидетели этого безобразия вызвали шуцмана. Тот, заглянув в особняк, откуда шёл след поганого пса, помеченный каплями розоватой слюны, едва не рехнулся. Через час за забором крутилась чуть ли не половина столичных полицейских.
А ещё через час с самого верха, такого, что и выговорить страшно, поступил строжайший приказ: ничего не было, всем полицейским просто померещились от жары всякие ужасы. Немедленно забыть. Берлинские полицейские – народ дисциплинированный, как и соседствующие с жутким особняком берлинские обыватели. Немедленно забыли.
Наконец, ещё через два часа четырёхэтажный особняк со всем содержимым весело запылал с четырёх концов. Столичная пожарная команда этот факт проигнорировала начисто. Как и все до единой столичные газеты. Хоть бы строчкой обмолвились… Ещё через день на месте сгоревшего особняка даже закопчённых стен не осталось. Ходили слухи, что приезжали ночью какие-то таинственные, одетые в чёрное люди и разобрали стены по кирпичику. Погрузили на подводы и увезли.
Слухи – они и есть слухи. Поди проверь…
Вместо эпилога
И всё же не жуткие крики своих врагов, сжираемых заживо всеми демонами ада, стало последним, что услышал Ричард Стэнфорд перед тем, как погрузиться в нежный свет радости и счастья, слиться со своей божественной возлюбленной.
Он уже стоял на последней грани, волна невероятного блаженства уже захлёстывала Дика, когда в его умирающем мозгу вдруг прозвучал тихий, вкрадчивый голос. Тот самый, который слышался ему в скрипе ветвей обледеневшего сада, в завывании вьюги за окном Стэнфорд-холла, в шелесте колосьев заражённой спорыньёй ржи.
– Ты доволен, крошка Дикки? – ласково спросил его голос. – Всё случилось так, как ты хотел, не правда ли? Мы в расчёте…
