Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут
– А на кладбище социальном как их находят, если что?
– По номеру. Акт о захоронении должны были составить, но это, если бы его тут похоронили. Сева обмолвился, что мумию кто-то забрал. Наверное, до того, как успели захоронить. В документах у Марины Геннадьевны точно будет запись о том, кто и когда забрал тело.
– А этот ваш, Вениамин Петрович? Он же бессмертный вскрыватель трупов. Может, чего помнит? – поинтересовался Суслик, и я решил, что мысль эта неплохая. Теперь оставалось понять, как расспросить Петровича, не вызывая подозрений и не появляясь в морге.
Я знал, что после работы он всегда отправляется со своей клетчатой сумкой в продуктовый – тот, что возле торгового дома «Стрела». И решил, что мы вполне можем «случайно» там пересечься. Конечно, это не самый близкий ко мне магазин, зато большой, универсальный.
Этим же вечером мне удалось вполне ненавязчиво встретить его у витрины с колбасой. Мы немного поговорили о Севе, а выйдя из магазина, медленно пошли в одну сторону. Петрович жил в пятиэтажке через два квартала, и я спешил начать интересующую меня тему. Пришлось приврать, что сейчас в универе мы проходим поздние посмертные изменения и я решил поинтересоваться его опытом. Повезло, что Петрович был спокойным дядькой, который к любому вопросу подходил систематично и ничему не удивлялся:
– Ты и сам уже всё знаешь, Иван. Поздние посмертные изменения – гниение и мумификация.
– Мумификация звучит как что-то из Древнего Египта, – осторожно начал подводить я к теме. – Ни разу не видел. Расскажите подробнее.
– Поверь, она случается и сегодня. Особенно сухонькие старушки часто мумифицируются… Если в квартире открыта форточка, держится высокая температура и стоит сухой сквозняк, то через полгода труп превратится в мумию. У нас тоже такой был, ты не помнишь, что ли? Ещё из больницы приходили посмотреть.
– Наверное, я тогда ещё не работал.
Вениамин что-то мысленно подсчитал, загибая пальцы, и кивнул:
– Да, это где-то в августе было. Какие-то студенты поехали отметить день рождения к приятелю на дачу его бабки, пошли за дровами в сарай, а там нашли висельника. Сарай сухой, продуваемый, вот он и…
– Интересно. И что, удалось выяснить, кто это? Я думаю: человеку важно, что он не будет захоронен под каким-нибудь номером, как коробка с мусором.
– Согласен. Это одно из самых важных дел. Прах должен покоиться с миром, хоть перед Богом предстать с именем. Если мы находим родственников и они покойника отпевают как положено – это вообще… Самоубийц без отпевания хоронят, а тот человек, наверное, ничего плохого в жизни не сделал. Хотя, может, и сделал, и это ему наказание такое – онкология.
– У него был рак? – я сделал вид, что удивился.
– Да, так его и опознали. Я посоветовал. Стали пробивать по онкодиспансерам. Учётных проверяли. У нас не нашли, а в Москве он числился. Потом приехала женщина, оказалось, его бывшая жена. Тут ещё такое срамное дело случилось – его же нашли в женском платье. Даже и не знали, как ей сказать. Может, наклонности какие у человека были, вот жена и ушла. Я не присутствовал при опознании, Геннадьевна рассказывала. Оказалось, он был не последний человек в Костроме, бизнесом владел – грузоперевозки какие-то.
– Странная смерть… Повесился, выходит? Говорят, такие в рай не попадают.
– Тело – это же оболочка. В каждом из нас есть частичка Бога, которая попадает в рай. Для того, кто в гробу, смерть не конец.
Его слова неожиданно попали в больное, в память о родителях. И я ответил довольно жёстко:
– Я в это не верю. Не верю, что потом мы все встретимся и будем водить хороводы. Умершим всё равно, а вот тому, кто остаётся…
– Ты прав. Люди, что плачут у гроба, больше плачут не по умершему, а по себе. Нам сложно понять, как жить в мире, где больше нет того, кого ты любил.
– А могли его убить, а потом повесить? – поинтересовался я, чтобы сменить тему.
– У мумифицированных трупов для общей картины часто попросту не хватает детали, которая подтвердила бы точную причину смерти. Подводя итоги экспертизы, мы не имеем права думать-гадать – нужны только факты. Если их недостаточно – утверждать что-то я не берусь. Просто фиксирую все видимые повреждения. Дальше – работа следователей.
Вениамин пожал мне руку и пошёл в сторону крайнего подъезда. Я знал, что он уже пять лет как вдовец, и вдруг подумал, как тяжело ему, наверное, каждый день возвращаться в пустую квартиру.
Дар яснослышания
Все эти дни в универе я старался избегать Полину. Даже не выходил курить, чтобы не пересечься с ней. И сейчас, завидев её с подружками в конце коридора, стал позорно оглядываться в поисках убежища. Заскочить в кабинет к Волкову показалось отличной идеей. Он как раз пил чай и просматривал какой-то научный журнал по психологии.
– Как успехи в расследовании? Помощь нужна? Судя по твоим горящим глазам, в конце семестра нас ждёт блестящее выступление и раскрытое дело. Ты же взял что-то из архива? Я предвкушаю, как удивятся в милиции, когда мои ученики укажут им на несостыковки в наспех закрытых делах.
Я подробно рассказал о журналисте и его предсмертных приключениях, перешёл к трупу в женском платье, после чего уделил внимание и своему коллеге Севке, тоже, кажется, замешанному в этой истории:
– Вчера его похоронили. Я впервые был на похоронах товарища, и это омерзительно. Неправильно! Не должны такие молодые умирать…
Волков нахмурился и отвернулся к окну.
– Вот так да, – протянул он, когда я, выговорившись, закончил, – истории действительно мутные. Есть какие-то факты, фотографии?
– Имеются, – я достал из рюкзака напечатанные фотки и протянул Волкову. Он рассмотрел их с интересом, после чего кинул на стол и щелчком пальца направил в мою сторону. Снова перевёл взгляд в окно.
– Это невероятно… Что же ты решил делать?
– Теперь мне надо попробовать узнать, что за дело могло привести журналиста в наш город.
– Не могу не предупредить тебя, что это не шутки. Не игра…
– Но вы же сами сказали, что мы должны попробовать раскрыть дело…
– Не забывай, на курсе мы всё делаем удалённо. Работаем только с архивными делами и бумагами, изучаем отчёты: мы не следователи и точно не должны напрямую лезть в работу милиции.
С одной стороны, мне было радостно, что Волков, в отличие от других, не усомнился в моих словах. Не стал твердить, что я пацан, который придумывает историю на пустом месте. Он как-то сразу мне поверил. Но с другой,
