Гленн Купер - Хроники неприкаянных душ
Жан дерзко вскинул подбородок.
— Я полагаю, что папа единственный из смертных, кто взял на себя смелость даровать отпущение грехов душам в чистилище посредством своего могучего заступничества. Поскольку я, как и многие остальные, верю, что у него нет божественной власти управлять душами, чтобы они покинули чистилища в тот момент, когда в сундуке звякнули монеты, полученные за индульгенции.
— Подите сюда, — гневно приказал Бедье. — Эту лютеранскую ересь я в своем классе не потерплю.
— Вы намерены меня высечь? — с вызовом спросил Жан.
Школяры переглянулись. Никто из них не помнил, чтобы Кальвин когда-нибудь получал удар хлыстом.
— Да, месье.
— Прекрасно, я облегчу вам задачу. — На ходу сбрасывая плащ и рубаху, Жан приблизился к наставнику и опустился на колени рядом с Эдгаром: — Извольте, наставник Бедье.
Когда хлыст опустился на спину строптивого школяра, Эдгар встретился с ним взглядом и мог поклясться, что тот ему подмигнул.
Мартин Лютер никогда не был в Париже, но сейчас в этом городе только о нем и говорили. Как, впрочем, и на всем континенте. Этот монах из Виттенберга стал знаменитым в тот день 1517 года, когда прибил гвоздями к двери виттенбергского собора свои «95 тезисов», где поносил растленного папу с его оскорбительными индульгенциями.
С появлением печатных станков индульгенции стали для Церкви прибыльным делом. Продавец индульгенций мог появиться в городе, разложить в местном соборе свой товар, и служба там останавливалась. Повсюду во множестве изготавливались бланки индульгенций с пустыми местами, куда вписывали имена и даты. Священники побуждали прихожан покупать индульгенции для покойных близких, чтобы избавить их от мучений в аду. Такой заполненный бланк гарантировал душам быстрое перемещение из ада в рай. Точно так же добрые христиане могли спасти и свои души. Лютер полагал подобные деяния Церкви мерзкими и призывал христиан не верить, что спасение души можно купить за деньги. Его возмущала поговорка священников Виттенберга: «Стоит в кружке звякнуть монете, и сразу из чистилища выпрыгнет душа».
Лютер призывал христиан помнить слова апостола Павла в его «Послании к Римлянам», что спасение к людям придет лишь от Бога. «Итак, оправдавшись верою, мы имеем мир с Богом чрез Господа нашего Иисуса Христа. Чрез Которого верою и получили мы доступ к той благодати, в которой стоим и хвалимся надеждою славы Божией». И потому, убеждал Лютер, людям для спасения души не нужен ни папа, ни священники, ни их богатые облачения, ни роскошь церкви. Они найдут спасение через личное общение с Богом.
Виттенбергские тезисы Лютера, быстро переведенные с латинского языка на немецкий, широко распространили по Германии, а затем и Европе. Зерна его проповеди упали на благодатную почву. Благочестивые люди повсюду уже давно сдерживали недовольство упадком церковных нравов и злоупотреблениями папского двора. Теперь будто искра попала на сухой хворост. Моментально вспыхнул пожар, получивший название «Реформация». Он ураганом пронесся по Европе, и даже в таком бастионе папства, как колледж Монегю, возникло беспокойство. Школяры со светлыми головами, как у Жана, начали потихоньку бунтовать.
Эдгар сидел в своей комнатке и при свете небольшой свечи через силу зубрил трактат папы Льва X, держа в одной руке листы пергамента, а другой потирая исполосованную плетью шею. Он замерз, устал, был голоден и сильно опечален. Если для спасения души требовались страдания, то его душа определенно спасена. Это радовало, но не очень.
Стук в дверь заставил Эдгара вздрогнуть. На пороге с невозмутимым лицом стоял Жан.
— Добрый вечер, Эдгар. Я вот решил тебя навестить.
Эдгар пригласил Жана войти. Предложил свой стул.
— Рад твоему визиту.
— Я тут живу недалеко.
— Да. Но для меня это так неожиданно.
Жан улыбнулся.
— Сегодня мы, можно сказать, породнились. Нас обоих заклеймил Бедье.
— Да, — с грустью произнес Эдгар. — Но тебя за дар Божий, а меня за тупость.
— Тебе труднее. Ты еще не освоил в совершенстве язык. Если бы мне приходилось все переводить на английский и наоборот, наверное, я бы не был столь способным.
— Приятно слышать добрые слова.
Жан встал:
— Ладно, я пойду. Скоро старик Темпет начнет обходить двор, высматривая окна, где горят свечи. Лучше не рисковать. Вот. — Он протянул Эдгару завернутый в тряпицу кусок хлеба.
Тот с благодарностью принял его, а затем проговорил, замявшись:
— Бога ради, задержись ненадолго. У меня к тебе просьба.
Жан снова сел, скрестив на груди руки.
— Ты прав, — вздохнул Эдгар, проглотив последние крошки. — Мне трудно. Я плохой школяр. И покинуть Монегю мне нельзя. Отец не позволит.
— Мне жаль тебя, Эдгар. Но что я могу сделать?
— Помоги мне с учением. Стань моим наставником.
Жан покачал головой:
— Не могу.
— Почему?
— Нет времени. В сутках двадцать четыре часа, и мне их не хватает. Ибо я преисполнен решимости постичь все, что касается великого вопроса нашего времени.
— Реформации?
— Да, друг мой. Нам повезло жить в эту захватывающую эпоху.
— Я из богатой семьи, — быстро проговорил Эдгар. — Мой отец тебе заплатит.
— Мне не нужны деньги. Я жажду лишь знаний. Так что извини.
— Подожди! — крикнул он, удивляясь своей настойчивости.
Жана надо было как-то уговорить. Эдгар решился нарушить клятву, данную самому себе. Выхода не было.
— В благодарность за помощь в учении, — выпалил он, — я покажу тебе кое-что. Чего ты прежде не видел.
Жан поднял брови.
— Ты меня заинтересовал, Эдгар. И что это?
— Книга.
— Какая?
Осознав, что Рубикон перейден, Эдгар опустился на колени и вытащил из сундучка большой отцовский фолиант:
— Вот она.
— Посмотрим.
Жан полистал книгу и с изумлением взглянул на Эдгара.
— Год 1527-й от Рождения нашего Господа. Но большинство сроков тут еще не наступили. Как такое может быть?
— Я тоже раздумывал над этим, — отозвался Эдгар. — И прими во внимание: книге сотни лет. В нашей семье ее передавали от отца к сыну много поколений. И только теперь грядущее стало настоящим.
Жан добрался до места, где были вложены листы пергамента.
— А это что? Письмо?
— Я его еще не читал. Не успел. Отец упоминал как-то, что у него есть письмо, в котором говорится о книге. Я знал, где он его прячет, и взял, когда покидал Англию в прошлом месяце. Надеялся, что здесь, в Париже, не торопясь прочту его, но нет ни времени, ни сил. К тому же оно написано на латыни. Как тут разберешься, если от голода постоянно кружится голова.
— Твой отец знает, что ты взял книгу? — строго спросил Жан.
— Нет. Но это не кража. Книгу и письмо я намерен вернуть. Полагаю, это не большой грех.
Жан погрузился в чтение послания настоятеля, быстро пробегая глазами по строчкам латинского текста, будто они написаны на его родном языке, французском. Отложив первый лист, он молча принялся за второй. Эдгар напряженно следил за выражением его лица.
Жан Кальвин читал без перерыва пятнадцать минут. Перевернув последний лист с единственной надписью «9 февраля 2027 года», поднял голову и прошептал:
— Невероятно.
— О чем там сказано? — взмолился Эдгар. — Просвети меня, Бога ради.
— Боюсь, Эдгар, что историю эту измыслил либо безумец, либо человек с нечестивой фантазией. Твое сокровище определенно следует предать огню.
— Нет. Отец говорил, что это книга истинных пророчеств.
— Ну что ж, позволь мне рассказать тебе о бессмыслице, написанной настоятелем Феликсом, и тогда ты сможешь судить сам. Я буду краток, ибо, если Темпет застанет нас в столь поздний час, мы определенно познаем адовы муки.
22
На следующее утро Эдгар проснулся не таким несчастным, как накануне. Он спрыгнул с кровати, воодушевленный вчерашним открытием. Жан относился к посланию настоятеля насмешливо-скептически, но Эдгар верил всему, о чем там говорилось.
Наконец открылась тайна семьи Кантуэлл и смысл странной книги. Но важнее всего было то, что он обрел друга и больше не чувствовал себя одиноким в чужом враждебном городе. Жан оказался добрым, внимательным и вовсе не высокомерным. Эдгара презирали в семье все, особенно отец и брат. В колледже он постоянно чувствовал презрение наставников. И был сыт этим по горло. А французский юноша общался с ним как с равным.
Вчера они долго спорили, правдиво ли это послание или оно бред безумного монаха. Эдгар решил, что некоторые записи книги можно проверить, и был благодарен Жану, что тот согласился.
В часовне молодые люди переглянулись, и француз опять подмигнул. Эдгар был на седьмом небе. Потом они украдкой обменивались взглядами за молитвой, в аудитории и за завтраком. И вот наконец после полудня наступило заветное время отдыха. В их распоряжении было всего два часа, но, если повезет, этого времени должно хватить. Другая возможность появится только через неделю.
