Михаил Ахманов - Крысолов
С минуту я глядел на верещавший телефон, раздумывая, брать или не брать трубку. С одной стороны, мой плановый отпуск еще не кончился (в том смысле плановый, что я запланировал его сам), с другой — нельзя же сидеть отрезанным от мира? Если звонит страховая директриса (как там ее?.. “Гарантия и покой”?..), я скажу, что начал разработку операции под названием “Опопанакс” и что у ее конкурентов случится вскорости оофорит. А если меня домогается тот самый старец от Петра Петровича, с “Хопром” и “Гермес-Финансом”, я отошлю его в банк “Хоттингер и Ги”, намекнув, что там скупают любые векселя, причем за твердую валюту, бразильские юани и марокканские талеры.
Работать абсолютно не хотелось. Но мог звонить Мартьянов или другой серьезный клиент, могли потревожить бывшие сослуживцы, друзья по институту, дальние родичи, Жанна или остроносый; мог, наконец, прорезаться пропитый баритон (“Ты, козел? Слушай и не щелкай клювом!”), что было уже интересно. Словом, я не выдержал, поднял трубку, услышал непривычный писк и свист, а после — голос:
— Квартира Дмитрия Григорьевича Хорошева? С кем имею честь? — Голос был твердым, ясным, чуть грассирующим на звуке “р” и совершенно незнакомым. Но не из тех, каким сулятся дать в грызло и посадить на примус. Очень интеллигентный голос, приспособленный к чтению лекций и научным дискуссиям с оппонентами. — Дмитрий Григорьевич Хорошев у телефона. Слушаю вас, — произнес я с тем же дискуссионно-лекторским акцентом. Эти неуловимые интонации что-то вроде визитной карточки: стоит произнести три слова, как людям ученым — без разницы, физикам, гуманитариям или биологам — уже понятно: свой!
— Прошу простить за беспокойство… — (Свой, подумал я, свой! И чином не ниже профессора. Доценты, те погрубее, попроще…) — Я дозваниваюсь к вам вторую неделю, Дмитрий Григорьевич. Но, к сожалению… — К взаимному, — подхватил я, уловив, что обозначилась пауза. — Мне пришлось отправиться в зарубежную командировку. Кембридж… Симпозиум по компьютерному моделированию иерархических связей в стаях крупных хищников… Львы, гиены, волки… И человек, само собой. Опасное занятие! Послышался вежливый смешок.
— Рад, что вы уцелели, Дмитрий Григорьевич, и прошу простить покорно, что не называюсь. Уверен, моя фамилия вам ничего не скажет. Я… э-э… коллега и сослуживец вашего знакомого. Того, с которым произошло несчастье. Ррад… Дмитррий Грригорьевич… Пррошу прростить покоррно… Уверрен… Раскатистое долгое “эр”, но совсем не такое, как у мерзавца Петруши; впрочем, Петруша с сухогруза и слов-то таких не знал — прошу простить покорно… — Кажется, несчастье случилось на вашей даче? — деликатно поинтересовался голос.
— Увы!
Масса эмоций и ноль информации. Теперь послушаем коллегу и сослуживца. Я почти не сомневался, что знаю, кто он такой. Вот только имя-отчество не мог припомнить.
— Дмитрий Григорьевич… — Голос приобрел задушевные интонации. — Не хочу обидеть вас… либо, паки того, оскорбить напрасным подозрением… Но если вы что-то нашли… что-то странное, непонятное… может быть, пугающее… будьте осторожны, батенька мой!
Батенька мой… паки того… Это тянуло уже не на профессора — на академика! Со знанием классических языков, от древнеславянского до латыни! — Милостивый государь, — произнес я с вежливым придыханием, — не могли бы вы выразиться более определенно?
— Попытаюсь. Пропала некая вещица… точнее, три вещицы, каждая — в своем футляре особенного цвета… черный, красный, голубой… Футляры небольшие, в форме цилиндриков, с плотными крышками… Так вот, Дмитрий Григорьевич, не открывайте черный и красный футляры. Ни при каких обстоятельствах! Прошу поверить, я забочусь лишь о вашей безопасности. Я — врач, Дмитрий Григорьевич, я клятву давал… клятву Гиппократа… Вы понимаете, что это значит? “Давал ты клятву, старый пень, — промелькнуло в моей голове, — а потом такое напридумывал, что взглянуть страшно!” Но вслух я трагическим тоном пробормотал:
— Уже… Увы мне, уже! Уже!
— Что “уже”? — встревожился голос.
— Я не знал, что вы давали клятву Гиппократа… не знал и посмотрел на черный амулет… как раз перед отъездом на симпозиум… нашел его на даче… после несчастья с нашим общим знакомым… Что теперь, профессор? Что со мною будет?
Кажется, на профессора он внимания не обратил, только раскашлялся, будто вдруг запершило в горле. Справившись с приступом, поинтересовался:
— Вы были одни?
— Один, как перст.
— А красный футляр не открывали?
— Нет, — подтвердил я, не уточняя, что вовсе его не видел.
— Хорошо. Вы спрятали гипноглифы в надежном месте?
— Гипноглифы?
— Да. Амулеты, как вы их называете.
— В надежном. Я не знал, что с ними делать. Тут столько желающих объявилось… Я запутался. И уехал на симпозиум, от греха подальше. — Никому их не отдавайте! — Голос был близок к панике. — Никому, Дмитрий Григорьевич! Никому, кроме меня!
— Но кто вы, сударь?
— Я… Ну, не важно. Я вас навещу, я знаю ваш адрес. Приду через несколько дней. Ждите и не волнуйтесь. Только не открывайте черный и красный футляры! Он повесил трубку, в ней что-то снова пискнуло, и я витиевато выругался. Конспиратор хренов! Значит, черный и красный не открывать, а голубенький — можно! Так сказать, для наслаждений души и тела… Впрочем, что гневаться и сердиться? Косталевский (сомнений не было, что звонил именно он) добавил ценную информацию, которой тут же сыскалось место на моей воображаемой схеме. Теперь я знал, что гаммиками похищен красный амулет, что амулеты именуются гипноглифами и что они бывают разной силы или, верней, представляют для окружающих разную степень опасности. От одних хохочешь или прыгаешь в постель к любимой, а от других… Что? Что именно? Черный гипноглиф не оказал на меня воздействия… вроде бы не оказал… правда, я любовался им в одиночестве… А как положено? Вдвоем? Или втроем? Тогда как белый… Я вдруг подскочил, сообразив, что о гипноглифе белого цвета речь у нас не шла. Но разве он не представлял опасности? Странно… Если уж о чем предупреждать, так о неполадках с головой и вероятной амнезии… Или тут был коварный умысел? Откроет Дмитрий Григорьич, батенька мой, белый футляр, посмотрит, поглядит — и позабудет обо всем на свете… Забудет Сержа Арнатова, и Косталевского, и их катализаторы-гипноглифы, и собственное имя… Почему бы и нет? Очень изящное решение проблемы!
Что ж, прибережем эту мысль на будущее. Чутье крысолова подсказывало мне, что она еще пригодится, дозрев до кондиции в запасниках подсознания. Есть многие виды ловушек, засад и капканов, но самые надежные из них — те, что лишают доверия к собственному рассудку. К своей компетентности, знаниям, памяти… Я сталкивался с этим не раз и знаю, что потерявший веру в себя — конченый человек. А что такое, кстати, человек? На девяносто пять процентов — память плюс пять процентов самомнения.
Итак, мысль об амнезийной ловушке внедрилась в мою подкорку — вместе с еще одной идеей: о том, что Косталевский не доверяет никому. Даже команде остроносого, хоть тот являлся, несомненно, его куратором по линии секретных ведомств. Однако: “Никому не отдавайте!.. Никому, кроме меня!..” Крик души, можно сказать. Даже вопль.
Поразмышляв над причинами возможного конфликта и не придумав ничего, я бросил это занятие, снял трубку и позвонил в “Голд Вакейшн”, дабы высказать благодарность за приятный и пользителъный отдых. В начале нашей короткой беседы в трубке опять что-то пискнуло — чуть слышно, но весьма многозначительно. Томимый дурными предчувствиями, тревожась, что разговор с Косталевским записан, я перебрался в квартиру Дарьи и сделал пару звонков — в справочную Аэрофлота и компанию “Бритиш Эвэйс”, интересуясь ценой билетов до Нью-Йорка. У Дарьи тоже пищало. Может, перекликались вольные ветры эфира, а может, наши жилища были нашпигованы “жучками” — ведь аккуратно вскрыть замок и учинить негласный обыск не составляет проблем.
Подумав об этом, я похолодел, помчался к себе, оскалил зубы в ответ на мрачную ухмылку Сатаны и торопливо влез в компьютер. Его не включали. Определенно не включали. Никаких следов хищения: все файлы, каким полагалось бы в этом случае изобразить сквозняк, целехоньки и на своих местах. Все цело, базы и программы, все тайны и секреты, чужие и мои, и никаких попыток вскрыть и поживиться информацией. На этот счет сомнений не было. Я редко пользуюсь паролями, схемная защита надежнее, и, чтобы забраться в мою машину, нужно знать, как включить и где включить. А если не знаешь, то фарт проедет по ушам, как выражаются в краях обетованных, за Воркутой и Колымой. Немного успокоившись, я сделал вид, что ничего особенного не случилось, и начал дозваниваться Мартьянову. В своих магазинах он отсутствовал, но обнаружился на Васильевском, в агентстве “Скиф”, слегка запыхавшийся, но бодрый.
