21 день - Анн-Кристин Гелдер
Когда ко мне приходит еще одно осознание, последний остаток тепла улетучивается из моей души. Я ведь заснула на диване. Или на полу? До последнего таращилась на пульт, пытаясь хоть как-то восстановить ясность зрения. А проснулась уже в постели. Значит, кто-то отнес меня в спальню, пока я была без сознания. Кто-то снял с меня шорты и топ и вместо них обрядил меня в мою выпускную рубашку.
И кто знает, что еще этот кто-то со мной сделал…
С грохотом ставлю чашку на раковину, вылетаю из кухни и бегу вверх по лестнице в ванную, перемахивая по две ступеньки разом. Дрожащими пальцами срываю одежду, делаю глубокий вдох и смотрю на себя в зеркало в полный рост. Но не вижу ничего необычного, кроме синяка на колене и синеватого пятна на виске. Кусаю губу, прежде чем немного наклониться вперед и рискнуть заглянуть себе между бедер.
Ничего. Ни покраснения, ни синяков, ни иных следов. Если бы он меня изнасиловал, я бы сейчас чувствовала боль… наверное.
Эта мысль настолько ужасна, что я почти теряю сознание. Делаю несколько шагов по комнате и опускаюсь на пол рядом с унитазом. Мне удается откинуть крышку как раз вовремя, прежде чем горькая желчь поднимется вверх по моему пищеводу.
Не знаю, как долго я голышом простояла на коленях на прохладной плитке; рыдая и выворачиваясь наизнанку. Когда мой желудок успокаивается, буквально падаю навзничь в изнеможении. Только сейчас я замечаю, что вся трясусь. Я достигла своего абсолютного дна — мысль о том, что кто-то мог сделать со мной черт знает что, пока я была без сознания, невыносима. Ощущаю себя грязной и бессильной. Слезы снова наворачиваются на глаза. Как я могу чувствовать себя в безопасности в этом доме хоть на секунду дольше? Как жить дальше тут, зная, что сюда беспрепятственно входил кто-то посторонний? Кто раздевал меня, видел меня без одежды, может, даже изнасиловал… В мозгу мелькает мысль, что надо сходить к врачу на обследование, как только найдутся силы, но она ускользает так же быстро, как и пришла.
Спустя вечность мне удается встать. Оставляю рубашку на полу, не могу заставить себя прикоснуться к ней. Почистив зубы зубной щеткой из «аварийного запаса» и приняв душ, надеваю свежую одежду в спальне и вскоре после этого иду на кухню с мокрыми волосами.
Нет, тут уж ясно как божий день — одной мне это все не вывезти. Мне нужна хоть какая-то поддержка извне. Какие-то близкие люди. Друзья.
Именно это я и сообщаю Джози, когда она отвечает на звонок. Я рассказываю ей о событиях последних дней, и на несколько секунд в трубке тихо.
— Страшные дела, — говорит она, и, несмотря на все усилия по скрытию сомнений, по ее голосу слышно — она не очень-то мне верит. — Слушай, ну, я не знаю, что и сказа…
— Опять думаешь, что я просто истерику закатываю? — спрашиваю я и сама кривлюсь от того, насколько истерично звучу.
— Ты уверена во всем на все сто, так?
— Да, и…
— Лу, — перебивает она меня, — ты показала мне эти электронные письма, рассказала, что за история, по-твоему, за всем этим стоит. Я могу понять, что тебе это не все равно. Но ни в одной ситуации, которую ты описала мне как опасную, не было никаких признаков постороннего воздействия. И прежде всего — никаких свидетелей, хотя и были замешаны другие люди. Фигура в саду, которую ты видела… я не заметила ее. Случай в сауне парень из спортзала тоже все разложил по полкам. А теперь вот… ну, заставку на рабочем столе поменяли, ну, банк что-то напутал, а уж подозревать отравление только из-за того, что ты на диване заснула и схлопотала лунатический приступ…
— Да я… я…
Мне хочется как-то оправдаться, но Джози не дает мне и словечко ввернуть:
— Да ты поставь себя на мое место! Я вообще ни черта не понимаю, что с тобой в последнее время творится! Ты хоть подумала, как долго этот дурацкий осколок зеркала у тебя в машине пролежал? Может, он вообще выпал из мешка с мусором, который ты три недели назад вывозила после расчистки садового сарая. Да, согласна, кто-то развлекается по-черному и шлет тебе эти дурацкие письма, но… но все остальное — это реально будто твоя больная фантазия разыгралась. Ты просто никак себе не можешь простить то, что в школе вытворяла, признайся, это тебя волнует куда больше, чем ты показываешь. Так что мой тебе совет — запишись поскорее к психологу и похорони уже все эти заморочки из прошлого.
Я молча обдумываю ее слова. У меня щиплет глаза, но я стараюсь не обращать на это внимания. Что, если Джози права? Что, если это действительно моя нечистая совесть заставляет меня проходить через такой кошмар? Что, если электронные письма являются этаким психологическим триггером, но в остальном безвредны?
Но нечистая совесть едва ли способна очистить мой банковский счет, и я не могла быть настолько пьяна, чтобы учинить это и забыть потом. Кто-то точно роется в моем прошлом, и это неспроста, и Джози мне, очевидно, в этом деле не помощница.
— Ладно, — слабым голосом отвечаю я, выдержав долгую паузу. — Я подумаю.
— Пожалуйста, не сердись, Лу, — пытается успокоить меня Джози. — Я просто хочу, чтобы ты оставалась на связи с реальностью.
— С реальностью? — сердито повторяю я, чувствуя, как меня переполняет злость. — Я звоню тебе, наполовину сдуревшая от ужаса, и говорю, что пробыла в отключке до хрена времени, и неизвестно, что со мной сделали — пронесли по дому, переодели, кто знает, может, и трахнули до кучи, — и ты на полном серьезе советуешь мне оставаться на связи с реальностью?
— Лу, — снова начинает Джози, но на этот раз я не даю ей договорить:
— И это тебя я считала лучшей подругой! Могла бы и поверить мне без этих тупых придирок! Приехать ко мне на худой конец! А ты? Выставила меня дурой при полиции! Что за удары в спину, мать твою?
— Да просто ты совсем с ума сошла! — не менее агрессивно отвечает Джози. — Твои истории все более странные, но хоть бы раз было совершенно понятно, что ты это все не выдумала! Я так больше не могу, и я ведь, черт возьми, реально за тебя волнуюсь! А мне сейчас нужен отдых, потому что… — Тут она резко осекается.
— Почему? — уточняю я.
— Потому что я беременна, — говорит она после паузы. — Вообще-то я хотела сказать
