В тени скалы - Ирина Владимировна Дегтярева
– Что ты мне плачешься? – вдруг разозлился Тарек, ткнув сигарету в пепельницу ожесточенно. – Послужил бы ты у нас. Маневрировать приходилось так, что чудом избегал оказаться в той же камере, где мы с тобой тогда мило беседовали.
Руби покачал головой, явно не соглашаясь, считая ситуации неравнозначными, но спорить не стал.
Он вывел Тарека через другую дверь, минуя все посты и очередь из страждущих палестинцев. Здесь на КПП «Эрез» при желании можно было не только спрятаться, но и, наверное, жить какое-то время, если этого требовали бы интересы израильских спецслужб.
Руби вышел с Тареком вместе, но до выхода, до палестинского кордона Ясема провожал офицер ЦАХАЛ, который и привел к Руби. Прощаясь, Руби пожал руку Тареку, и тот наконец разглядел изображенную на печатке менору [Менора (букв. светильник) – семисвечник – символ иудаизма и еврейских религиозных атрибутов. В том числе изображена на гербе Израиля и Моссада], а по кругу буквы иврита. Догадался, что это девиз Моссада: «При недостатке попечения падает народ, а при многих советниках благоденствует». Подумал, что этих «советников» развелось везде слишком уж много, в том числе внедренных в правительства большинства крупных мировых держав. От такого попечения, конечно, выигрывает «народ». Вопрос – чей народ?
6 июня 2014 года
Тарек готовился к свадьбе – брился, прихорашивался, относясь к предстоящему обряду серьезно в силу своего возраста, и в то же время цинизм не позволял целиком и полностью отдаться предпраздничной суете…
Он не жалел потраченных на садак [Садак (искренний дар) – подарок жениха, приносимый в дом невесты во время хитбы] денег, тем более покупал украшения для невесты не на свои. И все же, выбирая их, невольно подумал, что сапфиры подойдут Хануф больше, чем рубины, а платина придется к смуглой коже лучше, чем золото.
Ясема смущало существование, пусть и в прошлом, мужа у Хануф. Прежний брак был по соглашению родителей того и другой, но это не исключало существования страсти между мужем и женой, а внезапная гибель супруга могла эту страсть раздуть в сжирающий душу и сердце Хануф пожар. И тогда Тарек получит в приданое проблемы – тоскующую жену, ненавидящую его только потому, что он не Джандаль (так звали ее мужа). Ясем для себя твердо решил быть отстраненным и меньше обращать внимания на женские слезы, к которым уже начал морально готовиться.
– Отвык, – сказал он, с сочувствием глядя на свое отражение в зеркале. Вытянул ворот белоснежной рубашки из-под ворота пиджака. Вспомнил, как на прощание поторопил Руби с решением их совместных задач, а тот засмеялся и, похлопав Тарека по плечу, сказал:
– Жаль не смогу приехать на твою свадьбу, поесть сметанного супа и плова и станцевать дабку [Дабка (букв. топанье ног) – танец, характерный для многих арабских стран и стран Средиземноморья] вместе с твоим будущими родственничками. Это и для меня, и для тебя небезопасно.
– То, как ты танцуешь дабку?
– Мое появление на свадьбе. У тебя ведь завтра это мероприятие?
Тарек кивнул в ответ, понимая, что ему-то ни танцев, ни свадебных яств, ни огромного многоярусного торта не миновать.
Теперь, глядя на себя в качестве молодожена, он вздохнул, надевая новую белую гутру, и со смущением подумал, что о его перипетиях сказал бы Кабир Салим. А он ведь язвительный парень…
Еще накануне вечером, когда Тарек уже вернулся с КПП и Хапи, завезя его в отель, уехал домой, Хапи вдруг позвонил в номер и сообщил, что принял решение перенести празднования в банкетный зал отеля, где живет Ясем и куда он планировал привезти молодую жену. Тарек выразил сомнения, удастся ли за несколько часов договориться с администрацией гостиницы об аренде зала. «Да у меня все схвачено. Ты забываешь, кто я. В этом городе для моей дочери и зятя все сделают, стоит мне лишь заикнуться на сей счет».
И сейчас Тарек должен был, как решил Джанах, заехать за невестой на арендованной, украшенной цветами машине, привезти Хануф в отель и ожидать наплыва гостей. А их на арабские свадьбы всегда набивается такое количество, словно арабское войско во время битвы при Кадисии. Не хватало для колорита только лучников, каравана боевых верблюдов и слонов с построенными на их могучих спинах башнями для стрелков и погонщика.
Утешало то, что все нарядные бойцы этого свадебного войска несут конверты с деньгами. Про битву с персами Тарек читал еще в детстве. При его нищенской жизни он впервые увидел книги в школе. Учебник истории с цветными иллюстрациями зачитал до дыр. Запечатлелась в памяти воображаемая картинка – палаточный лагерь арабов на краю пустыни под Кадисией, тридцатитысячное войско, вонь от верблюдов и лошадей, от человеческих испражнений, гомон, масштабный салят, предваряющий страшную битву с персами, шах которых сосредоточил в Кадисии всю свою сорокатысячную армию… Позже Ясем много раз перечитывал уже взрослые учебники в училище и в академии, но такого впечатления они на него уже не производили.
Одной машиной Тареку не дали ограничиться. Собрался свадебный кортеж из десяти как минимум. Ахмед наприглашал родственников, шумных молодых парней. У некоторых виднелись пистолетные кобуры под пиджаками. Все норовили давить на автомобильный гудок дольше остальных. В итоге, наверное, было слышно в Ашкелоне их звонкую процессию.
Мысль об Ашкелоне, пришедшая на ум, испортила Тареку и без того не слишком фееричное настроение.
Ашкелон, называвшийся когда-то Эль-Маджаль, стал сосредоточением устремлений Ясема. Он не сказал Руби о Тахире Мааруфе, окопавшемся в Ашкелоне, решил приберечь это дельце на потом. Первоочередной задачей было захватить цахаловца, информированного о связях ИГИЛ с Израилем.
Кроме того, Тарека сейчас волновало, каким образом переправить в Центр сложенный вчетверо листок, исписанный аккуратным почерком Мусы Руби на иврите и на арабском, лежащий в кармане пиджака Тарека. Он не решился его оставить даже в сейфе гостиничного номера. Расписка Руби о его готовности работать на российскую разведку.
Тарек все больше склонялся к мысли, что он не доверит ее никому. И только вернувшись в Ирак, лично передаст Гольфисту…
Наконец добрались до дома Джанаха. Во дворе толпились родственники, которые радостными криками приветствовали жениха. Их машины запрудили улицу.
Ясем, улыбаясь от смущения и то и дело приглаживая усы, мучился от желания закурить. Он понимал, что сейчас это неуместно, и продвигался к двери сквозь толпу. Мухтади, старший брат Хапи,
