Виктор Пронин - Ошибка в объекте
Захмелевший Николай уже смелее посмотрел на подобревшего старика, на все еще встревоженную тещу. Его улыбка перестала быть нервной, расплылась, стала естественней и печальнее. Расслабившись, он потянулся было к бутылке, но старик спокойно отставил ее в сторону.
– Погоди, – сказал он. – Сначала скажи – с чем приехал?
– Да вот, думал, Любашу застану у вас...
– Не, она в Москве. На заводе работает.
– На каком?
– Бог ее знает... Там много заводов.
– А живет где?
– В общежитии. Ничего живет. Комнатка на троих, но хорошая комната, светлая.
– Пишет? – спросил Николай почти беззаботно.
– А как же... Все как есть пишет, про знакомых спрашивает...
– Но на конверте же адрес есть? – спросил Николай с такой небрежностью в голосе, с таким вымученным спокойствием, что старик сразу догадался: вот он, главный вопрос.
– Нет, – сказал он. – На главпочту пишем. Говорит, в общежитие поздно письма приносят, да и пропадают иногда – ребята озоруют.
– А пацан с ней живет? В общежитии?
– Нет, здесь пацан. В деревне. У нашей родни... Там детей полная хата, вот и он там... Со стариками чего ему делать... Посмотреть хочешь?
– Можно... Отчего ж не посмотреть на своего-то...
– Сейчас Катерина приведет, – тесть выразительно посмотрел на жену, и она тут же, встав из-за стола, начала одеваться, опасливо поглядывая на Николая. И, уже выходя из темноты сеней, опять бросила на него подозрительный взгляд.
– Ты вот что, хлопец, скажи – с чем приехал? О Любаше узнать? – спросил старик напрямую, когда они остались одни.
– Ну! – кивнул Николай, чувствуя, что и в нем поднимается недовольство.
– Оставь Любашу. Не сложилось у вас. Не будем толковать, кто виноват. Ушла она от тебя. Ушла. Что же ты хочешь, силком ее затащить к себе? Не выйдет. Другая тебе жена нужна. Такая, чтоб в руках тебя, шалопута, держала, чтоб ты и пикнуть не смел. Вот. А Любаша командовать не любит. Но и не потерпит, чтоб ею помыкали. Ты не сможешь жить с нею, и не от тебя это зависит, таким тебя слепили... Может, думаешь, ушла она, чтоб попугать, а потом снова вернуться? Нет. Она и нам адрес свой не оставила – знала, что ты приедешь. Видишь, в этом деле и нам не доверяет. Вдруг, думает, мы со старухой разжалобимся да и выдадим ее. Оставь девку. Ну, найдешь ты ее, вернуться уговоришь, снова под одной крышей заживете... А ведь не простишь ты ей этого побега, чуть что – попрекать будешь. А она попреков терпеть не станет.
– Попытка не пытка! – Николай беззаботно махнул рукой.
– Смотри, – холодно сказал старик. – Только вот что я тебе еще скажу... Сюда больше ездить не надо. Породниться нам не удалось, разные мы люди. Не надо ездить, – повторил старик, твердо глядя Николаю в глаза.
– Это что же, и пацана мне уже видеть нельзя?
– Не знаю. Как решит суд. Я бы не позволил.
– Так, – озадаченно протянул Николай, – значит, и до суда дело дошло...
В сенях послышалась возня, дверь открылась, и вошла теща, подталкивая перед собой мальчишку в длинном пальто и теплом платке, повязанном по-женски. Недоуменно озираясь, он посмотрел на Николая и потупился.
– Ну, здоров, Коляш! – Николай присел перед сыном, наклонился, чтобы старики не видели его лица – не владел в эти минуты Николай своим лицом. – К мамке поедем?
Мальчик, не поднимая головы, кивнул.
– А как же дед с бабою? Отпустят? Нет, наверно, не отпустят, – спохватился Николай. – Тогда мы лучше с мамкой к тебе приедем, ладно?
– А что ты мне привез? – мальчишка в упор посмотрел на отца.
– Тут я, брат, оплошал, – откровенно сказал Николай. – Оплошал, прости великодушно! Подарок за мной. Говори прямо, что привезти?
Сын взглянул Николаю в глаза и отвернулся. Что, мол, говорить, все равно не привезешь.
– Да, Коляш, – протянул Николай, – не верят нам с тобой, не верят. – Он подсел к столу, налил себе дымчатого самогона, прикинул оставшееся и выпил, уже не ощущая его крепости. – Так, значит, больше к вам не ездить? – с вызовом спросил Николай. – Ну что ж, придется стороной объезжать, а, Коляш? – Николай с пьяной неуклюжестью повернулся к сыну и увидел, что того уже нет – теща тихонько вывела его во двор и быстро-быстро повела прочь, опасаясь, видно, как бы зять не вздумал увезти его.
– Так, – протянул Николай, опять берясь за бутылку. – Пахана напоили, а пацана спрятали! – Он захохотал, но тут же смолк и уставился на занавеску, которая отгораживала другую комнату. – Кто там? – спросил он.
– Никого, – старик с удивлением посмотрел на Николая.
– Точно никого?! – Николай поднялся, его бросило в сторону, но он удержался на ногах, тяжело прошел к занавеске и с силой отдернул ее. В комнатке действительно никого не было. – Ладно, – проговорил Николай, возвращаясь на место. – Пусть так, пусть никого... Я, правда, не заглядывал под кровать, а наверно, стоило бы, а? – Он посмотрел тестю в глаза, будто хотел уличить того во лжи. – Ладно, сделаем вид, что поверили... Так, говоришь, не ездить больше? Другими словами, убирайся, Коля, ко всем чертям... Я правильно понял?
– Правильно, – кивнул старик. – Все как есть правильно, – лицо его оставалось неподвижным. Видно было, как нелегко давались ему эти слова, не привык он так разговаривать с людьми.
– Ну что ж, батя... – на губах Николая блуждала благодушная пьяная улыбка. – Другой бы плакал, что теряет такого вот родственника, такого прекрасного самогонщика, а я нет, я человек простой... Мне сказано, я – сделано... Верно? Ну ладно, не будем... Расстанемся или сделаем вид... В общем, как самые близкие родственники... Ты не против? Ну, тогда, будь добр, угости напоследок моченым яблочком, я знаю, у тебя всегда есть моченые яблочки... тут в бутылочке кой-чего осталось, выпьем на посошок, а?
– Ну что ж, – вздохнул старик, – коли так... Пусть по-твоему... – Он поднялся, на ходу снял с гвоздя шапку и, пригнувшись, вышел. В окно видно было, как старик под мелким осенним дождем побежал к сараю.
– Вот такушки, – удовлетворенно проговорил Николай.
Быстро пройдя во вторую комнату, он открыл платяной шкаф, просунул руку вглубь и, нащупав в темноте вытертое стариковское пальто, скользнул пальцами во внутренний карман – еще по прошлому приезду Николай знал, что там старик хранит деньги. И сейчас они оказались на месте – плотный сверток размером с пачку сигарет. Николай сунул его в карман, закрыл шкаф, осмотрелся – не осталось ли следов, вышел из комнаты, попридержал занавеску, чтобы не колыхалась, и только тогда позволил себе взглянуть в окно – старик закрывал дверцу сарая. В руке он держал небольшую мисочку с мочеными яблоками – они светились теплым летним светом. Николай сел за стол, подпер щеки кулаками и застыл. Дескать, сидел он вот так все это время и, не приди старик с яблоками, сидел бы до вечера. Тесть уже поставил яблоки на стол, сам сел напротив, а он все смотрел в стол, как бы не замечая ничего вокруг. И лишь когда старик взял бутылку, вроде очнулся.
– О! – оживился Николай. – Ну, давай, батя, на прощание... Не поминай лихом, нехорошо родственников поминать лихом, даже таких, как я... Давай! – и Николай выпил.
А тесть вдруг прослезился, начал вытирать ладонью глаза. Полез за платком, отряхнул его от табачных крошек, снова сунул в карман...
– Ты уж, Коля, того... Жизнь, она ведь, сам понимаешь... Не всегда как хочется...
– Ладно, батя, замнем для ясности. Эх, прости-прощай, село родное... В края дальние пойдет молодец...
– Послушай, у тебя как... В общем, ты извини, конечно, может, я не то говорю, но у тебя как с деньгами-то? А то ведь мне, старику, немного надо, могу подсобить? А?
– Да не мешало бы, – ответил Николай, но тут же, увидев, что старик направляется к маленькой комнатке, спохватился. – Не надо! – решительно сказал он. – Спасибо на добром слове, но не надо. Хватит и того, что пацан мой у вас живет... Не надо! – Николай остановил опять рванувшегося в комнату старика. – Есть деньги. С меня хватит. И провожать не надо. Сам доберусь. Дорогу знаю. В километре трасса – подвезут. Счастливо, батя!
Николай тоже растрогался, на глаза навернулись слезы, он искренне обнял старика, почувствовав и слабые его плечи, и тщедушность. И подумалось – а ведь недолго протянет, последний раз старика вижу...
– Екатерине Степановне поклон, скажи, что, мол, торопился, да и пацану объясни что-нибудь...
Во дворе Николай обернулся на прильнувшего к окну тестя, махнул рукой, растроганно махнул, будто от сердца отрывал.
Шагая по селу, Николай чувствовал растущее беспокойство, что-то мешало ему радоваться удаче. И даже хмель, который, казалось бы, должен придать уверенности, не действовал. Николай попытался понять, что с ним, откуда это беспокойство. И наконец догадался – оно исходило из тугого пакета в газетной обертке и мешало относиться к себе с восхищением, несмотря на то, что он так ловко облапошил занудливого старика. Надо было выкинуть нечто такое, что вернуло бы ему обычное отношение к самому себе... Николай оглянулся и увидел синее пятно почтовой вывески – он как раз проходил мимо почты. Отправить матери телеграмму? А что ей сказать? Что он жив-здоров? Глупо. Может, Сухову отбить пару теплых слов? Еще глупее. И тут Николай вспомнил о той трешке, которую дал ему на дорогу милиционер со станции. «Долги надо платить», – несколько раз повторил он где-то слышанные слова.
