Барбара Майклз - Ведьма
Этой ночью – на середине четвертой главы «Бальных туфелек» – снова явилась тень. И оставалась целых двадцать секунд (Эллен считала в уме), пока неминуемое дрожание век не положило конец ее присутствию.
После этого Эллен не могла заснуть дольше обычного. Главным образом, мешали тревожные мысли по поводу Тима, но черный силуэт на стене тоже начинал действовать ей на нервы. «Почему ничего не происходит? – раздраженно думала она, уминая кулаками горячую подушку. – Эта тень... она даже не двигается – просто висит там, и все».
И только окончательно погружаясь в сон, Эллен поняла подлинный смысл глагола.
* * *Жара все усиливалась. Привыкшая к кондиционерам, Эллен обнаружила, что вынуждена изменить режим дня, чтобы приспособиться к жизни в условиях «дикой природы». К полудню у нее хватало сил только на то, чтобы принять холодный душ и тихонько дремать в затененной спальне.
Она все еще подумывала посетить окулиста, но одной мысли о раскаленных улицах Вашингтона оказывалось достаточно, чтобы отбить к этому всяческую охоту. Поэтому Эллен сидела дома и вышивала, работала по утрам в саду, а по вечерам читала – до боли в глазах; Теней она больше не видела, но сны ее были тревожными. Однажды в полнолуние ее разбудило негромкое звериное ворчание, и несколько мгновений она лежала, трясясь от необъяснимого страха, прежде чем поняла, что странные звуки идут от Иштар.
Кошка замерла темным силуэтом на фоне серебристого прямоугольника окна и не пошевелилась, даже когда Эллен подошла посмотреть, что происходит. Положив руку на ее выгнутую спину, Эллен ощутила, что шерсть у нее встала дыбом, но Иштар не казалась напуганной – лишь настороженной и заинтересованной. Внизу, во дворе, спрыгнув с ограды, в лес метнулась маленькая белая фигурка.
Иштар зевнула.
– Значит, ты ее тоже видела, – ласково сказала Эллен. – Это немного ободряет. Бедняжка, надеюсь, у нее есть хозяева.
После недели, проведенной в одиночестве, Эллен немного наскучила собственная компания, но все же не настолько, чтобы искать общения в городе. Норман был в отъезде, о чем, сняв трубку, ее сухо уведомила Марта. Наверное, уехал искать врача для Тима. Интересно, куда: в Вашингтон или Шарлоттсвилль? «На его месте, – подумала Эллен, – я бы не решилась оставить Тима одного». Какой, должно быть, ужас – ежеминутно ожидать очередного гневного звонка с очередным скверным известием, постоянно быть готовым к самому страшному – и обнаруживать, что сбываются худшие опасения.
Когда раздался звонок в дверь, Эллен была в кухне. Оставив стряпню, она торопливо вышла в прихожую – на крыльце, вглядываясь сквозь сетчатую дверь, стояла Пруденс Мюллер. Пытаясь скрыть удивление, Эллен пригласила ее в дом.
– Я думала, вы все на работе.
– У меня сейчас перерыв на ленч, – пробормотала Пруденс.
– Ах да, ты же работаешь в аптеке. Надеюсь, ты не шла пешком всю дорогу из города по такой жаре?
Пруденс пролепетала что-то насчет велосипеда. Лицо ее было пунцовым от жары и спешки. Упорно избегая взгляда Эллен, она принялась теребить поясок юбки. Ей было явно не по себе, и Эллен почувствовала ответное смущение, смешанное с жалостью: девочка выглядела такой откровенно некрасивой. Глядя на нее, Эллен ощутила прямо-таки материнский зуд: будь Пруденс ее дочерью, она бы первым делом сводила ее к дерматологу, посадила на диету и заставила сменить гардероб. Пенни никогда не выглядела так скверно, даже в период подростковой нескладности и прыщей. Но тут, похоже, случай безнадежный: характер у Пруденс был столь же безвольно-мягким, как тусклые пряди ее волос.
– Могу я что-нибудь сделать для тебя? – ласково спросила Эллен.
– Дайте мне зелье.
Робко примостившаяся до этого на краешке стула, Пруденс вдруг подалась вперед, и на какую-то секунду Эллен показалось, что она сейчас бросится к ее ногам. Неверно истолковав молчание, девочка горячо продолжила:
– У меня с собой почти десять долларов – девять и семьдесят пять центов. Если этого мало...
– Погоди. Остановись.
Эллен поднялась. Если бы она этого не сделала, то заорала бы дурным голосом или хватила бы об пол стеклянную вазочку с буфета.
– Давай начистоту. Я поверить не могу... Какое зелье тебе нужно? Я ведь не врач.
– Приворотное. Какое вы дали Джойс, чтобы Стив помирился с ней. Завтра вечером танцы. У меня с собой...
– О Господи, – только и смогла выговорить Эллен. Проработав столько лет с подростками, она думала, что уже ничему не способна удивляться, но, как выяснилось, ошибалась. Сейчас она не знала, как себя вести. Молча воззвав к небесам о помощи, она опустилась у стула на колени и ласково сжала ладони девочки.
– Это Джойс сказала тебе, что я дала ей... приворотное зелье?
– Нет, разве она сознается! Она ни за что не согласится помочь мне хоть чем-нибудь и только посмеялась надо мной. Надо мной все смеются, все время. Но я знаю, – Пруденс скосила глаза, и взгляд от этого получился отталкивающе-хитрым, – я знаю про вас.
– Послушай, девочка моя, ты даже сама не сознаешь, как ошибаешься. Ты ведь ходишь в церковь, правда? Значит, должна знать...
– Самуил ходил к колдунье.
– То был Саул, – резко поправила Эллен. – И ты знаешь, чем это кончилось.
– Меня не волнует, что с ним произошло – я готова на все. – Она повысила голос. – Если вам мало десяти долларов...
– Я не давала Джойс никакого приворотного зелья, – перебила Эллен. – Всем ведь было ясно, что они со Стивом влюблены друг в друга. Я просто предположила, что они скоро помирятся, и это оказалось удачное предположение. Вот и все.
– Вы ее любите, а меня нет, – упрямо сказала Пруденс. – Поэтому и не хотите мне помочь.
– Пруденс, милая, я хочу помочь тебе, очень хочу. И скажу, чем: есть одно хорошее косметическое средство, им всегда пользуется моя дочь, чтобы кожа была чище. В следующий раз, когда поеду в Вашингтон, я привезу тебе такое.
– Танцы завтра вечером. – Пруденс отказывалась слушать. – Мне нужно приворотное зелье – больше ничего не подействует вовремя. Я должна пойти с...
Она осеклась и еще сильнее залилась краской. Эллен испытывала к ней такую жалость, что чуть было не поддалась искушению исполнить эту фантастическую просьбу. Безвредная микстура из сахара или пищевой соды... Важен ведь психологический эффект: Пруденс получит необходимую уверенность в себе и...
Но внутренний голос вовремя предостерег. Уловка не сработает, потому что этой девочке нужна не только уверенность в себе. Над ней должен без отдыха трудиться целый полк специалистов. А для сомнительной репутации Эллен такой поступок...
– Колдовство – это всего лишь выдумки, – твердо сказала она. – Я не могла бы дать тебе приворотное зелье, даже если бы хотела.
– Дома в копилке, у меня лежит еще десять долларов. За двадцать вы сделаете это?
– Ни за двадцать, ни за пятьдесят, ни за сто. Я не могу, Пруденс, – почему ты не хочешь понять? Лучше выбери как-нибудь вечерок, и я покажу тебе, как Пенни обычно причесывает волосы и...
Пруденс отшвырнула ее руки и вскочила – так внезапно, что Эллен чуть не упала.
– Ведьма! Грязная, подлая, старая ведьма! Ты еще пожалеешь, я тебе отомщу! Я скажу всем, что ты хотела навести порчу на меня! Я отомщу, отомщу, ты узнаешь...
– Вон! – приказала Эллен ледяным тоном. – Вон отсюда. И не возвращайся, пока не будешь готова извиниться.
С громкими рыданиями Пруденс выбежала наружу. Эллен услышала, как хлопнула дверь.
Второй посетитель объявился ближе к вечеру. Эллен как раз заперла нижние окна и двери и теперь сидела на кухне, рассеянно пережевывая бутерброд с сыром: она была слишком расстроена, чтобы пообедать как следует. Когда зазвонил звонок, она не заторопилась в прихожую, а лишь глянула в щелку между ставнями кухонного окна. «Если так пойдет дальше, – мрачно подумала она при этом, – я действительно сделаюсь ведьмой». Отсюда ей не был виден вход, но на дороге стоял знакомый грузовик.
Со всей присущей ему педантичной вежливостью Эд, позвонив, вновь вышел на крыльцо и ждал на ступеньках крыльца. Он решительно отклонил предложение войти в дом.
– Давайте сядем здесь, если можно, – сказал он, одобрительно оглядывая веранду: легкую металлическую мебель и яркие диванные подушки из непромокаемой ткани. – Тут очень мило.
– А вам не хочется посмотреть, как я все обустроила внутри?
– Нет, – невозмутимо ответил Эд. – Меня не интересуют интерьеры. А вам бы не следовало приглашать в дом малознакомых мужчин, миссис Марч. Здесь весьма строгие нравы.
– Я уже поняла. – Эллен не сумела удержаться от улыбки: «строгие» – было слишком мягким определением для нравов города, который способен заподозрить хоть что-либо «неприличное» между нею и Эдом. – Хотите что-нибудь выпить?
– Благодарю вас, я пью только воду и в данный момент не испытываю жажды. Но если вы сами хотите, то, пожалуйста, не стесняйтесь. Не в моих правилах осуждать чужие привычки.
